– Сколько их? – уточнил Темняк.

– Двух видел.

– Хвосты есть?

– Преогромнейшие!

– А лапы какие?

– Преогромнейшие! – повторил Бадюг, но тут же поправился. – Хотя если брать в сравнении с остальным телом, то, конечно, коротенькие.

– Масть какая?

– Любая! – выпалил он.

– Как это?

– Вскочит на стену, серым становится. Спрыгнет обратно, через пару мгновений от мусора не отличишь.

– Понятно, – сказал Темняк. – Это у них от переживаний… Буди остальных, а я пока сам схожу гляну. Там они, говоришь?

– Ага… Нет! – Он опять стал тыкать руками во все стороны. – А, впрочем, верно. Там… Голова, понимать, кругом идет…

Вернулся Темняк без тени тревоги на лице, чего никак нельзя было сказать об остальных боешниках, уже окончательно распрощавшихся со сном.

– Забавные твари. И, похоже, очень голодные, – сообщил он бодрым тоном. – Но за рекой такие не водятся, это точно.

– Поэтому ты такой довольный?

– Конечно! Теперь я знай, что Хозяевам известен какой-то путь в обход гор, к жарким заболоченным лесам. Покинув Острог, надо пробираться в ту сторону… Кроме того, я получил представление о наших будущих противниках. Эти прелюбопытнейшие твари состоят в дальнем родстве с ящерами. То есть любят тепло, влагу, а соображают ещё похуже птиц. Здесь для них всё чужое. Вот они и бесятся.

– Ты хочешь сказать, что у нас всё хорошо? – с надеждой спросил Тюха.

– Почти. Если не принимать во внимание, что подобные ящеры весьма свирепы, очень упорны и в норах от них не спрячешься… А сейчас за работу! Если успеем закончить всё, задуманное мной, до начала схватки, считайте, что победа обеспечена.

Первым делом Темняк приказал собрать все имеющиеся в наличии щиты, как целые, так и ломаные. Такого добра набралось с дюжину, что, похоже, не очень-то устраивало скрупулёзного командира.

После этого он велел Тюхе и Свисту наточить у каждого щита по одному углу, да так, чтобы обеими сходящимися кромками можно было бриться. (И кому, спрашивается, вдруг понадобились бритвы размером с хорошую столешницу!) Сам Темняк совместно с Бадюгом, теперь по праву считавшимся самым трудоспособным членом стаи, занялись земляными, а вернее сказать, мусорными работами – что-то рыли, что-то разравнивали, что-то трамбовали.

Затем усилия обеих групп объединились, и поперек улицы возникло заграждение из двух рядов острейших треугольных лезвий, выступавших из мусора примерно на две пяди. Лезвия были расположены в шахматном порядке, словно рассада клубники на хорошо ухоженной грядке, и направлены режущей кромкой встреч движению вероятного противника.

Правда, слева и справа от заграждений оставались довольно широкие свободные проходы, но прикрыть их было уже нечем – щитов не хватило.

Тюха, разгадавший замысел командира раньше других, сказал:

– Первому ящеру мы кишки обязательно выпустим. Второму – как повезет. Но если их окажется больше, нам только и останется, что мечтать о птичьих крыльях.

– Да от них никакие крылья не спасут! – воскликнул Бадюг, успевший спозаранку узреть то, что остальным боешникам ещё только предстояло оценить. – Ящеры лазят по стенам не хуже самого Смотрителя. От них здесь никуда не скроешься.

Неподобающие разговоры решительно пресёк Темняк, смазывавший разящие лезвия «вечной росой».

– Ещё ни одна битва не было выиграна за счет того, что враги застряли в заграждениях, – авторитетно заявил он. – Но это лишает их подвижности и превращает в удобную мишень. Всё остальное будет зависеть от нашей расторопности и предприимчивости… А что касается численности ящеров, могу сказать: стадами они не живут и держатся преимущественно парами. Соперников на дух не переносят и тут же изгоняют. Или убивают.

На этот-раз сигнальный хлопок заставил всех непроизвольно вздрогнуть – ну совсем как первый удар молотка по гробовой крышке.

