– Замечательно! – воскликнул Квиллер. – Просто замечательно!

Он не услышал, как в задней двери кто-то повернул ключ, но Коко отреагировал мгновенно. Он исчез. Дверь начала медленно открываться. Квиллер застыл.

Человек, стоявший в дверном проёме, не двигался. В полутьме Квиллер разглядел квадратные плечи, тяжёлый свитер, квадратную челюсть и высокий квадратный лоб.

– Наркс! – догадался Квиллер.

Человек пришёл в движение. Он боком проскользнул в комнату, добрался до стола, не отрывая взгляда от Квиллера, затем сделал резкий выпад, схватил мастихин и бросился вперед.

Вдруг… пронзительные крики… рычание! Комната наполнилась чем-то летающим – вниз, вверх, назад, поперёк!

Человек пытался увернуться, но что-то летало с головокружительной скоростью и при этом вопило, как хищник. Что-то ударило его в руку. Он пошатнулся.

В этот момент Квиллер схватил фонарик и изо всех сил ударил человека в плечо. Наркс потерял равновесие. Раздался резкий треск, когда его голова ударилась о кафельную стойку. Он медленно и тяжело осел на пол.

В половине шестого в пресс-клубе Квиллер рассказывал эту историю уже в сотый раз. Весь день сотрудники «Дневного прибоя» гуськом продвигались мимо его стола, чтобы услышать историю от непосредственного участника событий.

Одд Банзен, стоявший у стойки бара, сказал:

– Жаль, что там не было меня с моей камерой. Я мог бы запечатлеть нашего героя, который одной рукой набирал номер полиции, а другой поддерживал свои штаны.

– Да, я вынужден был связать Наркса снятым с брюк ремнем, – объяснял Квиллер. – Когда его голова ударилась о кафельную стойку, он потерял сознание, но я побоялся, что он придёт в себя и убежит, пока я буду звонить в полицию. Я уже связал его запястья своим галстуком, отличным шотландским галстуком, и единственная вещь, которая у меня осталась для его лодыжек, – это ремень.

– Как ты узнал, что это был Наркс?

– Когда я увидел это квадратное лицо, квадратные плечи, то сразу вспомнил о роботах на картинах и понял, что этот человек и есть художник. Художники, я слышал, всегда отражают в картинах какие-то свои качества, не важно, рисуют они детей, котов или парусные шлюпки. Но Коко всё мне объяснил, прочитав подпись Скрано задом наперёд.

– Как ты себя чувствовал, играя роль доктора Ватсона рядом с котом? – спросил Арчи.

– Ну и что с этой подписью, я что-то не понял… – переспросил Одд.

– Коко прочитал подпись на этой картине, – объяснил Квиллер. – Он прочитал её по буквам задом наперёд. Он всегда читает задом наперёд.

– О, естественно. Это старый сиамский обычай, – В этот момент я понял, что Скрано, автор треугольников, есть также О. Наркс, автор роботов. Поверхности этих картин имели один и тот же металлический блеск. Несколько минут спустя сам робот зашёл в дом и набросился на меня с мастихином. Он убил бы меня, если бы Коко не пришёл на помощь.

– Звучит, как речь в гражданском суде в защиту кота. И как он это сделал?

– Он просто неистовствовал. Один маленький сиамский кот, мечущийся в панике, выглядел и кричал, как свора диких котов. Мне показалось, что в этой комнате было шесть котов, да и этот парень, Наркс, тоже был в замешательстве.

– Итак, Скрано – это фальшивка, – резюмировал Арчи.

– Да. Нет никакого итальянского отшельника, скрывающегося в горах, – сказал Квиллер. – Есть только Оскар Наркс, который написал для Маунтклеменса свои треугольники. Маунтклеменс рекламировал их в «Прибое» и успешно продавал в своей художественной галерее.

– Забавно, почему он упорно не хотел использовать свое имя? – поинтересовался Одд.

– Но в последнем своем обзоре Маунтклеменс написал, что Скрано больше не будет писать… – напомнил Арчи.

– Я думаю, Маунтклеменс планировал убрать Оскара Наркса, – сказал Квиллер. – Возможно, Наркс слишком много знал. Я подозреваю, что наш критик не был на том трехчасовом самолете в день убийства Эрла Ламбрета. По—моему, у него был сообщник, который улетел в Нью-Йорк под именем Маунтклеменса и по его билету. И могу поспорить, что этим сообщником был Наркс.

– А Маунтклеменс улетел более поздним самолетом? – спросил Арчи.

