Или: почему в этом мире, в котором есть все, что нужно для человека, все в избытке, ежегодно от голода умирает два с половиной миллиона человек? Почему из пятнадцати миллионов гектаров суши пригодны для пашни только один и четыре десятых миллиона?
Почему только за время перестройки в России выбыло из строя 27 миллионов гектаров пахотных земель и 52 миллиона гектаров леса?
Ответы или что-то подобное ответам возникали самые нелепые, причем во сне. Но и нелепость снов только подтверждала, что сон освобождал его от места и времени происходящего и что календарь - это одно из самых вредных, если не самое вредное для всего живого, изобретений человечества, а сон освобождал все происходящее от календаря. (Дело кончилось тем, что генерал Желнин снял со стенки табельный календарь и только по радио узнавал, какой нынче день.)
Вот нам и кажется, думал генерал, что мы живем не во времени, а в понедельник или вторник, в феврале или в августе, в году таком-то. Смена времен года есть, но это никак не совпадает с тем, что не может и не должно иметь собственного происхождения, - со временем, с вечностью. По одной капле никак нельзя себе представить, что такое Мировой океан, но как раз наука и занята разработкой подобного представления. По сути дела, не только наука, но и все мы.
Прежде чем в мире стало что-то происходить, должно было быть что-то, не имеющее происхождения. Время не поддается измерению, так же как и пространство: попробуйте определить размеры мирового пространства - что это такое? Во сне не приснится, не говоря уж о действительности.
Нами, людьми, изобретен собственный, невидимый, неслышимый, необоняемый и неосязаемый, мир электричества, атома, лазера и т. д., в нем-то мы и поселились, живем и умираем, так что же можно ждать от этой иррациональной жизни? Безошибочно только одного - смерти.
Члены Клуба Вольных Долгожителей кто меньше, кто больше, но понимали это, а генерал в отставке Желнин нынче в этом ни на йоту не сомневался и с нетерпением ждал провидящих снов - стоящая штука.
А тут еще событие: убили Митюху. И мертвым Митюха попал на экран телевизора. Это было нынче запросто - и убийство, и телевизор.
Митюху привел в дом генерала Желнина его бывший сослуживец, полковник Степанков.
Привел, сказал:
- Из детдома парня выписали: дескать, все, вырос - теперь самостоятельная жизнь! А какая тут самостоятельность? Ни одежки, ни обувки, ни еды, ни жилплощади, ни специальности и ветер в голове! А голова-то нормальная, хорошая голова. Представь себе - не пьет, не курит, на игле не сидит. Его поддержать - человеком будет. И неплохим. Уж до сержанта-то, а то и до старшины дослужился бы - но? Но прихрамывает, в армию не годен. Помочь ему надо. Сам я не в силах: последнюю гимнастерку на барахолку утащил!
Митюха был парнем по природе своей добродушным, только детдом и бродяжничество вселили в него злость, зависть и чувство несправедливости всего окружающего, которое близко было генералу Желнину. Желнин даже удивился этому сходству: надо же!
Митюха говорил о себе:
- Которые люди, так им все на свете анти: у них в голове антимир! Когда погода, дак им нужна антипогода, когда человек - античеловек, когда собака - антисобака и далее, и далее так же. Не-ет, я не такой: мне много не нужно. Вот теперь бы подучиться какому-никакому, а ремеслу, вот это да! Рассказывают, в прежние времена мастера брали учеников, да и содержали их, за один с собою стол обедать сажали. Вот то был собственник так собственник! Это я понимаю. Мог и ремнем тебя отхлестать - а почему бы нет, когда для учебы? Нынче не так. Нынче он тебя в ученики возьмет, если ты ему хорошо заплатишь, по-другому - от ворот поворот, он и глядеть на тебя будет так, будто тебя перед ним нет. Нет - и все дела!
Желнин отдал распоряжение дочерям покопаться по кладовым и на чердаке, какая есть устаревшая военная форма - отдать Митрию.
- Так генеральская же! С лампасами?
- Лампасы - спороть. Впрочем, лампасы не погоны, ни о чем не говорят. Казаки-мальчишки - те сызмальства в лампасах. И ничего. Никто их в комендатуру не отводит.
Когда Митроху одели-обули, он пришел в изумление:
- Надо же, Митька - и в генеральском! Чудеса!
