А если придется уйти с такой синекуры, он предпочел бы сделать это на собственных условиях, а не потому, что его выгнали за некомпетентность.

Не без легкой дрожи он оглядел Пятую авеню. Высотные здания стиснули ее, как стены каньона, направляя человеческие потоки, а сверху рассеянным светом светился геодезический купол Фуллера. Разумеется, он защищал не весь Большой Нью-Йорк, а только Манхэттен, которому возвратил былое очарование и вернул больше жителей, чем район потерял из-за оттока в предместья в конце двадцатого века. Проект сооружения купола надо всем городом даже не рассматривался хотя бы из-за издержек на строительство, впрочем, по инженерным проектам выходило, что это вполне осуществимо.

Однако Нью-Йорк с тринадцатимиллионным населением все больше и больше терял свой прежний статус самого большого города в мире. Он уже не мог равняться с чудовищными конгломератами вроде того, что протянулся между Токио и Осакой, или Эллеем, раскинувшимся на добрые пятьсот миль и захватившим даже Фриско, не говоря уже об истинных гигантах среди современных мегаполисов – Дели и Калькутте с их пятьюдесятью миллионами голодающего населения в каждом. Это уже были не города в старом понимании, не населенная семьями группа зданий, а кишащие муравейники, разрушающиеся под молотообразными ударами уличных беспорядков, вооруженных ограблений и беспричинного вандализма.

Тем не менее, пусть Нью-Йорк и съежился до средних по современным меркам размеров, это был город настолько крупный, насколько Дональд находил в себе силы его терпеть, и к тому же до сих пор обладал определенным магнетизмом. Государство, крупнейший работодатель из всех, доминировало на Западном побережье. А здесь бал правили те, кто был самую малость поменьше: корпорации были государствами внутри государства. Сейчас перед ним высился колоссальный зиккурат небоскреба «Дженерал Текникс», занимающий целых три квартала, и это зрелище наполнило Дональда унынием. Если он уйдет, если ему дадут уйти после того, как выбросили на него три четверти миллиона долларов налогоплательщиков, его ждет одна дорога – вот в такой мавзолей… Посмотрите только, в кого там превратили Нормана Хауса!

По безмерно расширенным тротуарам люди ползли точно насекомые, толклись у входов в туннели и подземку. По центральной – только для муниципального спецтранспорта! – полосе разъезжали патрульные полицейские машины, но временами и им приходилось останавливаться или съезжать к обочине, чтобы освободить место для «Скорой помощи» или пожарных. По обе стороны от центральной полосы огромные гудящие автобусы без моторов (на тяге от ветряков, которые разгоняли до максимума всякий раз, когда автобус поворачивал назад в конечных пунктах своего маршрута) тащили до двух сотен пассажиров каждый, раз в два квартала заходили на платформы подъемника, позволяя обогнать себя электрическим такси. С тех пор, как возвели купол, в городе начисто запретили двигатели внутреннего сгорания: системы вентиляции и так едва справлялись с выбросами от углекислого газа и антропотоксинов, а в теплые дни выделяемая людьми влага иногда перегружала кондиционеры и оседала подобием мороси.

Как мы это терпим?

Он предпочел жить в Нью-Йорке, потому что тут родился и потому что этот город стоял первым в коротком списке подходящих мест проживания, из которых ему предложили выбирать. Главным условием здесь было наличие доступа к крупным и современно оснащенным библиотекам, необходимым для его работы. Но сейчас он вдруг взглянул на свой город. Впервые за последние семь лет по-настоящему сосредоточенно и внимательно посмотрел… Куда ни повернись, он везде видел еще одну соломинку, нагруженную на двугорбый хребет города. Разумеется, вернувшись из колледжа, он обратил внимание на бездомных, но только сейчас заметил, что за прошедшие годы их число увеличилось стократно, что они все время перемещаются, катя перед собой самодельные тележки с немногими пожитками, а полиция все гонит и гонит их дальше. Теперь прохожие, когда их случайно толкали, нередко круто оборачивались и совали руки в оттопыривающиеся карманы еще прежде, чем до них доходило, что никакие мокеры на них не набрасываются. Кстати, о мокерах… Если уж на то пошло, он никак не соотнес с реальностью собственной жизни репортаж в программе новостей о том, как один такой воскресным вечером на оживленной Таймс-сквер убил семерых…

