Литмир - Электронная Библиотека

Как бы мы ни интерпретировали имеющиеся данные, важность БРИК в обеспечении мирового экономического роста не подлежит сомнению. Личное потребление в странах БРИК резко увеличилось. В Китае в период между 2001 и 2010 годами внутренние расходы увеличились на $1,5 трлн, или примерно на размер экономики Великобритании. Увеличение в остальных трех странах было примерно на том же уровне, может быть, даже чуть большим. На страны БРИК сейчас приходится около 20 % объема мировой торговли по сравнению с менее чем 10 % в 2001 году. Торговля между странами БРИК растет гораздо более быстрыми темпами, чем мировая торговля в целом.

Учитывая успехи БРИК, неудивительно, что многие страны в настоящее время соперничают за право называться «новыми БРИК». Когда я общаюсь с друзьями из Индонезии, они указывают на то, что вместо термина БРИК должен использоваться термин БРИКИ. Мексиканские политики заявляли мне, что это понятие должно на самом деле выглядеть как БРИКМ. В Турции хотели бы видеть БРИКТ.

В 2003 году мои коллеги из Goldman Sachs Доминик Уилсон и Рупа Пурушотаман подготовили статью, расширяющую мои прогнозы до 2050 года{2}. Они предположили, что к 2035 году Китай может обогнать США и стать крупнейшей экономикой в мире, а к 2039 году совокупный ВВП стран БРИК превысит суммарный объем экономик стран G7.

Эта статья привлекла много внимания, хотя большинство в то время считало этот прогноз нереальным. Тем не менее наши последующие исследования показывают, что ВВП Китая может достигнуть уровня США уже в 2027 году (или даже раньше). С 2001 года ВВП Китая вырос в четыре раза – с $1,5 трлн до $6 трлн. С экономической точки зрения Китай за 10 лет создал три новых Китая. И вполне вероятно, что совокупный ВВП четырех стран БРИК превысит ВВП США еще до 2020 года.

В 2005 году руководимая мною команда исследователей из Goldman Sachs попыталась определить, кто войдет в группу развивающихся стран, идущих в кильватере БРИК. Группу из одиннадцати стран, в которую вошли Бангладеш, Египет, Индонезия, Иран, Южная Корея, Мексика, Нигерия, Пакистан, Филиппины, Турция и Вьетнам, мы назвали Next Eleven («Следующие 11»), или сокращенно N-11. Хотя мы считаем, что экономика ни одного из членов N-11, скорее всего, не достигнет размеров экономики любой из стран БРИК, мы думаем, что Мексика и Корея способны играть в мировой экономике не менее важную роль, чем БРИК{3}.

Как и в случае с термином БРИК, я был немного удивлен тем, насколько быстро получила широкое признание концепция N-11. Для многих, от инвесторов до политиков, она стала важным инструментом анализа изменений в глобальной экономике. Такие инструменты становятся полезными как никогда, учитывая скорость и масштабы происходящих перемен. Концепции БРИК и N-11 не могут объяснить абсолютно все экономические явления современности, но они помогают понять, что происходит в мировой экономике.

В начале 2011 года я пришел к выводу, что термин «развивающиеся рынки» (emerging markets) больше не может применяться к странам БРИК, а также к четырем странам из группы N-11 – Индонезии, Корее, Мексике и Турции. В настоящее время эти страны имеют прочные позиции по государственному долгу и дефициту бюджета, устойчивые торговые структуры и огромное число людей, неуклонно поднимающихся вверх по лестнице экономического благосостояния. Инвесторам, пытающимся оценить возможности, открывающиеся на новых рынках, а также политикам, стремящимся понять, какие изменения происходят в мире, следует смотреть на эти страны не как на традиционные «развивающиеся рынки». Мне кажется, что термин «растущие рынки» (growth markets) более точен.

Тем не менее популярность любых упрощающих классификаций должна всегда настораживать. В 1977 году, когда я завершал магистерскую диссертацию в области экономики и финансов, мой научный руководитель предложил мне подумать о продолжении учебы в докторантуре. Он сказал, что в Центре энергоэкономических исследований при Университете Суррея можно получить грант. Я решил не упустить эту возможность и не прогадал.

