— Так вы согласны?

Я помотал головой:

— Ну, а все-таки?

— Тут, под обрывом, спрятана лодка! Я рейсов за пять-шесть перевезу все на этот берег, а вы поможете мне уложить приборы в ящики и погрузить их в машину! Ну как, идет?

Я снова помотал головой и обратился к Пеклеванному:

— Саня, пойдем-ка, выйдем!

Мы вылезли из теплой кабины на снег, закурили, и я спросил его:

— Ты серьезно думаешь, что у него там приборы?

— А хрен его знает! — беспечно махнул рукой Пеклеванный: — Нам-то с тобой какая разница — он такую деньгу платит, во! А на счет груза — так ты не боись, никто эти ящики вскрывать не будет! Да, почитай, половина машин на трассе везет не то, что в путевках или накладных написано! И ничего, все путем! Давай, Серега, соглашайся! Я машину сразу куплю, ну, не новую, косаря за три! А на остальные мы с женой летом на юга махнем, на Кипр! А то сколько живу, ни разу за границей не был!

Я плюнул, понаблюдал, как желтоватый шарик слюны протаял в снегу ямку, и сказал:

— Ладно. Согласен!

— Вот и ништяк! Вот и зашибись! — засуетился Пеклеванный, подбежал к «Камазу», рванул дверцу: — Николаич! Серега согласен! Давай, командуй, че, как, когда начнем!

Лже-экспедитор вылез из машины, надел шляпу и сказал:

— Тянуть не будем — сейчас и начнем! Сергей, вы пойдете со мной, поможите с лодкой, а вы, Александр, резверните машину и подгоните ее к самой реке!

Смирнов покопался в портфеле, достал оттуда обьемный сверток, развернул его, и в его руках оказались мягкие резиновые сапоги-бродни от армейского ОЗК. Смирнов натянул их поверх своих ботиночек, подвязал лямки к поясу, спрыгнул с подножки на снег:

— Все, пойдемте, это тут, рядом!

Мы пошли вдоль узкой ледяной кромки, наморозившейся у берега. Сзади зарычал разворачивающийся «Камаз». Смирнов освещал дорогу карманным фонариком, вглядываясь в бурелом под обрывом. Минут через пять он остановился у большой кучи веток:

— Это — здесь!

Мы быстро раскидали сушняк, под ним обнаружилась перевернутая вверху дном небольшая лодка, под которой лежали весла, две лопаты и лом. Не смотря на размеры, лодка была довольно тяжелая, и пришлось повозиться, прежде чем мы перевернули ее и по камням дотащили до воды.

— Сергей! Скажите Александру, чтобы он включил габариты у машины, а то я вас не найду! — сказал Смирнов, залезая в лодку.

Затем он оттолкнулся веслом и сноровисто погреб, удалясь от берега. Темное пятно было хорошо видно на светлой воде, и я, почти профессионал в гребле, удивился, как быстро плывет, да еще и на перерез течению, утлый челн Смирнова.

Вернувшись к машине, я застал Пеклеванного за разгрузкой ящиков из кунга.

— Давай, помогай! — крикнул мне водитель, стаскивая на землю сразу несколько пустых ящиков. Мы вытащили всю тару на берег, уселись сверху, закурили…

— Эх, и рыбалка же здесь летом! Да и сейчас, наверное, тоже клюет! Жалко, удочек не захватил! — посетовал Пеклеванный, присел на корточки у воды и сполоснул руки:

— Б-р-р! А холодна водица! Обжигает, как кипяток!

— Сань! А как река-то эта называется? — лениво спросил я, щелчком отправляя окурок в воду.

— Да хрен его знает! Как ты думаешь, Николаич долго будет возить свои приборы?

— Думаю, всю ночь! Кстати, он просил тебя габариты включить, а то боиться промахнуться в темноте!

Пеклеванный залез в кабину, завел двигатель, вспыхнули красные фонари по краям кунга. Я, в одиночестве оставшийся на берегу, почувствовал себя сиротой, закинутым злою судьбиною в эти дикие места. Конечно, если бы мы сейчас спокойно загрузились кедровым маслом и поехали назад, я бы чувствовал себя гораздо увереннее, но… Назвался груздем — полезай в кузов!

Смирнов вернулся через час, как и обещал. Его резиновые бахилы были перепачканы свежей землей, а половину лодки занимали полиэтиленовые свертки и пакеты разного размера и веса, в чем я убедился, укладывая их в приготовленные ящики.

Смирнов был весел, чуть не напевал, помогая нам разгружать лодку.

