Квиллер выпил вторую чашку кофе, поздравил наследника и предложил подвезти его до аэропорта.
– Спасибо, Квилл, но я решил остаться до воскресенья, – сказал Деннис. – Официальное открытие магазина «Эксбридж и Кобб» было назначено на субботу, и Сьюзан собирается сделать всё, как было запланировано.
– Приглашения разослали на прошлой неделе, Квилл, – добавила Сьюзан, – и я знаю, что Айрис не хотела бы, чтобы мы отменили открытие. Она незримо будет вместе с нами, но мне кажется, было бы правильно, если бы она присутствовала во плоти, в лице Денниса.
Угу, подумал Квиллер.
– Люди могут подумать, что без Айрис магазин будет хромать на одну ногу, – продолжала она с воодушевлением, – а присутствие Денниса придаст предприятию определенную стабильность. Очень любезно с его стороны, что он решил остаться ещё на несколько дней.
Угу, подумал Квиллер. Она выглядела необыкновенно счастливой; её театральные жесты были более экспансивны, чем обычно, а Деннис чересчур часто бросал на неё взгляды.
Перед тем как уйти, Квиллер спросил Хасселрича, предполагает ли он сообщить в газету об условиях завещания.
– Не в наших правилах так поступать, – сказал адвокат.
– Сейчас вам стоит подумать. Деньги Флагштока – достаточно важная тема, и Айрис у нас – особо важная персона, – стал убеждать его Квиллер. – Если вы не сделаете официального заявления, злые языки Пикакса начнут искажать факты.
– Нам надо поразмышлять, – проговорил Хасселрич.
Квиллер предоставил ему размышлять, а сам поехал в редакцию «Всякой всячины». Издатель сидел в своём шикарном кабинете.
– Арчи, я никогда раньше не замечал, – сказал Квиллер, – но стены у тебя зелёные, «под Динглбери».
– Когда-нибудь в конце концов я окажусь там, в Динглбери, вот и начинаю потихоньку привыкать к этому цвету. Что там у тебя, выкладывай. У тебя очень значительный вид.
– Огласили посмертную волю Кобб Флагшток. Надо послать Роджера в адвокатскую контору – пусть ознакомится.
– Кто же счастливчик?
– Её семья, её деловая партнерша, Историческое общество и – в меньшей доле – я.
– Ты? Тебе-то чего ещё не хватает? У тебя и так уже половина округа.
– Она оставила мне шифоньер в семь футов высотой, который я преподнёс ей в качестве свадебного подарка. Коко всегда нравилось на нём сидеть.
– Коко пусть посидит на стремянке. Это старинное изделие, и стоит оно небольшого состояния, – сказал Райкер, который кое-что смыслил в антиквариате, и, нажав кнопку селектора, рявкнул: – Зачитали завещание Айрис Кобб. Квилл сказал. Кого-нибудь в контору «ХБ и Б».
– Ещё она мне оставила блокнот со всеми своими фирменными рецептами, – добавил Квиллер, – но этого в статье упоминать не стоит.
– А я-то думал, ты против цензуры, – ухмыльнулся Райкер. – Так и вижу сенсационный заголовок: «Вдова-миллионерша оставляет в наследство кулинарную книгу холостяку-миллиардеру». Сразу возникают всевозможные интересные подтексты.
Тут раздался звонок селектора, и чей-то голос проскрежетал:
– Квилл у тебя? Спроси, у него для нас ничего нет? Всё, что он нам оставлял, мы уже напечатали.
– Слышал? – Райкер кивнул на селектор. – «Перо Квилла» ещё не высохло?
«Перо Квилла» было название колонки, которую Квиллер согласился вести во «Всякой всячине».
– Дело вот в чём, – стал объяснять он Райкеру. – У меня было запланировано несколько интервью, но смерть Айрис на несколько дней выбила меня из графика.
– Нестрашно. Просто сочини нам быстренько к завтрашнему дню какой-нибудь обзор, – сказал Райкер. – Вспомни миссис Рыбийглаз.
Возвращаясь в Норд-Миддл-Хаммок, Квиллер пытался что-нибудь быстренько сочинить. Они с Райкером не забыли свою школьную учительницу английского языка, которая регулярно задавала классу написать тысячу слов о погоде, о завтраке или о зелёном цвете. «Рыбийглаз» была не её фамилия, а её несчастье – большие круглые бледные водянистые глаза. Когда Квиллер был её учеником, он изрядно повздыхал и попререкался с нею, но сейчас он мог не задумываясь написать тысячу слов на любую тему.
