От ограды у имения Саприче отделилась тень.

- Долго же вы собирались... - пробормотала она голосом Чапари. - Мы здесь совсем закоцубли от холода.

- Где Пашеке?

- Здесь, - донеслось от ограды.

- Охрана ходит?

- Нет. Сидят в сторожке, чай пьют, гады.

- Начинаем. Пашеке, Бентаге - в сторожку. Только чтоб тихо.

Пашеке и Бентаге пролезли под оградой и растворились в ночи. Затем их тени мелькнули на фоне освещенного окна сторожки и вновь исчезли. Минут через пять от сторожки послышался тихий посвист.

- Пошли, - сказал Диркоши.

Возле сторожки стоял Пашеке и держал в руках кружку.

- На, погрейся, - протянул он кружку Чапари.

- О, хорошо! - прошептал тот, с жадностью, обжигаясь, прихлёбывая кипяток. Видно промёрз он здорово.

Колори сунулся было в сторожку, но Пашеке преградил ему путь.

- Не ходи. Не надо.

В дверном проёме появился Бентаге.

- Ну, что? - спросил Диркоши.

- Комната телохранителей первая сразу от входа. Спальня Саприче на втором этаже - третья комната в правом крыле.

Массивные двери особняка были заперты на ключ, но Чапари справился с замком в два счёта и пропустил в особняк Бентаге и Пашеке.

Вначале было тихо, затем в доме что-то тяжело упало, и на крыльце показался Пашеке.

- Порядок, - кивнул он.

- Все пятеро? - переспросил Диркоши.

- Все.

- Почему шум?

- Не всегда бывает гладко, - нервно хмыкнул Пашеке.

Они вошли в дом и, подсвечивая фонариком, прошли по коридору в холл. И тут на лестнице послышались шаги. Диркоши погасил фонарь, и все рассредоточились вдоль стен. Из-за поворота лестничного пролёта появилась фигура в пижаме с керосиновой лампой в руках.

- Что за шум? - спросил голос Саприче.

И тогда Диркоши включил свет в холле.

- Гости у тебя, - насмешливо сказал он, направив автомат на Сарпиче. - Встречай.

Лампа выпала из рук Саприче и разбилась. Керосин расплескался по ковровой дорожке.

- Что же ты, - хмыкнул Диркоши, - электричество провёл, денег - хоть печь растапливай, а сам - с керосинкой? Под простолюдина подделываешься? Так и до пожара недалеко.

Бледный, как мел, Саприче медленно спустился в холл и остановился напротив Диркоши.

- Чего ждете? - спросил он неожиданно спокойным голосом. Стреляйте.

- Это мы всегда успеем.

- Деньги нужны? - презрительно спросил Саприче. - Или покуражиться хотите - ждете, чтобы я на коленях вымаливал жизнь?

Лицо Диркоши окаменело.

- Это ты напрасно, Саприче, начет денег. - Он поднял автомат. - Мы не бандиты.

- Не-ет!!!

По лестнице стремглав сбежала женщина в пеньюаре и, бросившись на грудь Саприче, заслонила его от автомата. Сердце Колори болезненно сжалось - он узнал Ириси.

- Не убивайте его! - зарыдала Ириси.

Сарпиче погладил её по голове, затем отстранил от себя.

- Не унижайся, Ириси, - сказал он и поцеловал её в лоб. Прощай.

- Нет! Нет! Не-ет!!! - забилась она в истерике.

- Уведите её, - попросил Саприче, и лицо его перекосилось. - Только... не трогайте.

- Мы с женщинами не воюем, - сказал Диркоши и кивнул Бентаге.

Бентаге сгрёб кричащую Ириси в охапку и, как она не сопротивлялась, унёс из холла и запер в одной из комнат.

- Я знаю, что сейчас вы убьёте меня, - сказал Саприче. Одно хочу сказать перед смертью - совесть моя чиста. Всё, что мною нажито - нажито честно. Ни одного человека я не обманул ни на грош. И не моя вина, что вы все стали бедными, а я - богатым.

- Ты всё сказал? - спросил Диркоши.

- Всё. - Саприче окинул взглядом нежданных гостей и вдруг узнал Колори. - Просьба есть одна, - усмехнулся он.

- Говори.

- Пусть ваш приговор приведёт в исполнение Колори.

Холодный пот прошиб Колори. Автомат в руках стал чугунным, руки одеревенели, в висках застучала кровь. В ушах до сих пор стоял крик Ириси, и он внезапно понял, что ошибался, вовсе не деньги привели в этот дом его жену. И потому не сможет он нажать на курок.

За спиной шумно задышал Пастролаги и вдруг, со стоном оттолкнув Колори, шагнул вперёд.

- Нет, сынок, - тяжело роняя слова, проговорил он, - это сделаю я.

- Отец?! - Саприче растерялся. - Ты с ними, отец?!

- Да, сынок.

- Но... почему?!!

- Потому, что ты прав, сынок. Ты действительно никого не обсчитывал и торговал честно. Но это земная честность. Ты продавал и перепродавал чужой труд, а сам за всю жизнь не вырастил ни одной брюки, не сложил ни одной песни. И по нашей честности и совести, а не по законам твоей Земли, ты прожил пустую, никчемную жизнь. Поэтому и всё это, - Пастролаги обвёл стволом автомата холл, - принадлежит не тебе.

- Ты не прав отец. Это законы не Земли, а любого цивилизованного общества.

Пастролаги покачал головой.

- Если эти законы заставляют людей, бывших некогда одним народом, брать в руки оружие и убивать друг друга - я не принимаю такой цивилизации. И мне особенно больно, что установлению этих законов способствовал ты. Мой сын. Ты принёс в наш мир, не знавший войн и распрей, заразную болезнь - жить не ради других, а ради себя. И поэтому ты ответственнен за то, что люди сейчас умирают от холода и голода, погибают в братоубийственных войнах. И ты ответственнен за смерть аквов, из которых сейчас делают мази для умягчения кожи земных девиц.

- Я не признаю твоих обвинений, отец, - спокойно проговорил Саприче. - Руки даны человеку для работы, а не для того, чтобы он держал в них оружие. А голова - чтобы думать, как эту работу сделать лучше и быстрее, а не завидовать. Я работал и руками, и головой. И не моя вина, что кто-то предпочел взять в руки оружие.

- Время нас рассудит, - сказал Пастролаги и нажал на спуск автомата.

Диким криком зашлась в запертой комнате Ириси.

Диркоши перешагнул через труп и бросил зажжённую спичку в керосиновое пятно. Огонь ленивыми языками заскакал по ступенькам.

- Уходим.

Как в тумане Колори вышел в коридор и открыл дверь, за которой билась в истерике Ириси. Ириси выскочила в холл и, упав на тело Саприче, заголосила.

- Уходим! - крикнул Диркоши, схватил Колори за плечи и выпихнул во двор.

Уходили они гуськом по проторённой лыжне, ведущей через поля к лесу. Пастролаги еле шёл, тяжело дыша и держась рукой за сердце, часто останавливался и оглядывался на разгорающийся пожар.