Ящеры пока не появлялись – наверное, ещё не уяснили себе, что узкая мрачная щель, ставшая для них ловушкой, слегка удлинилась. Вследствие холода и сумрака, царивших здесь, эти теплолюбивые создания теряли свою жизненную активность, а для того чтобы сохранить её, имелся только один способ – жрать, жрать и ещё раз жрать.

Так что вдоль по Бойлу их погнало не любопытство, а голод. Правда, добычу, маячившую впереди, нельзя было назвать чересчур обильной – всего лишь кучка обезьян, причём не самых крупных. Но в этой чужой и неприветливой стране привередничать не приходилось.

Двигались ящеры предельно осторожно и почти бесшумно. Природа обделила их голосовыми связками, а мягкий мусор скрадывал поступь толстых коротеньких лап.

С безопасного расстояния их можно было принять за парочку слонов, бредущих по брюхо в густо замусоренной воде. Даже длинные шеи, снабженные непропорционально маленькими, но зубастыми головками, чем-то напоминали слоновьи хоботы.

Общее благоприятное впечатление портили лишь толстые и длинные хвосты, время от времени задиравшиеся вверх, как у гадящих котов. Впрочем, хвосты – беда всеобщая. Крыс они выдают, лисиц губят, а павлинов обрекают на неволю.

Пока что ящеры имели защитный окрас – в тон окружающему пейзажу – но в самом ближайшем будущем бурные эмоции могли придать их шкурам любую, даже самую фантастическую расцветку.

– Ну и громадины! – растерянно произнес Тюха.

– Так сколько их всего? – допытывался Свист, которому едва-едва затянувшаяся рана не позволяла ни подпрыгнуть, ни стать на цыпочки. – Двое или больше?

– Пока двое, – сообщил Бадюг. – Меньший впереди, а больший чуть позади держится.

– Ужас, честное слово!

– Надо бы расшевелить их, – предложил Темняк и первым швырнул в приближающихся ящеров увесистый кусок «хозяйской слезы». – А иначе они свое пузо даже не поцарапают.

Встретив неожиданный отпор, ящеры сразу приобрели ярко-красный цвет, долженствовавший напугать врагов, и со всей возможной для себя прытью устремились в атаку. Люди отступали, но не очень быстро, дабы ящеры, мчавшиеся на них, никоим образом не могли миновать коварные заграждения.

Первым на лезвия наскочил ящер, отличавшийся от своего напарника некоторой поджаростью – относительной, конечно. Звук, раздавшийся при этом, как и следовало ожидать, будил неприятные ассоциации с кесаревым сечением, харакири, резекцией желудка, прозекторской и скотобойней. Короче говоря, омерзительный получился звук, недостойный утонченного слуха.

Шкура передового ящера мгновенно поблекла, что означало резкую смену настроения, и он сразу утратил былое проворство. На свою беду (и на счастье боешников), другой ящер не придал никакого значения этим вполне отчетливым знамениям и продолжал энергично протискиваться в узкую щель, образовавшуюся между отвесной стеной и боком замершего на месте напарника.

Лезвий хватило и на этого ящера, тем более что его брюхо имело прямо-таки невероятные размеры – не брюхо, а какой-то аэростат воздушного заграждения. Однако, в отличие от сравнительно поджарого ящера, наглухо застрявшего на лезвиях, толстяк покрылся радужными пятнами и попытался отступить, что в общем-то лишь усугубляло его печальную участь.

Спустя четверть часа схватку можно было считать законченной, причем боешникам не пришлось даже пальцем о палец ударить. Их участие в боевых действиях ограничилось в основном крепкими выражениями да несколькими небрежно брошенными камнями.

Первый ящер уже издох, и вокруг него образовалось целое озеро крови, смешанной с содержимым кишечника. Второй всё ещё подавал признаки жизни и даже потихоньку отползал назад, тоже оставляя кровавый след, хотя и не такой обильный.

– Интересно, он боль ощущает? – поинтересовался Свист.

– Наверное… Боль, говорят, даже клопы ощущают, – сказал Тюха. – Смотри, как он в цвете меняется. Ещё недавно желтым был, а теперь бурый, как грязь.

– Да, сегодня Смотрителю придётся потрудиться… Такую гору мяса сразу не спалишь!

– Как же, пожалей его! Зато он тебя потом не пожалеет.

Темняк, не принимавший в разговоре никакого участия и только внимательно посматривающий по сторонам, вдруг произнес: