Яромир тоже начал посмеиваться. Он думал, дело улажено.

– Все, что ты говоришь, нелепо, – вдруг спокойно произнес Неэр. – Твоя речь полна заблуждений.

Лицо Яромира приняло растерянное выражение. Он держал в руках ложку и кусок хлеба, но так до сих пор и не принялся за свою похлебку. Неэр, впрочем, тоже не ел, слушая его. Обед простыл, но оба этого не заметили.

– Первое твое заблуждение – это «любовь Даргорода», – сказал Неэр, в раздумье опустив взгляд. – Долг подданных – любовь к господину за его заботу о них и за тяжкое бремя власти, которое возложено на него свыше. Давай рассудим, что такое любовь Даргорода к Яромиру? К княжескому дружиннику, опоре власти? Да. Но ты не был таким, – Неэр слегка пожал плечами. – Тогда что означает любовь Даргорода, о которой ты говоришь? Что без всякого права на то безвестный человек Яромир соперничает в сердцах даргородцев с богоизбранным князем? Я назвал бы это безумием, но на пороге Конца, видно, все возможно. – Неэр поднял глаза на своего будущего противника.

В душе Неэр был согласен с отцом, лордом Торваром: разъяснения и проповеди мало действуют на людей. «Люди редко бывают добры и справедливы добровольно, – сказал однажды отец. – Принуждение людей к добру – неизбежный долг государя».

Но Неэра волновало желание считать своих врагов окончательно неправыми. Что-то подсказывало ему сперва испытать все средства, даже убеждение, прежде чем схватиться за меч.

Яромир понравился Неэру находчивостью и своеобразной честностью: тем, что этот парень заранее подумал, как в глазах всего Даргорода оправдать поединщика-варда, если он не выйдет на бой.

Ошеломленный Яромир слушал. Юноша продолжал:

– Второе твое заблуждение – что ты неправильно понимаешь искупление вины. Ты провинился. По решению своего господина, ты должен расплатиться за вину каторжными работами и поединком. Предположим, ты был бы на каторге – и получил возможность уклониться от работ. Ты мог бы обмануть надсмотрщиков, но в глазах Вседержителя твое искупление не имело бы веса. Даргородцы, сговорившись между собой, могут спасти тебя от возвращения на каторгу. Но только ты сам и только в честном бою можешь искупить вину перед богоизбранным князем и перед самим богом.

Яромир подался вперед.

– Послушай, вард! Мне же с тобой завтра драться, а не с самим собой. Почему тебе лучше отведать моего клинка, чем моего угощения?

– Для тебя это искупление, а для меня, может быть, испытание, – помолчав, сказал Неэр. – Я думаю, ни тебе, ни мне не стоит от этого уклоняться.

Яромир подпер голову рукой. Он был раздосадован.

– Ну, вард… Дело такое. Даргород отдал мне победу заранее. Так что ты ее от меня не получишь.

– Посмотрим, – сказал Неэр.

– Увидишь… – буркнул Яромир, вставая из-за стола.

Его обед остался нетронутым, но, выходя, он прихватил кусок хлеба. Неэр проводил даргородского бойца взглядом. «От меня зависело принудить его к исполнению долга, и я сделал это, – подумал юноша. – Из Писания понятно, что избранными всегда были те немногие, кто обуздывал в людях желание делать зло, уклоняться от обязанностей и не подчиняться стоящим выше… Завтра и вправду меня ждет испытание».

Неэр с нетерпением ждал, что будущее вот-вот станет понятно ему, как открытая книга. Скоро он сумеет прочитать в ней знаки своего высшего предназначения.

Вот и нынче Неэру казалось: даргородские игрища – один из знаков. Юноша победит прославленного в этих краях бойца Яромира. Северные города облетит слух о неизвестном рыцаре-варде. Потом восстанет богоборец, и пересекутся два пути: путь сына погибели и путь последнего потомка короля Ормина. Между ними пройдет ось мировой судьбы. И может быть, они сойдутся меч к мечу, один – как представитель самого Вседержителя, другой – от лица мятежного Обитаемого мира.

Морозный безветренный воздух был чист и ясен. Собравшаяся заранее толпа топталась на месте от холода, выдыхая пар. Неэра пропустили к огороженной цепью площадке.

