Было ясное утро на той неуловимой грани весны и лета, когда вовсю поют птицы, еще не прогрелась вода в реках, зелень листвы ярка до пронзительности, и только-только отзвенели в школах последние звонки и тысячи мальчишек, девчонок, юношей и девушек вырвались из надоевших классов на улицу, чтобы целых три месяца предаваться восхитительному безделью.

На холме, с которого открывался чудесный вид на плавно текущую реку, на свободной от столпившихся вокруг деревьев Часть первая полянке полдюжины таких освободившихся школьников и школьниц, В НАЧАЛЕ ПУТИ встав в круг, играли в волейбол. Туго надутый мяч весело перелетал от одного к другому, чтобы тут же, чуть коснувшись 1 рук, взмыть в воздух, словно надеясь долететь до прозрачно-синего неба…

Беззаботное настроение безо всякого труда проникло в город, и даже коробки панельных домов как будто принарядились, словно пытаясь удержать в своих стенах хотя бы часть жильцов. Но напрасно. Несмотря на ранний час эти шедевры архитектуры стояли почти пустыми, и весело сбегавший по лестнице юноша был, возможно, одним из последних, случайно задержавшихся в квартирах людей.

Юноша бодро вылетел из подъезда, чуть сощурился от яркого солнца и уже приготовился побежать дальше, но тут его окликнули и он застыл на месте.

– Олег, поди-ка сюда, – маленькая полная женщина поднялась со скамейки, на которой неторопливо читала утреннюю газету.

– Зачем, мама? – переспросил парень, но все же шагнул к ней.

– Куда это ты в такую рань? – осведомилась мать.

– Гулять, – беспечно отозвался сын, нетерпеливо поглядывая по сторонам.

– «Гулять», – передразнила мать. – Нет, чтобы делом заняться.

– Каким делом? – в глазах Олега появилась скука. – Каникулы ведь, – он помолчал и добавил. – Последние.

– То-то и оно, что последние. Сидел бы, в институт готовился. Время быстро летит…

– А знания из головы улетают еще быстрее. У меня еще целый год впереди. И вся жизнь…

– Это только кажется, – вздохнула о чем-то своем мать. – А там и глазом моргнуть не успеешь, как… да ты садись, – и она первая уселась на скамейку.

– Я лучше пойду.

– Садись. И так редко поговорить удается. Вечно где-то шляешься. Нет, чтобы с матерью побыть, рассказать чего…

Олег обреченно вздохнул и присел на самый краешек, всем своим видом показывая, что очень торопится.

– Кем ты хоть стать надумал?

– Человеком.

– А сейчас ты кто? Обезьяна? – мать говорила без тени юмора. – Я о профессии спрашиваю. Или и тут секреты?

– Секрет, – согласно кивнул Олег и сделал попытку приподняться. – Мам, меня ждут. Вечером поговорим.

– А кто ждет-то? – в глазах матери вспыхнул жадный интерес. – Может, влюбился ты?

– Ну, ты скажешь, мам. – Олег густо покраснел.

– А что? – мать не заметила собственной бестактности и продолжила. – Я в твои годы направо-налево влюблялась.

– А я только прямо.

– Как это «прямо»?

– Так же, как ты направо.

Мать обиженно надула губы и замолчала. В разговоре возникла напряженная пауза. Олег лениво рассматривал свои еще не успевшие загореть руки и ждал продолжения. Оно последовало довольно быстро – долго молчать его мать не умела.

– Издеваешься? И над кем? Над матерью! А у самого еще молоко на губах не обсохло! – мать попыталась распалиться, но погода уже сделала свое коварное дело, и до настоящей злости не дошло. – А как маленький был, так все «мамочка, мамочка»… вымахал, оболтус, так сразу матери грубить… Воспитываешь, воспитываешь – а в ответ никакой благодарности…

– Ты меня еже давно не воспитываешь, – равнодушно перебил ее Олег. – К тому же сама себе противоречишь. То «молоко на губах не обсохло», то «оболтус вымахал». Ты хоть что-нибудь одно выбери.

– Я тебе сейчас выберу!

– Давай без скандалов. Да и вообще, чего тебе от меня надо? Учусь хорошо, в олимпиадах участвую, спортом занимаюсь. Грамот вон сколько…

– Тебя послушать – так ты просто золото.

