За день до получения задачи от начальника артиллерии армии мы с комиссаром Горошко и начальником штаба Кудрявцевым сами попали под огневой налет, произведенный бронепоездом с открытой позиции по району наблюдательных пунктов поддерживаемой нами стрелковой дивизии.

Бронепоезд выполз из-за высоты Длинная, остановился и мгновенно дал залп из всех своих орудий, в том число и зенитных. Нам показалось, что земля сдвинулась с места. Довольно крепкий блиндаж в несколько накатов командира стрелковой дивизии, где находились и мы, заскрипел всеми своими бревнами, с потолка, посыпался песок.

Мы с Кудрявцевым обратили внимание на одно обстоятельство: остановка бронепоезда была настолько кратковременной, что ни разведать, ни подготовить данные для стрельбы по цели, а тем более отстреляться за такое короткое время не смог бы ни один, даже самый опытный офицер-артиллерист.

Это свидетельствовало о том, что точка, с которой велся огонь, была привязана заблаговременно, заранее были подготовлены и исходные данные, причем, видимо, на полной топографической основе.

На следующий день мы получили задачу уничтожить бронепоезд и разрешение израсходовать на ее выполнение 60 выстрелов. Стрельбу я решил произвести силами одного дивизиона. Двенадцать 152-миллиметровых гаубиц-пушек, каждый снаряд которых весит около трех пудов и имеет огромную разрушительную силу, вполне могли подавить такую цель. Выполнить эту задачу я приказал 1-му дивизиону капитана Н. Г. Посохина.

Прежде всего Николай Григорьевич организовал тщательное наблюдение за режимом боевой работы вражеской цели. В течение светлой части суток он вместе со своими разведчиками точно установил точки, с которых бронепоезд вел огонь, пристрелял вблизи них два репера, [Репер (в артиллерии) специально избранная в районе целей вспомогательная точка, по которой ведется пристрелка орудий с последующим переносом огня для поражения цели. Пристрелка по реперу применяется, когда она непосредственно по цели невозможна (например, по ненаблюдаемым целям) или, как в данном случае, когда необходимо обеспечить внезапность поражения.] произвел перерасчет данных для переноса огня по этим точкам.

Бронепоезд - цель широкая. Поэтому Посохин рассчитал и построил веер по ее ширине с таким расчетом, чтобы в первую очередь были поражены бронированный паровоз и бронеплощадки по обеим его сторонам (спереди и сзади). Когда все данные были собраны и несколько раз проверены, командир дивизиона провел тренировку и только после этого доложил о готовности к выполнению поставленной задачи.

Утром следующего дня я сидел у стереотрубы на наблюдательном пункте и с нетерпением ждал появления бронепоезда. Телефонисты потихоньку скороговоркой проверяли связь. Все были начеку, каждый делал свое дело, а цель не появлялась. Напряжение на НП и огневых позициях росло.

Наконец в 11.30 утра из-за высоты Длинная появилась первая контрольная платформа бронепоезда.

- К бою! - подал команду капитан Посохши.

Бронепоезд, как по заказу, не остановился у спасительной высотки, а прополз дальше и... встал у другого рассчитанного нами места, метрах в пятистах от нее.

И тут же мы увидели всполох всех его 12 пушек. Но это был их последний залп. Рядом с бронепоездом, спереди и сзади него, по всей длине состава, взмыли ввысь огромные столбы огня, земли и дыма. Заднюю контрольную площадку разворотило начисто, а затем, после второго попадания, опрокинуло взрывной волной прямо на полотно дороги. Путь к отступлению был отрезан.

Батареи, согласно команде стреляющего, после залпа перешли на режим методического огня с темпом в 15 секунд один выстрел. Не прошло и полминуты, как на бронеплощадках и в центре бронепоезда, где размещался паровоз, все мы отчетливо увидели оранжевые блики разрывов. Несколькими прямыми попаданиями боевые части бронированной цели были изуродованы, из паровоза к небу потянулись черные клубы дыма и языки пламени.

Бронепоезд перестал существовать. В разные стороны от него разбегались солдаты. Как и было задумано, разгром бронепоезда завершили артиллеристы стрелковых соединений.

