Паника в осенней ночи, потравленной нервно-паралитическим газом, тем хороша, что все участники событий заняты исключительно своим здоровьем и не обращают внимания на окружающий мир. Без проблем я перетянул юношу из смрадного особнячка под защиту внедорожника, кинул его на заднее сидение и был таков.
Мой новый спутник долго не понимал, где он и что с ним происходит? Очевидно, из-за резинового предмета, облепившего его интеллигентное личико. Наконец я догадался сорвать противогаз и передать повторный привет от Марины.
- От какой Марины?
Я выматерился про себя, поскольку пощадил общественное мнение и слух утонченной натуры.
- Ах, от Мариночки, - вспомнил после моих деликатных объяснений. - А где она? Мы же договаривались в "Арлекино"?
- "Арлекино" отменяется, - сурово ответил я. - Лучше скажи, где нам найти Шурика Лонго?
- Какого Лонго?
Пришлось таки материться вслух: меня тотчас же прекрасно поняли, вспомнив все, что только можно было вспомнить о приятеле по студенческой скамьи - но в разных институтах.
Как мы искали неуловимого Лонго по всей столице, это отдельная анекдотическая история. Своими неурочными ночными вторжениями мы до смерти напугали две порядочные семьи, дети которых неосторожно дружили с Шуриком, потом гуляли по бесконечным этажам МГУ, посетили дискотеку в ночном клубе "Шанс" со специфически-ориентированной в половом вопросе молодежью и, наконец, в полночь прибыли в бар "Голубая устрица".
Я чувствовал, как кипит моя кумачовая кровь от ненависти к этому фантомному Лонго, в существование коего я практически уже не верил. Какое же было мое удивление, когда видение материализовалось в щуплого маловыразительного студентика с хвостиком на затылке, восседающего за стойкой бара с такими же чахлыми друзьями. В момент поисков у меня возникло нестерпимое желание придушить Лонго сразу, как я его увижу, не дождавшись ответа на главный вопрос, где видеокассета? Увидев доходягу в потертой джинсе, я потерял интерес к его шее, но загорячился по отношению к тряпичной сумке.
- Где кассета, придурок? - рявкнул, срывая тряпку и потроша её. - И не говори, что ты не знаешь? Убью, не отходя...
- А вы кто? - слабым голосом поинтересовался Лонго. - Что это за псих, Андрюшенька?
- Поговори у меня, козел, - продолжал наступление. - Не вижу кассеты? Где она? - Выражался я, конечно, более экспрессивно для скорейшего дружеского взаимопонимания.
Публика и охрана попытались обратить мое внимание на себя. Я без лишних слов вырвал пистолет из кобуры и предупредил, что стреляю без предупреждения. Меня прекрасно поняли и сделали вид, что ничего экстраординарного в тесном устричном мирке бара не происходит. После чего я получил ответ на свой вредный и настойчивый вопрос.
- Я отдал кассету, - промямлил зачуханец и сообщил, кому именно.
- Кому? - не поверил я своим ушам.
- Дине Штайн, - повторил студентик и объяснил, что часа как три назад она нашла его в ДАСе. Нашла и попросила вернуть кассету. Вернуть по просьбе Марины Фиалко.
- ДАС - это что? - спросил я и не узнал своего голоса; было такое впечатление, что мне кое-что передавили чуть выше колен.
- Дом аспиранта и студента, - объяснил Тихий-младший.
В подобных случаях говорят, что земля разверзлась под ногами: именно разверзлась и так разверзлась, что аж до самой до оси, которая своим заостренным концом...
- По просьбе Марины, говоришь? - скрипел резцами от бессилия, сердечной боли и понимания, что по моему профессиональному самолюбию нанесен сокрушительный удар. Такой силы удар, что от него чертям стало тошно в подземной коптильне, а что говорить обо мне, человеке?
Получив подтверждение, помчался к джипу с невероятными проклятиями: тебя сделали, menhanter, сделали! И кто - какие-то две... Ну нет слов! Остались только многоточия: ... ... ...!.. ...!
Марина?! Этого не может быть? Неужели ничего не понимаю в женщинах? Ничего?! Нет, скорее всего мадам Штайн решила сыграть свою игру - кто она вообще?
"Рад с вами познакомиться, а вас любит солнышко", вспомнил прощальный ужин со свечами. Тьфу ты, чтобы тебя, охотник за юбками!..
И, набирая по сотовому номер телефона конспиративной квартиры, я молил Бога, чтобы Марина была там, в противном случае - пуля в лоб: от стыда и досады, от срама и вечного позора.
- А её нет, - ответила Клавдия Петровна.
- Нет? - и мир под ногами рухнул.
- Она в ванной, - услышал и мир вознесся к звездам и я вместе с ним.
- Точно там? - был глуп до чрезмерности.
- Что значит "точно там"? - удивилась тетя Клавдия. - Что случилось, Алекс?
Все, схема действий этого прусского крашенного мопса мне стала предельно ясна. Пользуясь доверием Марины, как бы дипломат-журналист все прознала о криминальном шантаже господина Фиалко и... без зазрения совести влезла в наши исторические события. Вот это мастерица! Вот это игра в "дурака", все остались с носом! И с самым большим ты, ничтожный охотник за миллионами. Да, черт с ним, этим миллионом, главное другое: потеря лица. Бесчестье и пепел на мою голову!
Нет, хватит стенаний - надо действовать и действовать, и снова перебираю номера на сотовом. Если эта подозрительная дама Штайн ещё на нашей родной земле - она, земля, будет гореть под её ногами.
Увы-увы, через несколько минут выдается информация, что гражданка Германии, пройдя по "зеленому" коридору в качестве дипломата, села в кресло № 24-а самолета немецкой компании "Lutgafe" и уже как двадцать минут находится в ночном воздухе.
- А что такое, Алекс, забыли попрощаться? - позволил пошутить информатор, услышав мою анафему ночному небу и той, которая находилась в дюралюминиевом гробу с крыльями.
Ничего не остается, как шутить, это так. Надо держать удар и лишь убедиться: случилось именно то, что случилось. Впрочем, ровным счетом ничего не случилось - кто-то теряет, кто-то находит. Не удивлюсь, если выяснится, что мадам Штайн сотрудница немецкой службы безопасности (БНД), решившая поправить свой личный счет в банке, скажем, Мюнхена. То есть беспокоиться за неё не стоит, вопрос в ином - что потерял я? Сумму, на которую мечтал прикупить гору памперсов для сына и необитаемый островок для медового месяца дочери. Да черт с ними, миллионами на шоколадный арахис! Наживное это все дело. Я потерял лицо, повторю, а это, точно стальной ножовкой по тонким струнам души, выражусь не без изящества.