– У каждого свои недостатки. Еще Шекспир говорил: «Если каждому воздавать по заслугам, то кто же уйдет от порки?» И вообще, меня друзья ждут.

– Обормоты они, а не друзья.

– Кем бы они ни были, – жестко произнес Олег, – но они мои друзья. Надеюсь, я достаточно взрослый, чтобы выбирать их самому? Или я до сих пор обязан держаться за твою юбку? Но тогда уж я точно никем не стану. Не могу же я всю жизнь советоваться с тобой по всякому поводу.

– С матерью никогда посоветоваться не мешает. Мать дурного не скажет.

– И путного тоже. Кстати, вон твоя Степановна идет, – быстро и с явным облегчением добавил Олег, кивнув в сторону пожилой женщины, такой же маленькой и полненькой, как и его мать, что бодро шагала с хозяйственной сумкой прямо к их подъезду.

Увидев, что на нее смотрят, женщина заулыбалась и еще издали закивала головой. По лицу матери Олега тут же расплылась ответная улыбка, и лишь Олег смог сохранить невозмутимость, хотя в его глазах и промелькнула радость скорого освобождения.

– Здравствуйте, Галина Степановна, – юноша вежливо встал, как бы уступая ей свое место. – А мама как раз о вас вспоминала. Какой-то разговор у нее к вам, что ли.

– Здравствуй, Олег, – Галина Степановна опустилась на освободившееся место и перевела дух. – А ты все растешь и растешь.

– Да что вы! Я уже вырос, – Олег ослепительно улыбнулся и посмотрел на мать. – Так я пошел?

Мать обиженно поджала губы, но момент был упущен и пришлось сказать:

– Иди. Только долго не задерживайся.

– Не задержусь. До свидания, Галина Степановна, – и Олег стремительно, почти бегом двинулся прочь.

– Куда это он? На тренировку? – Галина Степановна расположилась поудобнее и приготовилась к долгому разговору. Мать хотела было согласиться, но передумала и сказала правду:

– Какие тренировки? У них тренер в отпуску, так что теперь пользуется

– шляется с утра до ночи, дурака валяет.

– Так и надо, – неожиданно поддержала Олега Галина Степановна. – Когда ему еще такое выпадет? Лето пройдет, а там – выпускной класс, потом, глядишь, институт, и пошло-поехало…

– Да и я ему тоже говорю – гуляй, сынок, пока можно. И так то школа, то тренировки. Поверишь ли – дома почти не вижу, а когда дома, так все в книжку уткнется и чего-то читает, читает.

– А вот мою Томку не заставишь. Уроки – пожалуйста, учит так, что от зубов отскакивают, а чтоб самой что взять почитать – ни в какую, хоть ты режь.

– Твоя-то в восьмой перешла?

– В седьмой. – Галина Степановна вздохнула. – А вроде еще вчера под стол пешком ходила. Твой вон вымахал – чем не жених.

– Скажешь тоже. У этого жениха только ветер в голове. Сам не знает, чего хочет.

– Не переживай. Время придет – узнает. Помяни мое слово – оглянуться не успеешь, как тебе невестку приведет. Будешь еще и его детей нянчить.

– Надо больно, – отмахнулась мать. – Сам заведет – сам пускай и нянчит. Стану я возиться.

– А куда денешься? Как раз на пенсию скоро. Сколько тебе осталось?

– Семь лет. Да только, глядишь, и не доживу. Сердце шалит, да и вообще…

– Сердце у всех шалит. Я вон тоже недавно две недели не больничном была. И ничего. Не жалуюсь.

– А сейчас в отпуске?

– В отпуске. Хотела в июле пойти, так начальник, чтоб ему пусто было, сейчас выгнал.

– Меня тоже. Ничего, хоть в Москву съезжу, родню надо навестить, а то зовут и зовут, а времени-то – сама знаешь.

– А я к тебе по делу, – сказала Галина Степановна. – Ты мне платье не поможешь сшить?

– Какое надо? – и тут же, спохватившись, что быстро согласилась, решила поломаться. – Вообще-то у меня машинка барахлит…

– Да мне не к спеху. Я и материал взяла, – она похлопала по сумке.

– Покажи.

– А может, в дом поднимемся?

Мать немного посидела, как бы размышляя, и, конечно же, согласилась.