«Тикают ходики в старой квартире…» Тикают ходики в старой квартире С видом на маленький двор, Время повисло на бронзовой гире И притаилось, как вор. Тюль. Занавеска местами заштопана, Настежь раскрыто окно… Память моя растреклятая, чтоб она — Вечно немое кино… Запах ватрушек, геранью разбавленный, Плачет сестра на руках, Матери голос тревожный и сдавленный — Взрослый, отчаянный страх. В кадре замедленном долго и плавно Падает капля с лица. Через секунду узнаю я главное — Нет у нас больше отца. С этого дня четверть века разменяна, Но просыпаюсь в поту. В скромненькой рамочке – фото Есенина С трубкою чёрной во рту, Смотрит с улыбкою светлой из прошлого, Будто бы хочет сказать: Жизнь не подвластна закону киношному — Заново не переснять. «На лету снежинки тают…» На лету снежинки тают… Сердцу грустно видеть это. Птицы к югу улетают, Унося с собою лето. Завтра, знаю, станет пусто На душе и на планете И мечты о новом лете Мною вновь овладевают. Соловьиные страданья, Плач цикады одинокой. Лето ласковою ланью Пролетит неподалёку. Лишь порыв хмельного ветра Обовьёт меня руками. Все проходит рядом, где-то За невидимою гранью. Все спешит, все суетится, Я ж не в этом измеренье. Жду, когда засеребрится Снега белого забвенье. Ну, а лето так недлинно И мгновеньем пролетает. На лету снежинки тают, Птицы к югу улетают… «Глаз твоих…» Глаз твоих туманности — Сны мои, мои мечты. Не хватает малости, чтобы Стала рядом ты. Чтобы километры нас Не разделяли, Бешеные ветры нас Не разрывали, Чтобы утром радужным Целовать ресницы мог. Вечером от радости, Под собой не чуя ног, Приходил натруженный, не чувствуя усталости, Чтобы взять до малости Глаз твоих туманности. «Хорошо бы знать, что лучше…»
Хорошо бы знать, что лучше Из того, что хорошо. Просто так, на всякий случай, Если, скажем, дождь пошёл. Хорошо ль? Судите сами, Если зонт всегда при вас. А могли бы быть… цунами! Представляете, цунами! Ну, чуть-чуть совсем цунами — Вас бы точно зонт не спас. Хорошо бы жить беспечно. Как душа ни хороша, Плоть – отнюдь она не вечна, Ей погибель без гроша. Ей всё время надо кушать — Так уж выдумал господь — Наша плоть спасает душу, Нашу пламенную душу, Нашу праведную душу, А душа изводит плоть. Хорошо бы быть умнее, Полагают простаки. Будь они слегка скромнее — Не плодились дураки, Наторевшие в науках, Лихо двигая прогресс. Простаки рожают в муках, Простаки сгорают в муках, Погибают в этих муках, А карман набьет балбес. Хорошо бы хоть во что-то, Но поверить, наконец. А поверив в это что-то, Оказаться «на коне». Чтоб душа пеклась о плоти, Чтоб на пользу ум пошёл, От цунами спас и зонтик, Да, простой, обычный зонтик! Вот бы было хорошо. «Се ля ви, ах, мон шер, се ля ви…» Се ля ви, ах, мон шер, се ля ви… Жизнь скучна без вина и любви, Без друзей, что приходят незванно Ваш бесценный покой отравить, Оторвать от насущных забот, Съесть последний в дому антрекот, Утопая в дыму сигарет, Выпить винный запас тет-а-тет. И ревенон анон мутон… Какое дело им до ваших дел, пардон. Но бонжур, ах, мон шер, но бонжур… Не сердитесь на них чересчур. Никакой «тур де франс» не заменит Ваш альянс и взаимный лямур. И, мон шер, не жалейте фужер, Ради ваших же добрых манер. Потому что такой кампанэ Мог завидовать даже Манэ. И ревенон анон мутон… Кому какое, что уж за полночь, пардон. А ля гер ком, мон шер, а ля гер… Друг ценней, чем старинный торшер. За мерси, что он скажет, прощаясь, Оплатите такси, например. Все шарман, ах, мон шер, все шарман: Ваш бульоном залитый диван, Шифоньер, что упал на трельяж, Но какой, черт возьми, антураж. Шерше ля фам, шерше ля фам… Ну, кто еще, скажите мне, поможет вам? Резюме: Се ля ви, ах, мон шер, се ля ви… Жизнь скучна без вина и любви, Но шерше тех ля фам непременно, А потом уже друга зови. |
