Автостраду почему-то закрыли и пришлось пробираться в объезд. Шоссе было нашпиговано машинами, и как Гюнтер ни старался обогнать огромный жёлто-зелёный рефрижератор, ему это не удавалось. Стрелка спидометра подрагивала между двадцатью и тридцатью километрами в час, Гюнтер досадливо морщился, давил на клаксон, но ядовито-жёлтая махина продолжала, утробно урча, загораживать полшоссе. На подъёмах урчание рефрижератора переходило в истошное завывание, из-под машины вырастало облако сизо-чёрной копоти, и Гюнтеру казалось, что копоть, обволакивая его «бьюик», просачивается сквозь наглухо закрытые стёкла и хлопьями оседает на обивку сидений. Он ещё яростнее жал на клаксон, но, похоже, остановить рефрижератор могло только что-либо радикальное, типа залпа из базуки в дизель. Либо светящийся жезл патруля охраны окружающей среды. Просто удивительно, как шофер, зная о внушительной сумме штрафа, рискнул выехать на трассу с не отрегулированным двигателем.

Как назло ни одного полицейского поста на дороге не было. Лишь когда до поворота на Таунд оставалось километров десять, Гюнтер услышал приближающийся рокот полицейского вертолёта. Он облегчённо вздохнул и оставил клаксон в покое. Но вертолёт, вынырнув из-за деревьев пришоссейной посадки, пересёк дорогу точно над рефрижератором, воздушным потоком разметав в клочья копоть, и, не снижая скорости, стал удаляться, низко летя над перепаханным полем. Преследовать рефрижератор он не собирался. Должно быть, случилось что-то из ряда вон выходящее, если полицейский патруль столь явно пренебрёг своими служебными обязанностями.

Гюнтер недоумённо проводил вертолёт взглядом и увидел над горизонтом, в стороне закрытой автострады, ещё две оранжевые точки полицейских вертолётов. Тогда он протянул руку к приборному щитку и нажал на кнопку радиомаяка автосервиса.

По радиомаяку шла реклама нового компьютера, регулирующего подачу водно-бензиновой эмульсии и способного сэкономить владельцу до сорока процентов горючего. И только минут через пять стали транслировать автодорожную сводку.

– Вы слушаете радиомаяк автосервиса округа Брюкленд, – сообщил усталый голос диктора. – Информация для водителей автотранспорта. Сегодня во втором часу ночи на сто девяносто первом километре автострады Сент-Бург – Штадтфорд произошла крупная автомобильная катастрофа. По предварительным данным столкнулось около двухсот автомашин. Автострада перекрыта от сто восемьдесят шестого километра по двести четвёртый. Водителям автотранспорта, следующим в направлениях Сент-Бурга и Штадтфорда, рекомендуем воспользоваться шоссе под номерами тридцать восемь, сорок два, пятьдесят один, пятьдесят два и пятьдесят три. Шоссе сорок девять, пятьдесят и пятьдесят четыре в настоящий момент перегружены.

– Насчёт сорок девятого я и сам знаю, – недовольно буркнул Гюнтер.

Диктор тем временем сообщил сводку погоды, номера наиболее свободных магистралей округа, перечислил удобные стоянки, бензоколонки, мотели. Среди названий мотелей «Охотничьего застолья» не было. Затем по радиомаяку снова пошла реклама, и Гюнтер раздражённо выключил его.

Наконец показался поворот на Таунд. Гюнтер бросил последний взгляд на горизонт, над которым уже три оранжевые точки вертолётов растаскивали на невидимых тросах какую-то бесформенную массу, и с облегчением свернул на пустынное шоссе, обсаженное ровненькими, одинаково подстриженными акациями. Почувствовав простор, компьютер «бьюика» нарастил скорость, и машина устремилась к Таунду. Гюнтер разблокировал боковое стекло, и оно, мягко чмокнув из герметичного паза, опустилось. Автоматически отключился кондиционер, ветер ворвался в салон и вымел из машины ощущение осевшей здесь копоти жёлто-зелёного рефрижератора. За первым же поворотом карликовые акации исчезли, аграрный пейзаж по бокам дороги сменился перелесками, каменистыми оврагами, болотцами, шоссе запетляло, а его пустынность ещё раз подтвердила, в какую глухомань Гюнтер направляется.

