Антракт. Зал опять полон света и говора. За занавесом остались и искусный мастер кукол со своей волшебной палочкой, и влюбленный Арлекин, и забавный негритенок, и девочка Маша, так трогательно полюбившая некрасивого, с большим ртом и широкой челюстью, но такого милого, скромного и сильного Щелкунчика. Умолкла и музыка, от звуков которой все оживало на сцене. Кубышка зовет Лясю пройтись по всем этажам театра, но она вцепилась пальцами в перила и молча качает головой: нет, она никуда отсюда не уйдет, пока опять занавес не откроет перед ней этот чудесный мир.

Так вот что такое балет! Сколько раз Ляся участвовала в цирковой пантомиме! Там тоже артисты не говорят, а только жестами и выражением лица показывают, что происходит. Но здесь музыка и движения артистов сливаются в одно целое, и от этого все существо Ляси наполняется таким счастьем, что ей хочется плакать.

Проснувшись утром в "меблирашках" на Коленопреклонной улице, Ляся прежде всего спросила:

"Папка, мы в театр пойдем?"

Кубышка смущенно погладил лысину:

"Деточка, я ведь ангажемент получил. И аванс уже в кармане. Нам в Саратов надо. Да и театр уже уехал. Это ведь петербургский был, он здесь гастролировал".

Ляся опечалилась:

"А в Москве балета нет?"

- В Москве?.. О, здесь такой балет!.. Сегодня "Спящую красавицу" ставят".

"Спящую красавицу"?! Папка, а музыку тоже Чайковский сочинил?" - оживилась девочка.

"Да, Чайковский. Великий Чайковский".

"Он волшебник, папка?"

"Он чародей. Другой чародей, Чехов, хотел ему солнце подарить..."

"Солнце?.. - Ляся вскочила с кровати. - Да я б ему все звезды, все до одной, подарила!"

Кубышка покряхтел и пошел добывать билеты на "Спящую красавицу".

Нелегкое это было дело. Но еще труднее пришлось Кубышке в последние дни перед отъездом.

После спектакля Ляся бросилась отцу на шею и стала умолять:

"Папа, отдай меня учиться балету! Отдай, папка!"

И, потрясенный слезами дочери, бедный артист в течение трех дней подкупал на последние гроши швейцаров, часами простаивал у дверей кабинетов, ловил в коридорах за рукав нужных людей. Его или совсем не слушали, или скороговоркой бросали: "Да, понятно... Но сделать ничего нельзя". Какой-то третий помощник директора вынул из ящика письменного стола пачку писем на голубой и розовой бумаге, с княжескими и графскими гербами: "Вот кто протежирует - и ничего не можем! Привезите из Петербурга от Кшесинской записку - и в тот же день ваша дочь будет зачислена в балетную школу". А пойманный в коридоре лысый толстяк, не веря своим ушам, переспросил Кубышку:

"Кто? Клоун? Клоун провинциального цирка? Желаете, чтоб ваша дочь стала балериной?. Ну, знаете, вы действительно... гм... клоун!"

Разгневанный Кубышка плюнул ему вслед и в тот же день увез осунувшуюся от горя девочку в Саратов.

Шли месяцы, годы, рушилась и дробилась на десятки государств бывшая Российская империя, рушился весь уклад Земли русской, а страсть, однажды вспыхнувшая в душе Ляси, не потухла, и чем резче скрежетало все вокруг в огне гражданской войны, чем несбыточнее казалась мечта, тем сильнее овладевала она девушкой.

... Кубышка уже заканчивал очередной ремонт кукол, когда Ляся вдруг приподнялась на топчане и сказала с внезапно вспыхнувшей надеждой:

- Папа, но ведь теперь легче поступить в балетную. школу! Теперь, наверно, это совсем легко!

- Почему? - недоуменно посмотрел на нее Кубышка.

- Да ведь тех, которые писали розовые записки, теперь там нет! Они теперь все здесь собрались.

- Да, здесь... - растерянно пробормотал Кубышка. - Это ты верно сказала: они все сюда слетелись.

- Так зачем же и мы здесь? Уедем отсюда, папка! Уедем в Москву! Сегодня соберемся, а завтра сядем в поезд и поедем. Хорошо, папка?

От такого напора Кубышка окончательно растерялся:

- Что ты, доченька... Разве можно так внезапно! До Москвы больше тысячи верст... А фронт! Как мы через фронт перейдем? Да нас подстрелят, как куропаток...

