- Анестезия нынче в дефиците, - отшутилась. (А, может, и нет?).
- Тогда прошу считать меня кроликом.
За шутками не заметили, как подкатили к воротам с будочкой КПП. Вирджиния сказала, чтобы я подал звуковой сигнал. Я это сделал - и ворота, как в сказке, открылись. Кажется, мою спутницу здесь хорошо знали?
Проехав по чистенькой территории, мы остановились у здания, напоминающего школу, построенную немецкими пленными в 1947 году, о чем утверждали эти цифры на фасаде.
Я не испытывал никаких чувств и по одной причине: хотел спать. То есть интересы испытуемого полностью совпадали с целями естествоиспытателей.
Нас встречали люди в белых, простите, халатах. Я понял, что живым отсюда не выйти. Только идиотом. Шучу, конечно, потому, что натуралисты были молоды, симпатичны и верили в успех своего предприятия. К Вирджинии они относились с подчеркнутой учтивостью.
В медицинском и холодном кабинете меня на скорую руку обследовали: сняли ЭКГ, проверили давление, заставили присесть, всмотрелись в мои честные глаза, пощупали швы на брюхе. У меня даже возникло смешное предположение, что идут напряженные поиски... Чеченца.
Разумеется, ничего и никого не нашли. Один из натуралистов заметил, что таких, как я, берут в космонавты. Я сказал, что готов хоть сейчас стартовать в неведомые межгалактические миры. Нет базара, порадовали меня, скоро ключ на старт...
На этом реальный мир прекратил существовать - меня попросили переодеться в теплый костюм, похожий на спортивный, оснащенный какими-то датчиками и металлическими заклепками.
- Костюмчик смертника, - пошутил я удачно.
Но на меня, кролика, никто не обращал внимания. Вирджиния исчезла; у неё были другие неотложные дела, и я был предоставлен самому себе.
Наконец сумятица вокруг Тела (моего) прекратилась, о чем было сообщено по связи невидимым руководителям - исследователям человеческого Макрокосма. Было получено добро на эксперимент, и я был переведен в полутемную и теплую комнатку. Там по центру возвышалось удобное кресло для старта в незнакомое. Сама комната была заставлена всевозможной компьютерной и прочей аппаратурой. Если бы все это не происходило со мной, никогда бы не поверил, что ещё существуют краснознаменные трудовые коллективы, занимающиеся подобной хреновиной.
- А вот и стул смертника, - пошутил я снова столь удачно.
- Ничего, живы будем, не помрем, - традиционно успокоили меня и, усадив в креслице, принялись опутывать проводами задумчивое Тело.
Вскоре я почувствовал, что кролик сдох, и его достойное место заняла неосторожная муха, угодившая в липкую сеть паутины. Что называется, влип по самые уши! Радует лишь одно, что родная мама не видит сына в таком интересном и неожиданном состоянии.
- Готовность один! - услышал голос по "громкой" связи.
- А чего делать-то? - удивился я.
- Ровным счетом ничего, - улыбнулся некто, держащий в руках шприц с тоненьким жалом иглы.
- Э-э, - успел проговорить. - Мы так не договаривались...
- Поехали, - сказал некто, и я почувствовал искусственный укус в области шейных позвонков. Вот так всегда, думаешь, что стартуешь в небесные сферы, а выясняется, что тебя стравливают в ад. И поздно орать: караул!
Я почувствовал тепловую волну, окатившую меня с головой. Она накрыла меня ангельским покоем и я как бы оказался в серебристом коконе. Если это смерть, то очень приятная.
Хор-р-рошо!
Неожиданно кокон лопается и я проваливаюсь в темный и страшный коридор... И там, в конце этого коридора, вижу визжащую на инвалидной коляске старуху. Пуча глаза, она колотит клюкой по полу и что-то торжествующе вопит...
Я делаю попытку остановиться, да тщетно - неудержимая сила затягивает меня в воронку небытия и я уже лечу по мрачному коридору, из стен которых рвутся гуттаперчевые, искаженные морды вурдалаков со знакомыми мне чертами... И понимаю, когда-то это были люди, которых я встречал в земной жизни - по какой-то причине (не за грехи ли?) они задержались в этом странном туннели, где на тронной инвалидной коляске восседала богомерзкая старушка, являющейся привратницей у входа... Куда?.. В рай? В преисподнюю?..
- Молодой человек, волшебное слово! - визжала она и, казалось, от такого надсада её перезревшие глазные яблоки рванут, как Ф-1. - Волшебное слово, мать твою так! Волшебное слово!..
Дикий и ликующий ор вурдалаков усиливался, возникало впечатление, что меня прокручивает в бобине бетономешалки... Еще немного, почувствовал, и моя живая душа влепится навечно в стену туннеля Обреченных...
- Не знаешь волшебного слова, поганец, ха-ха! - хохотала старуха, готовя клюку, чтобы ею испепелить мою душу в ничто... В прах и тлен...
- Ю! - закричал в исступлении и по Божьему наитию.
Ю - и мир изменился . Я увидел, как конвульсии ненависти и лютой злобы разрывают мерзкую базедовую старуху в прах и тлен, как впереди светлеет даль и как наступает благостная тишина...
Потом я (или моя душа?) выскользнула из туннельного выхода и поплыла в беспредельном просторе, окрашенном мягкой лазурью. Я находился в состоянии неземного покоя; так себя чувствует облако на летнем и теплом небе.
Не знаю, сколько по времени я находился в таком подвешенном, в буквальном смысле слова, состоянии. Было такое ощущение, что Высший разум рассматривает меня, точно естественник бациллу в пробирке.
Наконец было дано Высочайшее добро - и меня медленно стало относить к темнеющей кромке. Мама родная! Я уже здесь был. Увидел морской мелководный берег - по нему пританцовывал старичок в домотканой рубахе, напевающий песенку о раскудрявом парне... И этот старик был чрезвычайно похож на красного кавалерийского рубаку Алексея Иванова, моего деда, именем которого меня, собственно, и назвали.
Я хотел крикнуть, мол, вот и я, дедуля, пожаловал личной персоной, однако старичок хихикнул и бодреньким шажком засеменил по воде, аки по суше, исчезая в пронзительной морской синеве.
Я пожал плечами с удивлением обнаруживая, что облечен в летнюю десантную форму 104-ой, родной дивизии ВДВ. Осмотрелся - песчаный берег, дюны, степные колючки, встречающие только на юге. Странно, но это местечко мне тоже знакомо. Там дальше петляющая тропинка, ведущая в поселок рыбаков, где, помнится, мы отдыхали весь летний сезон. Мы - это мама, я и Ю.