…Бой был коротким, гораздо короче, чем церемонии перед его началом. Мечи зазвенели и стихли. Яромир достал варда быстрым «позёмным» – низким ударом, при котором меч должен был по прямой войти неприятелю в живот. Клинок сильно толкнул Неэра и располосовал бок даже через кольчугу. Но вард не упал и еще даже не почувствовал боли. Он отступил и ударил Яромира в бедро. Оба были ранены в первой же сшибке!

И оба стояли друг против друга, Яромир – перенеся вес тела на здоровую ногу и опираясь на меч, Неэр – зажимая рукавицей бок. Толпа вокруг замолкла. Неэр чувствовал, что у него мутится в глазах. Но и Яромиру было не лучше. Они не двигались с места: каждый боялся, что оставят силы. В твердо утоптанный снег под ногами въедались горячие капли крови. У Неэра мелькнуло, что нельзя ждать: все равно от потери крови уже кружится голова. Надо заставить Яромира поднять меч, на который он опирается, и он не устоит. Но молодой вард уже и сам не понимал, что с ним: то ли он все-таки кинулся на даргородца, но промахнулся, то ли просто упал лицом вниз.

…По обычаю, раненого на игрищах воина лечили за счет казны. Неэр, лежа в шатре, спрашивал лекаря об окончании поединка. Оказалось, и Яромир продержался недолго: успел услышать от князя, что признан победителем, хотел поклониться княжескому креслу и толпе, но тогда-то у него и подогнулись колени, из руки выпал меч, и он осел наземь.

Неэр много лет не мог забыть, в какое отчаяние привело его это поражение. Вернее, много лет отчаяние жило и не ослабевало в нем. Неэру казалось: Вседержитель дал ему понять, что он не избран. Творец позволил одолеть Орминга бывшему каторжнику, человеку, не раз нарушавшему волю Престола и в своем простодушии открыто признающемуся в этом. Чего юноша боялся, то его и постигло: он всего лишь обычный, рядовой участник событий последних дней. Он зря приехал на север: здесь не приготовлено для него судьбы рыцаря, который вызывает на бой чудовище…

Они увиделись еще раз. Неэр был почти здоров и собирался уехать из Даргорода уже на днях. Он столкнулся с дар-городским бойцом в трактирном дворе. Яромир вышел из трактира и остановился, всем телом навалившись на костыль. Полы распахнутого кожуха с обеих сторон висели, как перебитые крылья. Неэр встретился с ним глазами. Яромир вдруг чуть усмехнулся, и его взгляд показался Неэру заговорщицким, как будто их связывало что-то особенное. Вард почувствовал, что точно так же усмехается в ответ. Они нанесли друг другу раны, и это в самом деле сблизило их – Неэр понял и не удивлялся. Между ними впрямь появилось что-то сродни сговору.

Воротившись в Анварден, юноша откровенно признался королю Олверону, что разочарован в своем особом предназначении, считает, что получил урок, и готов отныне принять надлежащую участь Орминга.

Спустя несколько лет Неэр был коронован. Передав молодому наследнику бремя последних дней, бывший король Олверон затворился в монастыре под Анварденом.

Стоя у окна один в своих просторных покоях, король повторял про себя недавнее донесение лорда Эймера. «Он называет себя Яромиром… Бывший каторжник… Помилован после игрищ…» Что-то подсказывало Неэру: тот самый… И даже заговорщицкая усмешка, которая была десять лет назад, вспомнилась королю.

Так значит, поединок на игрищах все-таки оказался частью предназначения! Первым, кого повстречал на севере потомок Ормина Небожителя, и был богоборец! Разве это случайность? И они сразились, и пролили кровь друг друга. «Что я должен был понять тогда? Что я должен понять теперь, когда знаю, кто он? – тревожно думал Неэр. – Или все-таки это не он? Бывший каторжник… помилован…»

«Глубочайшее падение богоборца в том, что ему открыт путь в ослепительное величие, – думал Неэр. – Ведь богоборец – человек. Все люди обладают свободой воли. Вседержитель никогда не скрывал от нас, что он в своем мире сотворил добром, а что злом. Об этом сказано в писаниях, а также о заблуждениях духа, которых следует избегать, и о том, что такое истина. От богоборца ничто не скрыто, точно так же, как и от всех. Какое величие было бы, если бы он сам отрекся от зла, преклонился перед Престолом, добровольно бы отдался на суд королей и церковных владык! Вместо этого он развязывает войну, которая будет стоить много крови и мук и закончится для него только смертью.