В него запустила когти паника, та же паника, которую он испытал в первый и последний раз, когда решился попробовать мозголом: ощущение, что такой личности, как Дональд Хоган, не существует вовсе, а есть только человечек в миллионе таких же, и все они версии беспредельного, высшего Я. Тогда он зашелся криком, и человек, давший ему наркотик, отсоветовал принимать его вторично, сказав, что он и есть его личность, а без нее растворится.

Иными словами: внутри у него пустота.

В нескольких шагах впереди две девушки остановились посмотреть на роскошные игрушки в витрине магазина. Обе одеты по последней моде: на одной – радиоплатье, набивной узор на ткани – впечатанные схемы и контуры, и, сдвигая вправо или влево пояс с пряжкой, она может выбирать, какая из программ будет подаваться в наушник, спрятанный у нее под пурпурными волосами, другая – в чем-то облегающем и явно металлическом, точно железный футляр для медицинских инструментов. У обеих – хромированные ногти, будто клеммы ввода-вывода машины.

В привлекшей их витрине были выставлены чудеса генной инженерии, искусственные домашние зверушки. Отработанному на вирусах и бактериях процессу была подвергнута плазма клеток животных, но на таком уровне побочные эффекты слишком уж непредсказуемы: из пятисот зверьков, вероятно, только один попадал в витрину, остальные так и оставались в лаборатории. И все же, невзирая на роскошный пурпурный мех, внушительный, крупнее обычно встречающихся в природе лемур галаго за стеклом выглядел ужасно несчастным, а у всего выводка ярко-рыжих щенков чихуахуа на полке под ним лапы подергивались так, словно у них вот-вот начнется припадок эпилепсии.

Но девиц заботило лишь то, что мех у галаго был в точности оттенка волос девушки в радиоплатье.

Сначала вы ездите в машинах, потом стираете в них, едите из них, потом их носите, а потом…

Дрожа с головы до ног, Дональд отбросил мысль о ресторане и свернул в ближайший бар, чтобы вместо ланча выпить.

Пару часов спустя он позвонил одной временно безработной поэтессе. Та сочувственно выслушала, никаких вопросов не задала и позволила ему проспаться в своей постели. Когда он проснулся, мир выглядел несколько лучше.

Но он отчаянно желал, чтобы нашелся кто-нибудь – не обязательно эта девушка и, возможно, вообще не девушка, хоть какой-нибудь человек, – которому он мог бы объяснить, почему стонал во сне.

Натурал, хорошо обеспеченный афрам ищет квартиранта; вид на Лонг-Айленд. 5-комнатная квартира. Почтовый ящик NZL4

– Да, у меня есть три комнаты. Нет, ты их не получишь, даже если тебя погнали с квартиры. На кой черт мне сдалась орава хреновых курочек, которую ты сюда притащил? Плевать мне, что у тебя равные права! Не пущу я к себе того, кто по мужикам ходит!

В Дели, Калькутте, Токио, Нью-Йорке, Лондоне, Берлине, Лос-Анджелесе, в Париже, в Риме, Милане, Каире, Чикаго… уже больше не сажают тех, кто спит на улице, поэтому нечего и надеяться.

В каталажках теперь уже не хватает места.

Девушка-афроамериканка ищет комнату. Бисексуалка. Ящик NRT5

ИДЕАЛЬН. ЛЮКСАПАРТАМЕНТЫ. ТОЛЬКО СЕМЕЙНЫМ. $100.000 МИНИМУМ 3 КМНТ РАЗДЕЛЬНЫЕ!

Разгонотуннель компании «ПригородТранзит» позволяет ВАМ работать в Лос-Анджелесе, а жить на чистом – так что хочется вдохнуть полной грудью – воздухе Аризоны, время проезда – полтора часа!