- А главное, такие вопросы надо обсуждать при закрытом окне, - сказал близко незнакомый голос. Кубышка и Ляся вздрогнули. На улице, у раскрытого по-летнему окна, смутно вырисовываясь в темноте, стоял какой-то человек.

НОЧНОЙ ГОСТЬ

- Кто вы? Что вам здесь надо? - испуганно спросил Кубышка.

- Да вот поговорить пришел, - ответил человек. - Вы не тревожьтесь: я не с худым к вам... - Он вэялся руками за наружные ставни. - Дайте-ка я прикрою, а вы мне калитку отоприте.

Сам не зная почему, Кубышка беспрекословно направился во двор.

Вернулся он с мужчиной лет тридцати пяти, высоким, сухощавым, со строгим, почти суровым выражением чисто выбритого лица. Перешагнув порог, мужчина глянул назад, будто заранее знал, что там, рядом с дверью, в стену вбит гвоздь, снял кепку и повесил ее.

- Ну, здравствуйте в вашей хате! Чай уже пили?

- Пили, - машинально ответил Кубышка.

- А я вот принес на заварку. Самый настоящий, как говорится, довоенного качества. И сахару три кусочка: на каждого по кусочку. У английского солдата на зажигалку выменял на толкучке Так сказать, вступаем с иностранной державой в торговые связи... - Сказав это, он улыбнулся, и от улыбки лицо его сразу утратило свою строгость, помолодело, даже что-то детское проступило на нем. Чай не грех в любой час пить. Может, барышня, заварите?

Так же послушно, как послушно Кубышка открыл ему калитку, Ляся взяла из рук незнакомца крошечный бумажный кулечек и пошла во двор, чтоб вскипятить на летней печке воду.

Спустя немного времени все трое сидели за столом и пили крепкий, душистый чай. Мужчина с хрустом надкусывал сахар, дул на блюдечко, вытянув хоботком губы, и с затаенным лукавством в серых глазах рассказывал:

- ...А то еще такой случай был: приходит во двор подпоручик из дроздовского отряда, а по двору с десяток цыплят бегает. "Тетка, - спрашивает офицер, - твои цыплята?" - "Мои", - отвечает тетка Матрена, такая спекулянтша, что двор ее - полная чаша. "Продаешь?" - "А что ж, дадите хорошую цену, хоть всех забирайте". Отсчитал офицер ей сто бумажек, связал цыплятам ножки и пошел. Спекулянтша надела очки и рассматривает бумажки: дескать, что это еще за новые деньги такие появились, совсем незнакомого рисунка. Читает, а на деньгах напечатано: "Гоп, кума, не журись, у Махна гроши завелись!" Знать, у убитого махновца из кармана вытащил. Как взвоет наша Матрена - да за офицером! А того уже и след простыл...

Кубышка не очень поверил, что есть еще и с таким лозунгом деньги, но смеялся от души. Смеялась и повеселевшая Ляся.

Вдруг лицо мужчины посуровело, стало таким же, как и тогда, когда он только что перешагнул порог.

- Ну, ребятки (и было что-то понятное и хорошее, что он и лысого Кубышку отнес к "ребяткам"), давайте потолкуем о деле. Вы что ж, всерьез в Москву собираетесь?

- Да вот, - развел руками Кубышка, - дочка требует. К балету у нее большие способности.

- Гм... Я не в курсе этого вопроса, только, думаю, Москве сейчас не до балета. А главное, сейчас вы тут нужней

- Кому нужней? - не понял Кубышка.

- Нам нужней. Нам - значит и всему трудовому народу.

- А вы - это кто? - осторожно спросил Кубышка.

- Мы - это подпольная организация коммунистов. - Заметив оторопелость на лице собеседника, мужчина усмехнулся: - Удивляетесь, что я так открыто? А чему удивляться? Я ведь уверен, что вы - с нами. И вы, и ваша дочка. Не предадите.

- Вы ошибаетесь, - бледнея, сказал Кубышка, - я ни к какой партии не принадлежу. Я всегда был свободен в своих суждениях.

- Вот и хорошо, - одобрил мужчина. - Одно другому не мешает. Нас, коммунистов, и двух десятков не наберется на Оружейном заводе, а позови мы - и за нами пойдут все три тысячи рабочих. Вот давайте с вами так порассуждаем: сейчас белогвардейцы отдали обратно помещикам землю, а мужиков за "самоуправство" секут - вы это одобряете?