Он ехал по шоссе Скатертью дорога, потом через Холмы, внимательно глядя по сторонам, и вдруг понял, о чём он будет писать: о заборах! Весь Мускаунти вдоль и поперёк расчерчен частоколами, зигзагообразными заборами, колючей проволокой, заборами из четырёх длинных жердей, огораживающими загоны для скота, даже заборами из комлей деревьев, и каждый из них говорит прохожему что-то своё: кто – «Добро пожаловать», кто – «Держись отсюда подальше». В фешенебельных Холмах встречались и невысокие каменные ограды, тянувшиеся на несколько миль, и обвитые виноградной лозой изгороди в шесть футов высотой, окружавшие небольшие бассейны. В городке Чипмунк есть забор из старых кроватных пружин. Если всего этого не хватит на тысячу слов, то Квиллер мог процитировать Роберта Фроста, упомянуть Кола Портера и проследить этимологию слова «ограда». Можно даже посвятить статью миссис Рыбийглаз.
Проезжая мимо фермы Фагтри, он заметил, что их белый забор пора покрасить, и с сожалением вспомнил, что так и не поблагодарил как следует женщину, сказавшую ему про фары. Он подумал, не прислать ли ей рабочих, чтобы покрасили забор, но столь щедрый дар может быть неправильно понят. Пожалуй, надо просто послать ей записку с благодарностью, решил он.
Он свернул на улицу Чёрного Ручья и увидел во дворе музея две машины. Одна – старомодная тёмно-синяя с четырьмя дверцами, на вид ей было лет десять. Рядом стоял фургон аварийной службы Пикакса. Электрик уже собирался уезжать и выписывал Гомеру Тиббиту счёт.
– Починили свет? – крикнул им Квиллер.
– Да там всё в порядке, лампочки только плохо ввернуты, – сказал электрик. – Это если какая-нибудь вибрация, тогда контакт плохой, вот они и мигают, а такие, как эти, свечками, – так особенно. Их поплотнее вкрутишь – и порядок.
– А из-за чего может быть вибрация? – спросил Квиллер.
– Да кто его знает! От печки, от насоса, приборы там всякие – да любая деталь, если болтается. Ну, счастливо! Халтурка непыльная, ещё будет такая – звоните.
Квиллер нахмурился. Можно себе представить, сколько аварийная служба Пикакса сдерёт за выезд в Норд-Миддл-Хаммок. Когда он открыл дверь в квартиру и коты вышли его встречать, он сказал:
– Ну что, слоны, придется топать потише!
Коты были против обыкновения подвижны и деятельны для середины дня, когда по расписанию им полагалось вздремнуть, но на то были причины, Коко, как начальник охраны, не спускал бдительных глаз с электрика, а Юм-Юм тем временем обследовала его шнурки. Вдобавок электрика привёл Гомер Тиббит, а коты никогда не видели человека, который ходит, как робот. Начальник хозяйственного отдела музея для своего возраста был весьма подвижен, двигался бодро, хотя и угловато.
Мистер Тиббит уже вернулся в музей, и Квиллер пошёл за ним, чтобы извиниться за доставленное беспокойство. Он нашёл его в экспозиционном зале. Председателя сопровождала пожилая женщина с каштановыми волосами.
– Не стоит извинений, – старческим тенорком произнёс Тиббит. – Напротив, у меня появился повод выбраться сюда и посмотреть, как идут дела. Она меня привезла, – пояснил он, кивком указав на свою спутницу. – Мне они права продлять больше не будут. Есть плюсы в том, чтобы подцепить женщину моложе себя. Одна с Родой беда – этот её дрянной слуховой аппарат. Не хочет чинить эту чертову штуковину. Рода, это мистер Квиллер. Это Рода Финни. Когда я был директором в школе, она преподавала у меня английский.
Квиллер склонился, целуя руку Роде Финни, и она улыбнулась ему безмятежной улыбкой человека, который не расслышал ни слова из того, что было сказано.
– Пойдёмте в кабинет, выпьем чашечку кофе, – предложил Тиббит. – Рода, хочешь кофе?
– Извини, у меня ничего нет, дорогой, – ответила она, роясь в сумочке. – Хочешь таблетку от кашля?
– Ну ничего. – Он знаком показал ей, что таблетка ему не нужна, и повёл Квиллера в мрачный кабинет. Там стояли дубовые шкафы для документов, поцарапанные деревянные столы, разномастные стулья и полки со справочниками. Один из столов был завален всякими предметами с пометой «каталогизировать». На другом столе расположилась батарея банок с растворимым кофе, бумажные чашки и пластмассовые ложки.
