– Невероятно! – воскликнула она. – Неужели эта простая схема работает так безотказно?!

– Все именно так, Мелли. Это не только невероятно, это страшно! Миллионы людей во всем мире – и не только немцев – были уверены, что Гитлер является новым мессией и что его идеи – это именно то, что необходимо человечеству для благоденствия. Гитлер является классическим примером того, как один человек может манипулировать сознанием миллионов людей. С тех пор многим маленьким фюрерам, создателям многочисленных сект и культов, не дает покоя его пример. И они пытаются – с большим или меньшим успехом – повторить его путь. К счастью, наш век стал более меркантильным, поэтому новые проповедники чаще всего добиваются счастья и благоденствия не для всего человечества, а лично для себя. Для себя и для горстки приближенных. На этом, как правило, им приходит конец, но если брат Гэбриэл поставит себе более грандиозную задачу… Он может далеко зайти.

– Неужели все так серьезно, Харт! – вздрогнув, сказала она. – Неужели люди не видят, что собой представляет этот Гэбриэл? Ведь сколько раз эти проповедники обманывали верующих!

– Увы, – вздохнул Харт. – Люди всегда были склонны предпочитать сладкую ложь горькой правде. Кроме того, брат Гэбриэл, строго говоря, совсем не проповедник и даже не служитель культа. Он – верховное божество религии, которую сам же создал, иначе откуда бы ему знать ответы на все вопросы? Ему одному ведома тайна бытия, и каждый, кто последует за ним, автоматически приобщается к сокровенному знанию. Это куда проще, чем изучать Священное Писание и бороться со своими страстями – сребролюбием, гордыней, похотью. Не удивлюсь, если брат Гэбриэл объявил секс добродетелью – недаром же он назвал свою секту Церковью Благовещения. Кстати – вот тебе и еще одно доказательство того, что он считает себя божеством – ведь именно архангел Гавриил принес деве Марии известие о том, что она станет матерью божественного младенца. – Харт хмыкнул. – Как видишь, даже брат Гэбриэл вынужден был кое-что позаимствовать у христианства, но, как только бог стал ему не нужен, он начал обходиться без него. Кстати, Мелли, ты веришь в бога? – неожиданно спросил он.

Этот вопрос застал ее врасплох.

– Да, – коротко ответила она. – А ты?

– Я верю в науку.

– А когда ты решил стать астронавтом?

– Сколько себя помню, всегда любил смотреть на звездное небо, – задумчиво сказал Харт. – Часто после наступления темноты я потихоньку удирал из дома, садился на свой велосипед и ехал за город, где мне не мешали городские огни, а небо было черным-черно. Я часами всматривался в небо, мечтая увидеть падающий метеорит, или спутник, или хотя бы метеорологический зонд. Первые астронавты – и наши, и русские – были моими любимыми героями, и, конечно, мне тоже хотелось отправиться в космос. Но в глубине души я знал, что из этого ничего не выйдет.

– Почему?

– Потому что до тех пор, пока я не закончил школу, я был вынужден жить в резервации.

– Ну и что?

– А то, что возможностей у меня было не так много.

– Тогда почему ты ничего не делаешь, чтобы изменить это?

– Что, например?

– Например, ты мог бы сотрудничать с этой ассоциацией, о которой ты мне говорил.

Харт нахмурился.

– Что? Что тебе мешает? Этот вождь – Высокий Куст?

– Длинное Дерево. Лонгтри.

– Не имеет значения. Главное – он честный человек? Или ты сомневаешься в его искренности?

– Возможно. С одной стороны, Лонгтри, безусловно, честен. С другой стороны… – Харт повел плечами, словно пытаясь сбросить с себя груз сомнений. – Не знаю.

– Но если ты не знаешь, может быть, стоит попытаться выяснить?

– Дело не только в нем.

– Тогда в чем же? Тебя не устраивают их условия?

– Да нет, Лонгтри сказал, что я могу заниматься чем угодно, лишь бы мои интересы не противоречили целям и задачам ассоциации.

– Что же еще тебе надо? По-моему, это предложение должно тебя вдохновить на большие дела, разве нет?

– Послушай, Мелли, зачем ты затеяла этот разговор? – перебил ее Харт неожиданно резко. – Я уже все решил и не собираюсь ничего менять.