– Или уехал в Нью-Йорк в этом загадочном большом автомобиле, который был припаркован за галереей в тот день. Зоя Ламбрет слышала, как её муж говорил об этом по телефону.

Одд Банзен воскликнул:

– Маунтклеменс – сумасшедший! Зачем он посвятил ещё одного человека в свои планы? Если ты собираешься совершить убийство, сделай это один, я так считаю.

– Маунтклеменс не был глупым малым, – возразил Квиллер. – У него, вероятно, было хорошо продуманное алиби, но что-то пошло не так.

Арчи, который слушал рассказы Квиллера весь день, спросил:

– Почему ты так уверен, что Маунтклеменс собрался кого-то убить, когда спустился в свой дворик?

– По трём причинам. Во-первых, Маунтклеменс шёл вниз, во двор, чтобы кого-то встретить, тем не менее этот тщеславный человек оставил свою искусственную руку наверху. Он не собирался приветствовать гостя, поэтому протез был ему не нужен. Во-вторых, он не взял с собой электрический фонарик, хотя ступеньки обледенели. В-третьих, я подозреваю, что вместо фонарика он взял кухонный нож, там как раз одного не хватает.

Аудитория Квиллера, затаив дыхание, внимала каждому его слову.

– По-видимому, – продолжал он, – Маунтклеменсу не удалось застать Наркса врасплох. А поскольку он упустил шанс воткнуть нож в спину Наркса, когда тот вошел в ворота, молодой человек такого мощного телосложения, без сомнения, оказался сильнее. Тем более одна рука против двух,

– Откуда ты знаешь, что Маунтклеменс ходил вниз кого-то встречать?

– Он был в халате. Вероятно, пока он ждал Наркса, то набросил на плечи пальто, а потом сбросил его, чтобы быть готовым к действию. Наркс отпер ворота, которые открываются внутрь, и Маунтклеменс стоял за ними, готовый воткнуть нож ему в спину. Он, вероятно» намеревался бросить тело в аллее, где убийство можно было бы свалить на какого-нибудь бродягу.

– Если Наркс такой огромный, как ты говоришь, – сказал Арчи, – как этот дурак мог рассчитывать, что проделает всю работу одной рукой?

– Тщеславие. За что бы ни брался Маунтклеменс, ему всё удавалось великолепно. Это развило в нём невозможное самомнение… По-моему, я догадываюсь, почему он упустил момент. Это только предположение, но вот как я себе всё представляю: когда Наркс отпирал ворота, он уже знал о присутствии Маунтклеменса и был настороже.

– Как?

– Он не мог не почувствовать запаха лимонных корок, который всегда сопровождал Маунтклеменса.

– Великолепно! – сделал вывод Одд Банзен.

– Наркс вполне мог удрать после убийства, если бы не вернулся за своими картинами, – предположил Арчи.

– После двух убийств, – уточнил Квиллер. – Если бы не Коко.

– Кто-нибудь хочет ещё выпить? – предложил Арчи. – Бруно, сделай два мартини и томатный сок… Сделай три, к нам идёт Лодж Кендал.

– Я не буду пить томатный сок, – сказал Квиллер. – Через пару минут мне пора уходить.

Кендал подошёл с новостями.

– Я только что из главного управления, – сказал он. – Наркс в конце концов пришёл в себя и сделал заявление. Запись в полиции. Квилл был абсолютно прав. Все картины Скрано написаны Нарксом. Каждый раз, когда он приезжал в город, то останавливался в свободной квартире Маунтклеменса, но главным образом работал в Нью-Йорке. Он привозил картины сюда в большом автомобиле, выступая в роли Нью-йоркского агента Скрано.

– Он упоминал об этом трёхчасовом самолёте?

– Да. По билету Маунтклеменса летел Наркс.

– В таком случае этот дурачок Маунтклеменс посвятил его в свой план? – спросил Одд.

– Нет. На этой стадии игры Наркс ничего не подозревал. Понимаешь, он просто приехал в город на своем большом автомобиле, а Маунтклеменс приказал ему срочно лететь в Нью-Йорк, чтобы встретить там оптового покупателя, который неожиданно прибыл из Монреаля. Маунтклеменс сказал, что только что договорился о деталях сделки от имени Наркса, – таким образом он всегда решал дела Скрано. Наркс понял, что должен быстро вернуться в Нью-Йорк, встретить канадца и продать ему картины Скрано. Это звучало для Наркса достаточно логично. В конце концов, он был «главным» исполнителем в этой операций. Маунтклеменс отдал ему свой билет, поехал с ним в аэропорт и проводил на трехчасовой самолёт.