- Ему это не впервые, - шепотом заговорил Барановский. - Днем - в бегах, беспокойная душа. Вечером - заседаем. А задержится допоздна - ехать далеко. Вот и приспособил бильярд.

Бильярд, к слову, служил кроватью не только секретарю райкома. Он стал на Новосивковской этакой дежурной койкой. На бильярде спали Г. К. Орджоникидзе, В. Володарский. Жаль, что исторический бильярд не сохранился и только поэтому не занял почетное место в музее, недавно открытом (дом-то стоит!) на бывшей Новосивковской, 23.

Приходили в райком после бурных митингов, собраний на заводах и в воинских частях, после горячих споров -сражений с эсерами, меньшевиками. Собирались, чтобы отчитаться, поделиться впечатлениями, узнать последние политические новости, договориться, что надо делать завтра, послезавтра. И каждый раз мысли невольно обращались к тому, кто был душой, организатором и вождем нашей партии. Как воспринял Ленин, находясь далеко от родины, весть о революции в России, какую дает ей оценку, какие ставит задачи. Мы видели имя Ленина в опубликованном "Правдой" списке ее активных авторов. И все эти дни с нетерпением ждали ленинского слова, его статей, советов, наставлений, ясного анализа современной обстановки, четких директив.

...В тот вечер райком показался мне еще более оживленным, чем в обычные дни. На каждом шагу встречались люди со свежим номером "Правды" в руках. Иван Газа, заметив меня, помахал газетой, как знаменем.

- Видел?! Читал?! - спросил, весело поблескивая своими черными цыганскими глазами. - Наконец-то пробилось письмо Ленина. Дошло!

Он торжественно вручил мне номер "Правды". Я пристроился поближе к лампе, стал читать. Это были знаменитые "Письма из далека"{27}. "Первый этап первой революции". Уже начальные строки захватили железной логикой, неожиданным поворотом мысли, перспективой.

"Первая революция, порожденная всемирной империалистической войной, разразилась. Эта первая революция, наверное, не будет последней"{28}.

Значит, рано праздновать победу. Революция разразилась, но отнюдь не завершена. То, что мы считали венцом, только первый этап революции, но отнюдь не последний.

Ко мне подошел старый рабочий, друг отца:

- Читай, набирайся ума. А Ильич каков! Глазастый... Он и за границей видит то, чего некоторым вождям под самым носом не видно. Не тот бой, что позади, а тот, что впереди. Я товарища Ленина так понимаю: надо готовиться. Первый этап прошли. Даешь второй!

...Меня пригласили в соседнюю комнату, где уже собралась группа агитаторов. Тут мы снова прочитали первую часть письма абзац за абзацем. Читали вслух, останавливаясь на моментах, которые казались нам особенно важными. Было решено уже сегодня сообщить рабочим и солдатам: Ленин прислал письмо, призывает рабочих и всех трудящихся не останавливаться на полпути, продолжать борьбу за мир, за землю, за власть.

Договорились подробное обсуждение письма перенести на следующий день, когда будет опубликовано его окончание.

22 марта митинги прошли во всех цехах, почти на всех сменах. Не были забыты и воинские части. Наша группа агитаторов во главе с Григорием Самодедом побывала в Измайловском, Петроградском полках.

Солдаты спрашивали, что это за второй этап, что он может дать трудовому народу. И зачем тянуть? Не лучше ли сразу переходить от первого ко второму? Многие интересовались тем, как Ленин относится к Петроградскому Совету, к его нынешнему составу.

Вечером 22 марта мы снова, теперь уже с двумя номерами "Правды", явились на Новосивковскую. На этот раз собрался почти весь актив райкома: Эмиль Петерсон, Антон Васильев, Иван Газа, Егоров я другие. Газа предложил еще раз повнимательней прочитать вторую часть письма:

- Тут, брат, многое касается нашего с тобой дела.

Нетрудно было догадаться, что имел в виду Газа. Крепко врезались ленинские слова о единственной гарантии свободы и разрушения царизма до конца. Ильич видел эту гарантию в вооружении пролетариата, укреплении, расширении, развитии роли, значения, силы Совета рабочих депутатов.