— Все оказалось гораздо проще! Я думаю, еще два рейса — и можно будет ехать! К полуночи вернемся в Куртамыш! — крикнул нам он, забираясь в лодку и отплывая.

Пока мы убрали заполненные ящики в кунг, пока покурили — опять послышался плеск весел, Смирнов вернулся с новой партией своих таинственных приборов.

На этот раз свертков было меньше, но весили они куда как тяжелее предыдущих. Я украдкой встряхнул один — внутри что-то металлически звякнуло — прибор!

Больше всего меня удивляло, как Смирнов, не здоровяк, да и не юноша уже давно, смог так быстро и сноровисто переплывать реку, загружать лодку и возвращаться! Вот тебе и сморчок! Действительно — первое впечатление обманчиво!

Лодка уплыла — и через десять минут вернулась!

— Там осталось самое громоздкое! — объяснил Смирнов, перебираясь через борт: — Серегей, вам придется сплавать со мной, помочь — один я не справлюсь! Захватите пару ящиков — уложим все в них прямо на месте.

Я подхватил тару, угнездил ее на корме, залез в лодку, и, пользуясь случаем размяться, попросил у Смирнова весла.

— Здесь очень сильное течение! — ответил он, делая мощные, широкие гребки: — Боюсь, вы не справитесь!

Я про себя обиделся, отвернулся, и стал смотреть на приближающийся берег, белеющий впереди — больно надо, не хочешь, греби сам!

Мы пристали у невысокого холмика, с одной стороны которого на снегу виднелась куча свежей земли.

— Еще неделька, и пришлось бы долбить! — кивнул на кучу Смирнов, выбираясь из лодки: — Хорошо, успели до морозов! Я залезу внутрь, а вы подадите мне ящики, а потом примите их, груженые!

Мы поднялись на холм. С этой стороны реки берег был пологим, и заснеженная равнинаа тянулась во все стороны километров на пять, только слева темнела тайга, вплотную подходящая к реке…

«Где-то я все это уже видел!», — подумал я, помогая Смирнову протащить ящики сквозь не широкую дыру в земле. Честно говоря, я представлял себе все это по другому — никакой траншеей тут и не пахло — обычная нора, только большая! Под снегом было не понять, но мне показалось, что холм словно бы срыт с одной стороны — противоположной от реки.

Смирнов ловко нырнул в лаз, зажег внутри фонарик, и я понял, что никакая это не траншея — свет фонарика удалялся, удалялся, пока не исчез совсем.

«Интересно! Что это за катакомбы тут нарыты?», — подумал я, встал на колени и заглянул в нору.

Там царил полумрак, но тусклые лучи фонарика, пробивающиеся откуда-то из-за угла, все же освещали не высокий, зато довольно просторный коридор, уводящий в другую от реки сторону. Пахло сухой землей, слегка — гнилью и ржавчиной, как в погребе. На земле что-то тускло блестело. Я пригляделся пол коридора покрывала плитка, что-то вроде кафеля. Мне стало совсем интересно, и я полез внутрь…

Однако осмотреть подземелье мне не удалось — только я протиснулся в узкий лаз, как послышался шум, и из коридора появился Смирнов, волокущий за собой один из ящиков. Я поспешно выбрался наружу, принял тяжеленный ящик и оттащил его в сторону.

— Сейчас, Сергей! Последний ящик — и поплывем назад! — голос Смирнова прозвучал глухо и странно, как с того света. Свет фонарика снова померк, и я остался один.

Черное небо над моей головой светилось мириадами звезд, серебрился снег, холодный ветерок заставлял ежиться — мороз набирал обороты, было, пожалуй, уже градусов восемь, а то и десять! Я присел на ящик, закурил, и стал смотреть на реку. Сквозь тьму еле виднелись красные огоньки нашего «Камаза», с тихим шорохом катились невидимые мне волны.

«Как же все таки называется эта река?», — опять подумал я, и решил посмотреть, что лежит в ящике, на котором я сижу. Любопытство, как известно, не порок!

Я присел на корточки и приподнял дощатую крышку. Внутри блестели уже знакомые мне свертки, под полиэтиленом была бумага, и рассмотреть ничего не удавалось. Я выбрал один из свертков, похожий по форме на кочан капусты, немного отогнул полиэтилен, бумагу, и в нос мне ударил затхлый, гнилостный запах тлена. Матерь божья, что это?! Я зажег спичку, и в пляшущем ее свете увидел обтянутый сморщеной, сухой и коричневой кожей череп!