На часах было без пятнадцати шесть – на рандеву с клиентом он вроде бы успевал. Чёрт его знает, что за клиент! Кто – неизвестно, встреча точно по времени, с условными фразами, где-то на отшибе… Похоже, что о работе частного детектива клиент имеет представление только по книжечкам из «чёрной серии».

Ещё совсем недавно – с тех пор, как его мягко «ушли» из политической полиции, и ему пришлось открыть частное сыскное бюро и срочно переквалифицироваться в рядового добропорядочного гражданина – Гюнтер никогда бы не взялся за столь сомнительное дело. Усвоив на горьком опыте, что честность, из-за которой его и вышибли из политической полиции, не принесёт дивидендов в частном бизнесе, он не брался ни за какие криминальные, а, тем более, политические дела. Только частная жизнь: распутывание любовных интрижек, слежка за неверными мужьями и жёнами, защита великовозрастных чад от дурного влияния и тому подобные дрязги семейных клоак. Он настолько втянулся в размеренную, пустую, обыденную жизнь заурядного мещанина, что в последнее время стал даже ощущать удовлетворение от такого почти животного существования. И сам не заметил, как стал похож на своих клиентов и зажил их жизнью. Вначале Элис пыталась бороться с его перерождением, потом – просто терпела. Но, в конце концов, не выдержала и, забрав сына, ушла к какому-то художнику.

И только тогда Гюнтер плюнул на своё кажущееся благополучие, полгода ничем не занимался, ждал чего-то и, наконец, дождался. Дела, от которого так и смердело криминалом. Туманного, неясного, одними намёками. Но именно такое дело и нужно было ему сейчас, чтобы забыться, заставить голову работать, а не продолжать копаться в чужих постелях.

Он сразу понял – вот оно, такое дело! – когда Монтегю после долгого, пустого разговора ни о чём принялся путано, пряча глаза, навязывать ему клиента. Гюнтер вначале долго отнекивался от туманного предложения, пытаясь выудить из Монтегю хотя бы намёк на суть дела, но Монтегю был лишь посредником и на самом деле ничего не знал. Поэтому, когда он в очередной раз навис над столом и принялся уговаривать взяться за расследование всё теми же словами и посулами, Гюнтер сделал вид, что сломлен напором его красноречивого косноязычия и, словно нехотя, взял это сырое, даже без тени намёка на то, что оно из себя представляет, дело. Как кота в мешке. Хотя было большое сомнение, что в мешке окажется именно кот.

Из-за очередного поворота слева от дороги нарастающей серой коробкой показалось приземистое здание мотеля. Гюнтер сбросил скорость, миновал пустовавшую заправочную с сиротливо стоящими под навесом автоматами и ввёл машину во двор мотеля, стилизованного под средневековую корчму. На фасаде рублёным под клинопись шрифтом красовалось название: «Охотничье застолье».

Прихватив с соседнего сидения дорожную сумку, Гюнтер выбрался из машины и посмотрел на часы. Без пяти шесть. Удивительно, но успел вовремя. Как и хотел клиент.

Между бетонными плитами, устилавшими двор автокорчмы, росла буйная нестриженая трава, что, вероятно, должно было означать запущенность и приближать воображение странствующих авторыцарей к средневековью, если бы плиты не были тщательно подметены. Слева, в стороне от крыльца, увитого плющом, стоял полосатый автодорожный столбик. На нём, поджав лапы, сидел огромный, чуть ли не с хорошую собаку, чёрный кот в тускло-сером металлическом ошейнике. Повернуть голову в сторону подъехавшей машины он не соизволил.

«Надеюсь, это не тот самый, которого мне собираются подсунуть в мешке», – подумал Гюнтер, забросил сумку через плечо и, проходя мимо, цыкнул на кота. Кот окинул Гюнтера тяжёлым недобрым взглядом зелёных глаз, пренебрежительно фыркнул и величественно отвернулся. Уже открывая дверь, Гюнтер оглянулся и увидел, что с правой подогнутой лапы кота свешивается складной зонтик. Белый, красными цветочками.