СТОУН. Это правда. Видеть и чувствовать. Но не создавать.
ОДРИ. Выходит, когда паства преклоняет колена в молитве, ничего не создается?
УОЛСИНХЭМУ надоели инквизиторские манеры его жены.
УОЛСИНХЭМ. Он говорит о театре, а не... о теологии. Миллион - это зрители, которые видят одно и то же, но сами создать то, что видят, они не в состоянии. Я горд, что двое таких людей говорят на такие темы в моем доме. Спросим себя: зачем нам обсуждать эти темы? Конечно, же не ради собственного удовольствия, а во имя того, чтобы в этой стране и во славу ее величества изящные искусства и философия были бы свободны от догм.
МАРЛО. Боже шелудивый, избавь нас от твоих блох!
ФРАЙЗЕР. Всадники!
УОЛСИНХЭМ. Где?
ФРАЙЗЕР. Вон там. Тени на стене.
СТОУН. Их трое.
УОЛСИНХЭМ. Кто-то идет через лужайку.
СТОУН. Розалинда.
МАРЛО. Сейчас будет нам "на бис"!
Входит РОЗАЛИНДА, стараясь сохранять спокойствие.
РОЗАЛИНДА. Кит! У них предписание.
МАРЛО. Что? Они собираются прервать спектакль?
УОЛСИНХЭМ. Кто они такие?
РОЗАЛИНДА. Ее люди. Один в мундире констебля. А у другого на груди герб.
ФРАЙЗЕР. Должно быть это Маундер. Посланник королевы.
РОЗАЛИНДА (К Марло). Утром ты должен предстать перед ее Советом.
УОЛСИНХЭМ. Я поговорю с ними.
РОЗАЛИНДА. Я сказала, что тебя здесь нет. Пока он будет говорить с ними, ты сможешь улизнуть. Тристано и Бернардино завтра отправляются в Дувр. Ты можешь прикинуться одним из труппы. Тем более, что ты говоришь по-итальянски.
ОДРИ. У него нет паспорта.
РОЗАЛИНДА. У меня сохранился отцовский паспорт. Никто ничего не заподозрит. Пусть назовется его именем.
МАРЛО. Я многого пытался достичь в этой жизни, но стать отцом - это выше моих возможностей. Том, подожди меня. Все Аркадии кончаются тем, что появляется посланник.
К Стоуну.
Гермес явился за Аполлоном
К Уолсинхэму.
Я не могу встать между тобой и твоим рыцарским долгом. Но сделай так, чтобы со мной обращались, как с джентельменом.
МАРЛО, УОЛСИНХЭМ, СТОУН и РОЗАЛИНДА уходят. ОДРИ и ФРАЙЗЕР стараются сдержать радость, говорят тихими голосами.
ОДРИ. Дело сделано!
ФРАЙЗЕР. Я думал, они никогда не приедут.
ОДРИ. Мне хочется петь!
Неожиданно впивается поцелуем в губы Фрайзера.
З а т е м н е н и е.
СЦЕНА 2.
Весминстер. Тюремные решетки.
МАРЛО за столом что-то пишет при свете свечи. Слышен лай и вой собак. МАРЛО прислушивается.
МАРЛО. Маленькая комната. Рядом с рекой. Так близко, что вода проникает сквозь камни. Трупный нектар.
Брызгает на носовой платок какой-то жидкостью - видимо, средство против чумы, - прижимает платок к носу и губам.
Ты слышишь? Собаки Лондона оплакивают своих мертвых. Хозяев и хозяек, чей прах теперь удобряет розы, посаженные тем, другим божеством. Собаки обнюхивают трупы хозяев, выбегают на улицу и там умирают. Они лежат штабелями по всему Лондону. А ОН взирает на все это с небес, и черный плащ его развивается на ветру... Чем провинились эти люди? Эти простые люди, рожденные в нищете... Какое страшное зло они совершили? За какое чудовищное преступление навлекли они на себя смерть, которая не щадит ни старого, ни малого. Может, где-то в самых потаенных уголках души все они были атеистами? Что скажешь, Блохастый? Ты тоже предал меня? Иначе я бы не оказался здесь. Шелудивый хитрец! Я поверяю тебе свою мечту о преображении, молю тебя о милости, и вот по этой твоей милости я оказываюсь в Вестминстере. Разве может преображение свершиться в Вестминстере?
Бой часов.
Здесь все происходит наоборот. Здесь золото вдохновения и надежды и переплавляется в свинец. Итак, что же они собираются сделать со мной? Оставят сидеть в тюрьме. Ну что ж, по крайней мере в целом виде. В Венеции преступников топят. Это тоже неплохо. Лучше, чем быть сожженным на костре. Даже виселица лучше костра. Даже после четвертования, в том, что от тебя осталось можно распознать некое подобие человеческого существа. Но огонь... Он уничтожает все связи с жизнью. Есть что-то издевательское в этом черном обрубке, когда утверждают, что когда-то он был человеческим существом. Поэтому к сожжению приговаривают за преступные мысли. Никто не боится огня больше, чем я. Будь я уверен, что меня обвиняют в атеизме, я бы быстренько признался в измене. За это мне бы грозила всего лишь веревка или удар кинжала. Когда это было? Вчера? Розалинда рассказывала как однажды она играла Принцессу Фез. В этой пьесе возлюбленному принцессы вырезают сердце и дают ему взглянуть на него за мгновение до смерти. Говорят, что один палач в Тайбэрне умеет проделывать то же самое - вырезает у жертвы сердце так быстро, что оно еще бьется на его ладони. Это лучше, чем быть сожженным. В последнее и самое яркое мгновение жизни увидеть перед собой собственное сердце, свободное, как птица, бьющееся в лучах солнца!
В замке поворачивается ключ. МАРЛО возвращается к своим записям.
ГОЛОС РЭЛИ (за сценой). Дайте ключ. И стойте у дверей.
ГОЛОС ОХРАННИКА (за сценой). Слушаюсь, сэр!
Входит РЭЛИ.
МАРЛО. Уолтер! Я думал, это "ОНИ"...
РЭЛИ. Мальчик мой, "ОНИ" - это я. Ты ведь сам намекал на это в нашу последнюю встречу. Бог мой, Тамерлан Великий за решеткой!
МАРЛО. Я не узник. Просто... Просто дожидаюсь, когда меня вызовут...
РЭЛИ вполне чувствует эту попытку самообмана.
МАРЛО. Она отпустила тебя?
РЭЛИ. Я выкупил свою свободу. Я пробовал молить ее о помиловании, пару раз делал это в стихах. Но кончилось все деньгами - это единственная в мире вещь, к которой она относится серьезно. Особенно, если речь идет о восьмидесяти тысячах фунтов.
МАРЛО. За эти деньги можно было выкупить всех узников в Англии.
РЭЛИ. Итак, я отпущен условно. Так же, как и ты. Кстати, ты ведь не знаешь, что ты свободен.
МАРЛО. Как это?
РЭЛИ. Скажи спасибо Тому Уолсинхэму.
МАРЛО. Но я не видел их с тех пор, как...
РЭЛИ. И не увидишь. Том устроил так, что тебя отпустят при условии, что ты будешь являться сюда каждое утро до тех пор, пока не последуют другие указания.
МАРЛО. Но я должен увидеться с ними.
РЭЛИ (с интересом). Зачем?
МАРЛО. Чтобы узнать, в чем меня обвиняют и какие против меня улики.