Шел 1979 год. Революция в Иране только что спровоцировала второй нефтяной кризис, поэтому приложение полученных мною знаний в области монетарной экономической теории к группе стран – членов ОПЕК и их инвестициям казалось довольно интересным занятием. Следующие два года я провел, углубляясь в теории, описывающие цены на нефть, картели и международное размещение активов. Я часто шучу с коллегами-экономистами, что, пожалуй, единственное, чему я научился за это время, это тому, как сохранить рассудок. Я проводил дни напролет в компьютерном классе или в библиотеке в попытке найти исчерпывающий ответ на вопрос, как ОПЕК должна инвестировать свой избыточный капитал. Эта работа заставила меня осознать, что экономика – это социальная наука и в ней мало определенности. Зачастую то, что считается общепринятой истиной, на самом деле является не более чем ленивым консенсусом или излишне самоуверенным объяснением чрезмерно сложных явлений.

В конце 1970-х и начале 1980-х годов казалось вполне логичным предположить, что цены на нефть будут продолжать расти в очень долгосрочной перспективе. Однако к середине 1980-х они упали. Эта тенденция продолжалась на протяжении большей части следующих двух десятилетий. Консенсус, даже между ведущими экономистами, не позволил правильно оценить чувствительность спроса и предложения к росту цен на нефть. В краткосрочной перспективе поставщики и потребители нефти не особо реагировали на скачки цен. Но в долгосрочной перспективе они оказались гораздо более чувствительными к колебаниям цен, чем привыкли считать экономисты. Позднее в книге я еще вернусь к этому вопросу в контексте огромной потребности Китая в энергоресурсах, а сейчас я упоминаю об этом, чтобы показать, как часто экономисты ошибаются. Ленивый консенсус представляет собой мощную удушающую силу. Выявлять его и бросать ему вызов – это то, чему всем нам следует научиться.

Технологические изменения являются движущей силой нового этапа глобализации. Наши экономические модели не успевают за процессом размывания национальных границ и экстраординарными политическими изменениями последнего времени. После окончания Второй мировой войны Китай и Россия изолировали себя от остального мира, от западных идей и западной экономической политики. Однако сегодня образ жизни и модели потребления 1,3 миллиарда китайцев и 140 миллионов россиян практически не отличаются от западных. Даже с учетом их очень разных политических систем очевидно, что они тоже стремятся к росту личного благосостояния.

Футбольный клуб «Манчестер Юнайтед», за который я болею с детства, как сообщается, имеет 70 миллионов зарегистрированных китайских пользователей на своем сайте. «Макдоналдс» развивает ресторанные сети по всей территории Китая и России. Магазины модной одежды растут как грибы в обеих странах. Французская компания Louis Vuitton переживает взрывной рост в Китае и других странах БРИК. Продажи магазинов Louis Vuitton, расположенных в западных странах, держатся в основном на туристах из этих стран.

Французские студенты могут даже подзаработать, покупая для китайских туристов эксклюзивные сумки в парижском магазине Louis Vuitton в районе Елисейских полей. Глава Louis Vuitton рассказал мне, как работает эта схема. Раньше члены китайских преступных группировок предлагали китайцам полностью оплаченный двухдневный шоп-тур в Париж при условии возвращения в Китай с четырьмя сумками Louis Vuitton, которые они затем продавали с большой наценкой. Когда в Louis Vuitton узнали об этом, был введен лимит – одна сумка в одни руки. Для преодоления этого ограничения китайские туристы выискивают на Елисейских полях людей с подходящим внешним видом и предлагают им по $50 за покупку сумки.

Я считаю, что продуманная политика Китая по активизации своего участия в процессе глобализации путем поощрения прямых иностранных инвестиций и более активного участия в мировой торговле побудила к аналогичным действиям Индию. Экономическому росту может способствовать целый ряд факторов, однако я убежден, что успехи Китая за последние 30 лет наглядно продемонстрировали индийским политикам, что можно существенно повысить уровень жизни более чем миллиарда людей, не жертвуя при этом социальной структурой и культурными особенностями.

2
{"b":"460722","o":1}