- Великовато на тебе!
- Вот если бы мало было да на меня не влазило, вот тогда худо!
И стал Митюха завсегдатаем у Желнина, подкармливался, мелкие услуги оказывал: сбегать куда, что принести-унести. После поступил в госучреждение курьером, и выделили ему комнатушку 6,8 квадратных метра в каком-то дряхлом барачном общежитии, на краю города. Кажется, это было заброшенное казарменное помещение.
В "новой" одежке-обувке Митюха был счастлив, может быть, как никогда в жизни. Он был тощим, длинным и глуповатым, при том что глупым никогда не был, в школе числился чуть ли не отличником. Просто глуповатое выражение лица он считал самым удобным. Умники в его представлении были людьми глупыми и никому не нужными. Лишняя нагрузка на человечество.
Убитый (выстрелом в затылок) Митюха на экране телевизора был очень похож на живого: нескладный, почти вдвое сложившийся, он все равно выглядел длинным, с почти что тем же глуповатым выражением лица, разве что чуть поумнее, чуть позадумчивее. "В общем, каким ты был, таким ты и остался", сказала Нинка, а Ленка тотчас отвернулась от экрана.
Дело это было для угрозыска плевое: ясно, что к убийству имели отношение те люди, которые вселились в Митюхину комнату, они с ним сначала судились, а потом решили кончить одним махом. И кому было дело до беспризорника, за которого и бумагу-то какую-нибудь написать некому?
Желнин послал телеграмму: "Требую..." - ответа не получил.
Этот момент как раз и был тем, когда генерал Желнин ближе всего оказался к исполнению замысла Клуба Вольных Долгожителей. Он еще раз убедился в логичности этого замысла и в бессмыслице эмоций.
И почему его так поразила гибель Митюхи? Уж он ли, генерал, не повидал на своем веку смертей? И разве он сам не подписывал приказов то дезертиров расстрелять, то воров, то шпионов, и разве он мог утверждать, что среди расстрелянных по этим приказам совсем не оказалось людей ни в чем не повинных?
Но то война.
Более трех четвертей своей жизни Желнин служил войне. Не говоря уж о времени военном, фронтовом, он и в мирные времена только и думал о том, когда война наступит, где она наступит и с кем. Из каких орудий он будет стрелять в противника, из каких - противник в него.
После войны он войну проклинал, но это - теоретически, на самом-то деле он, наверное, очень сожалел, если бы в течение всей его жизни ему так и не удалось повоевать.
О том, что во время войны он мог быть убит, он не думал никогда. В конце-то концов, даже ведь и не сама война, а смерть была его специальностью, и эту специальность он избрал добровольно. Раз так - о чем разговор? Нет и не может быть разговора на эту тему у такого человека, как он.
Но Митюха его потряс. Сначала он крайне удивился своему потрясению, потом признал его: надо, надо было, хоть и на старости лет, побывать в шкуре человека гражданского, взять на себя инициативу создания Клуба. Надо! Конечно, негодовал он и на современность, когда такие вот убийства повседневны, ничуть не мешают трепаться-улыбаться (даже умненько) руководителям государства. В городе Иванове, он слышал, жители всех кошек-собак съели, скоро за крыс возьмутся. Разве за такое время он воевал с фашизмом?! "Гражданка" оказалась до того противной - ужас! Народ, за который он воевал, ради которого всю жизнь посвятил смерти, тому, как сделать его благородным, - этот народ того, оказывается, не стоил, он годился разве на то, чтобы своей нелепостью и даже своей гибелью образумить весь остальной мир.
Вот почему генерал Желнин хорошо засыпал, то есть отрешался от дневных мыслей: лечь на правый бок, правую руку положить на левое плечо, левую вытянуть вдоль туловища, вздохнуть по поводу Митюхи - и прости-прощай всякие размышления. До завтра. До ближайшего сна. Хорошо бы - умного. Именно такое расположение тела больше всего способствовало стоящим снам. Оно не сразу нашлось, Желнин долго его искал и в конце концов нашел. Так же, как нашел и объяснение: он, генерал Желнин, тоже выполняет роль народа, а если ты пришел к этому выводу - дальше ни думать, ни ехать некуда, с тебя хватит.