Вооружение рабочего класса и укрепление Советов - главная, первоочередная задача. "Все остальное - фраза и ложь, самообман политиканов либерального и радикального лагеря..."{29}.

Вновь и вновь возвращается Владимир Ильич к мысли, которая, как видно, в те дни глубоко его волновала: "Помогите вооружению рабочих или хоть не мешайте этому делу - и свобода в России будет непобедима, монархия невосстановима, республика обеспечена"{30}.

Вывод напрашивался сам собой: вооружение пролетариата - задача сверхважная. Вез этого немыслимы ни укрепление и запрета демократических свобод, ни переход ко второму этапу революции.

Письмо Ленина мы принимали как программу действий. Ярким светом озарился пройденный с февраля путь - короткий по времени, но насыщенный событиями огромного значения. То, что на митингах ораторы-краснобаи называли "чудом", "чем-то божественным", "необъяснимым", становилось простым и понятным.

Как за неделю развалилась монархия, державшаяся веками? Почему "телега залитой кровью и грязью романовской монархии могла опрокинуться сразу"?{31}.

Не "божественное чудо", а уроки прошлого: три года "величайших классовых битв" и революционная анергия русского пролетариата 1905-1907 годов, победы, поражения и всесильный "режиссер", "могучий ускоритель" всемирная империалистическая война, массовый героизм рабочих и солдат в дни Февраля обеспечили крах самодержавия.

И так же неопровержимо Ленин доказал, почему Временное правительство правительство буржуазии и помещиков - не может дать народу мир, хлеб, свободу. Пролетариат сумеет завоевать все это только собственными руками.

Казалось, Ленин обращается к каждому из нас: "...рабочие, вы проявили чудеса пролетарского, народного героизма в гражданской войне против царизма, вы должны проявить чудеса пролетарской и общенародной организации, чтобы подготовить свою победу во втором этапе революции"{32}.

Поздно вечером в бывшей бильярдной, где шло обсуждение, появился В. И. Невский. Сказал, что, как ему объяснили в редакции "Правды", письмо Ильича по чисто тактическим соображениям напечатано о некоторыми сокращениями.

- Думается, агитаторам Нарвской заставы полезно познакомиться с оригиналом письма без пропусков и купюр.

Владимир Иванович стал читать, по два-три раза повторяя пропущенные в газете места.

Ленин предстал перед нами в несколько ином, новом свете: остро, беспощадно высмеивающий известных в то время политических лидеров. Несколько слов, одно-два предложения - и портрет готов.

Львов и Гучков - "вчерашние пособники Столыпина-вешателя", Милюков и кадеты, сидящие "больше для украшения, для вывески, для сладеньких профессорских речей; "трудовик" Керенский, играющий роль "балалайки" для обмана рабочих и крестьян".

Срывая маску за маской, Ильич призывал "раскрывать глаза народу на обман буржуазных политиканов, учить его не верить словам, полагаться только на свои силы, на свою организацию, на свое объединение, на свое вооружение"{33}.

- Какой же мы должны делать вывод? - подвел итоги В. И. Невский. - Еще теснее сплотиться, еще организованней, настойчивей готовиться к грядущим схваткам.

Письмо Ленина стало основным документом в деятельности большевиков Нарвской заставы, дало направление работе тогда еще не очень опытных пропагандистов и агитаторов. Оно непосредственно сказалось и на нашем, как говорил Иван Газа, "главном деле". Райком партии выделил группу, на которую возлагалась задача организации и вооружения отрядов и дружин. В нее, кроме Н. Войцеховского, И. Газы, вошли члены райкома И. Голованов, Н. Богданов, Т. Барановский, И. Смолин, В. Мещерский. Руководителем группы, а затем и командиром нашей районной дружины стал С. М. Корчагин, член Петросовета и Петергофского районного Совета. Это был замечательный товарищ. Человек сугубо штатский, Корчагин с большим интересом и живостью стал вникать в детали обучения красногвардейцев военному делу.