Капитану Посохину и его подчиненным я объявил благодарность и представил отличившихся к правительственным наградам. Пехотинцы же, на глазах которых артиллеристы в считанные минуты расправились с бронепоездом противника, выразили нам свое восхищение.

Как-то вечером, когда на степь опустились сумерки, ко мне подошел командир полковой батареи управления старший лейтенант И. Семенов и попросил:

- Товарищ подполковник, я только что был на передовой. Там противотанкисты немецкий танк подбили, и он остался на нейтральной полосе. Разрешите приспособить его под наблюдательный пункт. Ночи сейчас темные, добраться до танка можно. Пехотинцы обещали прикрыть в случае чего...

Утром старший лейтенант Семенов был уже в тапке и корректировал огонь батарей. На другой день немцы, видимо, догадались, в чем причина высокой точности наших артиллерийских налетов, и к вечеру открыли по танку, одиноко застывшему на склоне небольшого холма, огонь из противотанковых орудий. Несколько снарядов попали в цель. К изуродованной машине поползли гитлеровцы. Но им наперерез поднялись наши пехотинцы. В короткой схватке они расправились с фашистами и вернулись вместе с Семеновым. Отважный наблюдатель был тяжело ранен. Ему оказали первую помощь и отправили в госпиталь.

Командир батареи управления выбыл из строя надолго. Зато дивизионы, огонь которых он корректировал, в тот день разрушили два наблюдательных пункта противника, уничтожили около сотни гитлеровцев, вывели из строя два танка, разбили мост через небольшую речушку - приток Дона.

Жить на фронте, как известно, трудно. Но мы старались хоть как-то облегчить свой быт. В этом отношении артиллеристам частей РВГК было, конечно, легче, чем пехотинцам или танкистам. Как правило, мы дольше оставались на одном месте, да и позиции были более удалены от переднего края. Поэтому мы имели возможность хорошо оборудовать землянки.

У нас были даже специальные землянки - красные уголки, где бойцы и командиры могли написать письмо, почитать свежую газету. Даже баньки на дивизион успевали порой оборудовать. Хорошо у нас была налажена и доставка почты, особенно писем из дому. И все же неудобства были немалые. И рад был боец крутому кипятку, сухой портянке, хорошо приготовленной каше, возможности обогреться в землянке после дежурства у орудия или на НП. Погода ведь стояла холодная, иногда сырость донимала до такой степени, что ломило колени, ныли суставы. И нервы были напряжены до предела...

Я помню лица красноармейцев - то усталые, то разгоряченные, в кровь истертые о металл снарядов ладони, окровавленные бинты под шапкой. Помню и тот энтузиазм, с которым, несмотря на усталость и трудности фронтового быта, они выполняли свою нелегкую работу.

1107-й артиллерийский полк по-прежнему кочевал с одного участка фронта на другой. Это судьба всех частей РВГК. Их бросали туда, где того требовала обстановка. А она в междуречье Волги и Дона в те дни менялась часто, и порой самым неожиданным образом.

Огонь нам приходилось вести, как правило, под непрерывным воздействием авиации и артиллерии противника. Иногда артиллеристы вступали и в рукопашную с вражескими пехотинцами, разведчиками и диверсантами.

Как-то ночью под населенным пунктом Сухой Каркаган группе немецких разведчиков удалось просочиться через боевые порядки нашей пехоты и выйти прямо к командному пункту полка.

Часовыми у блиндажей командования полка и узла связи стояли разведчики комсомольцы И. В. Кабанов и И. Есепариев, оба награжденные медалью "За боевые заслуги". Они вовремя заметили вражескую поисковую группу. Есепариев первым открыл огонь из карабина, Кабанов тут же дал очередь из автомата.

Поняв, что обнаружены, гитлеровцы попытались отойти и скрыться в ближней балке. Но им наперерез устремились поднятые по тревоге телефонисты во главе с начальником разведки лейтенантом В. И. Ивановым. Завязался бой. В ход пошли ручные гранаты. Вся фашистская разведгруппа была уничтожена.