– Но ты в своем решении сомневаешься, не так ли?

– С чего ты взяла?

– Поглядел бы ты на себя – у тебя сейчас такой вид, словно ты готов снять с меня скальп только за то, что я заговорила с тобой об этом. А ведь если бы ты был уверен в своем решении, ты бы так не нервничал. – Она пристально смотрела на него, и Харт, не выдержав, первым отвел взгляд. – Может быть, ты боишься, что Лонгтри и его друзья просто используют тебя? Скомпрометируют? Подставят? – спросила она, смягчаясь. – Или ты боишься, что не сможешь оправдать их ожиданий?

Харт слегка приподнял брови.

– Ого! Твои стрелы отравлены ядом гремучей змеи, Мелина.

– Это что, индейский юмор? – Она снова смерила его взглядом. – Ну так как, я угадала?..

– Что именно?

– Что ты поражен «комплексом отличника» и не выносишь неудач и поражений, – сказала она насмешливо. – Что ж, так и полагается настоящему герою… Но я бы рекомендовала тебе совершить несколько мелких промахов – это научит тебя прощать себе собственные неудачи и ошибки.

Он резко наклонился вперед, так что их лица оказались на расстоянии считаных дюймов друг от друга.

– А ты? – спросил Харт неожиданно сурово.

– Что – я?

– Ты простила себе ту ошибку? Мелина замерла.

– Ты имеешь в виду тот вечер, когда мы с Джиллиан поменялись местами?

– Так простила или нет?

Она недолго раздумывали над ответом, потом честно сказала:

– Я стараюсь, Харт, но пока у меня не получается.

– Восхищен твоей искренностью. Она заслуживает того, чтобы я ответил откровенностью на откровенность. – Харт отодвинулся от нее и слегка выпрямился. – Когда я в последний раз был в космосе, – он поднял глаза вверх, – я произнес одну молитву…

Он посмотрел на нее, словно ожидая реакции, но Мелина продолжала сидеть неподвижно, и Харт продолжил:

– Это была не совсем молитва, во всяком случае, она не была похожа на это… – Он кивнул в сторону телевизора. – Я вообще никогда в жизни не молился, разве только в детстве, но тут… – Харт сделал паузу. – Экипаж спал, я был на дежурстве и смотрел то в бортовой иллюминатор, то в телескоп. И вдруг я осознал, насколько огромно, безмерно все, что меня окружает… – Он снова замолчал, словно подыскивая слова, чтобы описать величину и красоту Вселенной. – …Огромно и прекрасно, Мелина! И я почувствовал себя ничтожной пылинкой, исчезающе малой величиной, от которой ничто в мире не зависит.

Но вместе с тем я явственно ощущал себя частью чего-то еще более величественного, чем весь космос, вся Вселенная. Должно быть, это и был бог, бог-творец, владыка и создатель всего сущего… Я был соединен с ним, связан… уж не знаю, каким образом. И вот тогда, Мелина, я возблагодарил его за то, что он создал такое совершенство. И еще за то, что я стал одним из немногих, кто удостоился увидеть это собственными глазами. – Он поднял на нее взгляд. – Вот и все…

– Это немало, Вождь. – Она не решилась сказать Харту, как она польщена и тронута тем, что он поделился с ней таким глубоко личным переживанием. Больше всего на свете ей хотелось коснуться его щеки, сказать, что ему не нужно стыдиться этого момента пробуждения души, но она не осмелилась. Это было небезопасно для нее самой, поэтому она только произнесла: – Ты можешь верить в науку и иметь веру, Вождь. Одно другого не исключает.

– Наверное, ты права, – рассеянно согласился он.

Харт вытащил из кармана куртки сотовый телефон. Он позвонил сначала в свой рабочий кабинет, потом – в хьюстонский дом и прослушал поступившие сообщения, но перезванивать никому не стал. Немного помедлив, он набрал номер отеля «Мансон» и спросил, не звонил ли ему кто-нибудь после его отъезда.

Мелина вопросительно смотрела на него.

– Звонил Тобиас, – сказал Харт, выключая аппарат.

– Тобиас звонил тебе?

– Наверное, от Лоусона он узнал, где я остановился. Детектив просил срочно перезвонить ему.