Термин "дин" передает санскритское "самадхи" - сосредоточение на собственной изначальной природе, внутренняя жизнь последователя буддийского учения, т. е. созерцание, ставшее одним из важных элементов учения школы чань, - как экстатическую погруженность в свои мысли. Именно этот этап, правильное его применение, утверждает поэт, может позволить избежать круговорота жизни и смерти, т. е. сансары, вырваться из порочного круговорота бесконечных перерождений. Суть "хуэй" - "высшей мудрости" истолкована как постижение своей изначальной природы, освобождение от власти вещей, восстановление гармонии внутреннего и внешнего, истинного и ложного. "Высшая мудрость" - одна из основных форм познания, достигаемая с помощью интуиции и духовного прозрения.
С "высшей мудростью" приходит и понимание, высшее знание - "мин", иными словами, достижение состояния, когда сознание подобно зеркалу способно отражать все вещи и явления внешнего мира, но не реагировать на них, относиться беспристрастно. Это понимание не внешней стороны вещей, явлений, а их внутренней сущности. Это состояние усиливается, затем наступает состояние проникновения, постоянства - "тун", - состояние беспрепятственной духовной свободы и раскрепощенности, когда не существует сомнений, это состояние постоянства как "...результат качественного изменения ни в коем случае не мыслится здесь как застой, прекращение перемен, - это неизменное в изменчивости, это "пронизание", когда какое-то качество проходит красной нитью через ряд последовательных стадий подверженной вечным изменениям вещи" [68, с. 193].
Следующий этап "ци" - "спасение", - когда сознание обретает способность к великому состраданию, направленному на спасение тысяч живых существ от страданий.
Самый последний этап, указанный Фанином, "шэ" - "отказ, самоотречение". Это состояние, когда человек осознает, что и страдание, и сострадание - все ложь, пустая иллюзия. "Отказ" - это состояние невозмутимости и беспричастности по отношению к внешнему, феноменальному миру.
Ван Вэй не может примириться с тем фактом, что буддизм выдвигает много противоречивых положений. Чтобы показать имеющиеся "недоработки" и в китайских учениях, Ван Вэй пишет стихотворение "Написал в ответ, прогуливаясь с чиновником Суном летним днем к монастырям Фусянь и Тяньчан" [257, с. 206]:
Некогда был министр правителя царства Инь
Попусту только бежал ручей Шаофу.
На берегу, где некогда рыбу удил, построили храм.
Дорогу проложили до самых облаков.
В водоеме плавает ароматный слон.
Далеко в горах кричат белые петухи.
В вышине играют музыку феи,
И на одежде у них радуга вышита.
На месте точек от туши возникли три тысячи миров,
Пилюли бессмертия изготовляются из глины "люйи".
В Персиковый источник если вдруг попадешь
не вернешься сразу,
А при повторном посещении, знаю, не попадешь туда.
Это очень образное и аллегоричное стихотворение насыщено реминисценциями китайских традиционных воззрений и легенд, полных самых разнообразных чудес. Им противопоставляются буддийские измышления ароматный слон, возникновение трех тысяч миров из точек туши. Китайские алхимики издавна бились над задачей продления жизни и обеспечения бессмертия, искали средство, которое могло бы послужить основой эликсира бессмертия, но ни один из них, как утверждает Ван Вэй, вероятно для усугубления описываемых им абсурдов, не пытался получить пилюли бессмертия из глины.
Все стихотворение логически подводит к заключительной парной строке, где упоминается "персиковый источник" Тао Юаньмина. Скорее всего Ван Вэй хотел сказать всем тем, кто чрезмерно увлекался каким-либо учением, будь то буддизм, даосизм или конфуцианство, что при безоглядном увлечении невозможно увидеть все в истинном свете и постичь все тонкости, ибо в таком состоянии все будет представать в розовых тонах, казаться уже близким "персиковым источником". Но при глубоком изучении, с учетом реальности многое может проясниться, и человеку трудно будет не заметить явно абсурдных, отрицательных сторон того же буддийского вероучения.
Стихотворение "Посвящаю совершеннейшему наставнику Цзяо из монастыря Дунъюэ" [257, с. 208] пронизано откровенной иронией по поводу всех тех чудес, которые якобы происходили в Древнем Китае. Для большего гротеска Ван Вэй старается привести наиболее невероятные факты (учителю более тысячи лет, он бывает в хижине Сиванму, из бронзового блюда вылавливает рыбу, светлым глазом ночью книгу читает и т. п.).
Поэт в этом небольшом по объему произведении прибегает к упоминанию сведений из 14 (!) легенд. Ван Вэй явно сомневается как в положениях из китайских легенд и учений, так и в буддийских утверждениях, например: Стоять в Пустоте и беседовать, // Светлым глазом ночью книгу читать.
Возможно намеренно, Ван Вэй путает во времени легендарную Сиванму с Конфуцием и Моцзы, утверждая, что наставник Цзяо, которому уже более тысячи лет, и он бывал в хижине Сиванму; но "...не мог учиться у Куна и Мо", хотя последние жили гораздо позднее мифической Сиванму. Скорее всего, поэта забавляют фокусы, подобные тому, что из бронзового блюда можно выловить рыбу, и в самом конце стихотворения он приглашает читателя разделить его веселье по этому поводу. А в том, что Ван Вэю действительно весело, сомневаться не приходится, ибо он вынужден даже поддерживать подбородок, чтобы у него от сильного смеха не отвалилась челюсть,- так разбирает поэта смех. Единственный здравомыслящий человек на этом свете - дровосек, у которого поэт спрашивает, что же это происходит в мире иль люди стали настолько слепы, что не способны отличить реальность от явного, бросающегося в глаза вымысла:
Подбородок поддерживаю, спрашиваю дровосека: "В мире ныне что происходит?"
В качестве противопоставления несуразностям поэт приводит в стихотворении реальную картину горного пейзажа с журчащим источником, что способно заставить читателя встряхнуться:
В горах тишина, источник вдали журчит.
Высокие сосны, ветви же, напротив, редки.
С годами Ван Вэй все ближе воспринимает буддийское учение, круг его друзей из числа буддийских монахов и наставников растет, поэт и своим друзьям-чиновникам указывает на силу буддизма, но его порой тяготит уединенная жизнь близ одного из монастырей:
