Чтобы до конца убедиться в своей версии, я потревожил господина Фиалко сначала телефонным нервным звонком, а после явлением собственной нервозной персоны в знакомых инкрустированных дачных стенах - далеко за полночь.

- А в чем дело, Александр? - не понимал заспанный высокопоставленный чин. - От вас приезжала дама. Очень милая особа, право, деловая и решительная.

- Да, - только и сказал я. - И что?

- Как что? - удивился господин Фиалко. - Ах, да, простите, она просила передать письмо лично вам в руки, Александр, - и направился к камину, где тлели малиновые головешки, похожие на затухающие планеты в галактической системе Гончих Псов.

- А пленка-то где? - не понимал ни черта.

- Как где, здесь, - и указал на головешки в камине. - Сжег, проклятую! - Передал мне конвертик. - А вам, Александр, отдельное спасибо. Работали великолепно, не ожидал, да-с. Быстро, решительно.

Оказалось, что приятная во всех отношениях дама в обмен на видеокассету получила оставшуюся сумму от оговоренного раннее со мной гонорара в девятьсот тысяч долларов.

Что на это можно сказать - лучше промолчать и сделать вид, что все именно так и должно было быть.

Черт знает что! Анекдот и только, самый скверный анекдот, который измыслить из головы ну нет никакой возможности. Такую отлить пулю могла только наша современная, искрящаяся диковинками жизнь.

С противоречивыми чувствами распечатал по цвету голубой, тьфу, конвертик и прочитал послание, написанное легким, бегущим, аристократическим, я бы сказал, почерком:

"Дорогой коллега Алекс! Вы очень живой человек. Но вы - мужчина и мешаете работу с чувствами. Это любительство. Я помогла Марине из-за сострадания и желания не допустить полит. нестабильности, хотя, боюсь, вас, горбатых, могила не поправит, так, кажется? Желаю вам, страховому агенту, успехов в вашем нелегком труде. Спасибо за "солнышко", ваша Дина Штайн, страх. агент."

Стерва, сказал я себе, ну, какая же стерва! "Спасибо за "солнышко", ваша..." - нет, такое издевательство надо пережить одному в глухой ночи, чтобы никто не видел выражения лица. Но кто - кто мог подумать, что под этой благообразной личиной скрывается такая... Ну нет слов! А если есть, то исключительно на дерзком языке суахили.

"Вы - мужчина" - а кто же я? Проклятье! Влезла в дело, как медведица на льдину, где уже сидел медведь. Вот не надо в наши исключительные эксклюзивные делишки вмешиваться со своими советами и перевирать, между прочим, исконные славянские пословицы и поговорки.

Ну, а если говорить обстоятельно и серьезно: оплошал герой, оплошал, и это есть факт его трудовой биографии. И что теперь - не жить? И не работать?

Прощаясь с одним из генералов Армии любовников, позволил себе предупредить, что его и подобных ему ждут баржи, они уже готовы, эти ржавые вместительные скрипучие посудины, к отплытию в открытое море.

- Какие баржи, - не понимали меня, - какое море? Вы о чем, Александр?

Я не стал опускаться до пустых объяснений, все равно бы меня не поняли, и покинул общество, не слишком мне приятное. Уверен, раньше или позже пожелание нашего великого кормчего исполнится - и не будем больше об этом.

Я торопился. Торопился к той, которая ждала меня и которая хотела играть в "подкидного дурака" - играть на раздевание. Подозреваю, что я снова потерплю поражение от женщины - но на сей раз это будет самый приятный разгром в мире.

4. Ядерный ранец, год 1997

Я не люблю телефон. Придумав его, человечество забыло о покое и домашнем уюте. От этого аппарата, постоянно трезвонящего, одни неприятности. Конечно, причина всех мерзостей исходит от нас, людей, да иногда, кажется, что мы все запрограммированы на то, чтобы, взяв трубку, услышать голос, сообщающий какую-нибудь пакость - мелкую или вселенскую. Тут все зависит от воображения Мирового разума, если, разумеется, он имеет место быть.

Порой, когда возникает передышка между ближними боями, я сижу на балконе и смотрю в огромное небесное пространство. Напомню, что живу на семнадцатом последнем этаже, почти у облаков, изменчивых, как и наша жизнь. Я смотрю на эти облака и мне начинает казаться, что в нашем мелком мироздании мы не одни. Кто-то более могущественный, более великодушный и более свободный наблюдает за нами. И не без чувства юмора он наблюдает. И видит все наши прегрешения, все слабости, видит наше тщеславие и глупости. Иногда ЭТО помогает нам, иногда издевается, а чаще всего равнодушно взирает на пустые потуги человечества выбраться из эмбрионального животного состояния.

Мне кажется, что работа menhanter это своего рода социальный, скажем так, заказ неба. Я выполняю эту мистическую миссию исключительно по воле высших сил. Другого объяснения в том, что я копаюсь в выгребной яме будней, у меня нет. Деньги? Что деньги? Их можно заработать в тепличных условиях банков и прочих коммерческих структур, где, например, трудятся многие бывшие рыцари плаща и кинжала.

Нет, меня привлекает исключительность моего положения - положения "охотника на людей". Я волен делать, что угодно и как угодно. Для меня нет инструкций и запретов, нет авторитетов, нет принципов. Принцип: никаких принципов. И главная цель - добиться цели.

Надо мной никого - только небо. С ним, как показывает практика, у меня хорошие и дружеские отношения: мой зодиакальный знак - Скорпион. А, как известно, над ним властвуют два качества Марса: эротизм и агрессивность. Эротизма мне хватает, агрессивности тоже. А что ещё надо для полного счастья профессионалу? Может быть, чуть-чуть благосклонности и удачи...

Я умею решать чужие проблемы и не умею решать свои. Чаще всего они связаны с женщинами. Они меня утомляют своим физическим однообразием, природа в этом вопросе была неоригинальна. Хотя не спорю, этот недостаток можно и терпеть, да вот беда - дамы требуют к себе отдельного внимания. Они не понимают, что лучше молчать, когда мужчина смотрит в небо и думает о чем-то своем.

- Ты знаешь, я, наверное, уйду от тебя, - сказала мне однажды женщина по имени Марина.

- Почему? - искренне удивился.

- Ты меня не любишь, - сказала она.

- Люблю, - зевнул я.

- Нет, не любишь.

Мы расстались. Жаль, что она хотела большего, чем просто быть любимой женщиной. Она хотела, чтобы я был при ней, как рюкзак при туристке, посещающей замусоренные горные окрестности далекого-далекого Дивноморска.