Кунадо, в прошлом уборщик в борделе, тоже записывается в любовники, как мне кажется, к громадной радости Ла Путы, потому что природа одарила его членом исключительных размеров: остальные мужички прозвали его Три Лапы.
К настоящему же времени как минимум десяток работников соперничают за доброе отношение кобылки, которой все это, явно, нравится. Принимая во внимание ее приличные годочки, для нее это совершенно неожиданная оказия. Мужички как-то даже организовались и сконструировали специальный столик, чтобы стоять на нужной высоте. Уайт: бывший альфонс, пытался войти в компанию с Барбасом, чтобы брать какие-то деньги за мгновения расслабухи, но передумал, когда ему пригрозили, что он сам может занять место клячи.
Меня ужасно смешит сама даже мысль о малышах Тикос, стоящих на табурете во время бешеного трахания, поэтому сам никак не вмешиваюсь: риск конфликтов из-за ревности невелик, а раз мою лошадь не трогают...
А кроме того, Ла Пута и не протестует: мне кажется, что это она сама их соблазнила. Вечерами вижу, как мужички, лыбясь во весь рот, направляются в сторону лужка, держа в одной руке столик-табуретку, а в другой - лассо. О своих похождениях они говорят совершенно открыто, и если Барбас гордится тем, что имел ее первым, то Кунадо хвалится, что он один смог довести ее до ржачки.
* * *
Я все так же собираю по утрам свой урожай, прииск не жалеет для меня подарков: на сорок второй день я нахожу самородок весом в три с половиной килограмма, кусок золота величиной с ладонь. Неизвестно: какие еще ждут меня здесь сюрпризы, но я уверен, что у меня самое богатое месторождение во всей Коста Рике.
Самый большой найденный на Оса самородок весил пять килограммов, так что рекорд я еще не побил, но знаю, что где-то здесь, у меня под ногами валяются еще большие, и я их найду - это всего лишь дело времени.
Я с нетерпением ожидаю прибытия машин, не сколько из желания увеличения производительности, сколько попыткой узнать возможности месторождения и того, сколько же потянут найденные самородки.
* * *
Четыре дня назад Джимми отправился с четырьмя нашими ребятами в Пальмар, чтобы забрать скиддер, нечто вроде гусеничного тягача со скреперным щитом впереди. Туда его доставил механик на грузовике. Из Пальмар они поедут по новой дороге, которую правительство тянет через джунгли из Пьедрас Бланкас в Ринкон. Пока что это всего лишь грунтовка длиной в три десятка километров, чуть пошире остальных, но трактор рассчитан на перевозку древесины в лесных условиях и должен там пройти. Потом уже, из Ринкон в Ванегас, дорога легкая, потому что местность там выкорчеванная и ровная. Настоящие трудности начнутся, когда группа доберется до отрезка Ванегас - Ранчо Квемадо. Тамошняя дорога - это всего лишь узенькая тропка, змеящаяся вдоль горных хребтов; по ней никогда не проезжало еще ни одно механическое средство передвижения. Трактору самому придется торить себе дорогу. Мужики взяли с собой лопаты и ломы, а механик должен привезти еще и механические пилы.
Когда Джимми возвращается, уже ночь; он очень устал и весь в грязи.
- Что такое, Джимми, где тягач?
- Завяз в грязи, переправляясь через реку, как раз напротив Демезио, километрах в пяти отсюда. Мы с утра пытаемся его вытащить, но вода заливает движок, так что теперь он не может сдвинуться ни вперед, ни назад.
- Ладно, отдохни, займемся этим завтра, все хором. Ты оставил кого-нибудь охранять?
- Да, там остались все, но хотелось бы, чтобы их кто-то сменил последнюю ночь почти не спали.
- Хорошо! Эдуардо, Рафаэль, Рамон, берите одеяла и идите спать возле трактора. А тех пришлите домой. На случай, если вам будет холодно, возьмите вот это, - даю им бутылку гварро.
Когда ребята уходят, Джимми рассказывает мне про путешествие.
- Сначала все шло легко, за один день мы добрались до Ванегас. Но вот потом сделалось совсем тяжко. Переход из Ванегас до нынешнего места занял у нас три дня, без еды, практически без сна. Пришлось рубить деревья, перетаскивать стволы, засыпать ямы - дурная работа! А кроме того, у скиддера не хватает мощности, чтобы подниматься по крутым склонам, некоторые пришлось объезжать. До сих пор все как-то обходилось, но сейчас застрял капитально.
На следующий день, когда все собрались, раздаю орудия труда.
- Джимми, прикажи оседлать трех лошадей, Ла Путу привяжешь к своей, по дороге мы ее поменяем у Демезио.
До этого я уже послал барышнику письмо с напоминанием, что тот обязался поменять лошадей, но до сих пор этот сукин сын так и не показался. Услыхав про кобылу, мужички тихонько советуются, после чего Барбас, Кунадо и Макс подходят ко мне:
- Дон Хуан Карлос, ты и вправду хочешь отдать Ла Путу?
- Да, она слишком старая и ничего не может таскать.
- Но мы ее любим, и если ты ее оставишь, мы обязуемся сами таскать больше вещей, когда будем возвращаться из Гуарро.
Ах, вот вам и сила любви!
- Согласен, - говорю я, смеясь, - а Демезио скажем, чтобы дал нам другого коня или поменял на кобылу.
Моя романтическая натура не позволяет мне разбивать их чувство любви.
* * *
Через час мы добираемся до скиддера. Впечатление то еще! Им удалось найти самое паршивое место, и тягач практически весь погружен в болоте. Это машина русского производства, вызывающее уважение чудище, приспособленное для перевозки древесины в снежных сугробах. Размышляю, откуда он вообще мог тут взяться. Скорее всего он похож на танк без башни: две громадные гусеницы, на которых смонтирована платформа с лебедкой; с одной стороны зарешеченная кабина, а на самом передке - широкий скрепер для очистки дороги. Вся платформа загружена товаром: мешки цемента для окончания ремонта дома, две канистры бензина и множество самых различных мелочей; посредине странная куча металлолома: поршни, ремни, сваренные трубы; все это хозяйство выкрашено в желтый цвет: неужто Герман прислал нам современную модернистскую скульптуру, чтобы украсить ранчо?
- И что это должно означать? - спрашиваю я у механика, так как не могу сдержать собственного любопытства.
- А это и есть наша машина, - с гордостью отвечает тот.
