Однако спал он всегда очень чутко и, заслышав поблизости подозрительный шорох, сразу встрепенулся. Мрак не то чтобы рассеялся, но дал легкую слабинку, позволявшую с расстояния в десять шагов отличить человеческую фигуру от груды уличного мусора.

Прежде чем ночной скиталец заговорил, Темняк узнал его по запаху горшечной массы, пропитавшей не только одежду, но и всё естество Тюхи.

– Как дела? – шепотом спросил Темняк (окружающий сумрак почему-то не располагал к разговору в полный голос).

– Всё в порядке. Свист уже пришел в себя. Мы о тебе беспокоились.

– Где Бадюг?

– Сам его ищу.

– Давай покричим. Авось и отзовется.

– Опасно. Вдруг какой-нибудь из вражеских боешников уцелел? Ещё набросится на нас врасплох.

– Полагаю, что такой сюрприз вряд ли возможен, – сказал Темняк, однако на всякий случай вложил в лук стрелу, одну из последних.

Вдвоём они осторожно двинулись вдоль по улице и вскоре наткнулись на того самого боешника, который ещё совсем недавно безуспешно искал своего приятеля Дряка – судя по имени, типичного Колодца.

Перед тем как впасть в кому, он успел переломить одну из стрел, но вторая благополучно вернулась сейчас к хозяину.

Дальше лежали ещё двое. Всё говорило о том, что они по ошибке изрубили друг друга спиралями. Отсутствие какой-либо раскраски (если, конечно, не принимать во внимание засохшую кровь) выдавало в мертвецах новичков. А ежели так, то где-то поблизости должны были находиться и другие члены стаи, имевшей перед схваткой полный состав.

Эти нашлись за кучей свежего мусора – даже не двое, а трое. Снизу лежал Бадюг, а на нём мертвецким сном почивали враги, сраженные стрелами (всё вокруг было утыкано ими).

– Неужели я его всё-таки зацепил! – расстроился Темня к. – Вот горе-то будет!

Вдвоем они быстро растащили бездыханные тела и убедились, что Бадюг жив, хотя и основательно помят. Видимо, следуя советам Темняка, он в самом начале боя бросился на землю, но далеко уползти не смог.

Враги, случайно наткнувшиеся на Бадюга, принялись топтать его ногами, поскольку от длинной, но хрупкой спирали в ближнем бою толку было мало – это то же самое, что кочергой ковырять в носу.

Тут бы, наверное, и конец пришел Бадюгу Веревке, но выручили отравленные стрелы, пущенные Темняком.

– Был у нас один калека, а стало два, – с горечью молвил Тюха.

– Вместо того чтобы хаять героя, вполне возможно, спасшего тебя от смерти, ты бы лучше поискал для него воды, – сказал Темняк.

– Зачем? Ведь Веревки боятся воды хуже клопов. Если ты заметил, они по утрам даже не умываются. А в чувство мы его приведем другим способом.

Покопавшись в мусоре, Тюха нашел что-то похожее на скукожившийся соленый огурец и, надломив его, сунул Бадюгу под нос.

Того сразу передернуло, как от удара электрического тока, и глазки, заплывшие от побоев, раскрылись, можно даже было сказать, вылупились. Сразу после этого раскрылся и рот с заметно поредевшими зубами. Голосом, в котором не было и намека на жизнь, Бадюг произнес:

– Убили.

– Конечно, убили, – охотно подтвердил Темняк. – Всех пятерых.

– Меня убили, – еле ворочая языком, вымолвил Бадюг.

– Ну-ну, успокойся… Ты преувеличиваешь.

– А почему тогда я слышу пение небесных дев?

Прислушавшись, Темняк и в самом деле уловил какие-то странные звуки, разносившиеся над сонным Бойлом. Казалось, что в полумраке чирикают воробьи, но воробьи здоровенные, словно страусы.

Впрочем, в такую рань боешники никогда ещё не просыпались, а посему не могли судить о порядках, царивших на Бойле по утрам. Возможно, этот чирикающий звук производил оседающий мусор или просто у Смотрителей происходила перекличка.

Поманив к себе Тюху, Темняк шепнул ему на ухо:

– Кто такие небесные девы?

– Веревки верят, что это волшебные существа, встречающие их на небесах после смерти. Они обязаны петь сладостные песни, варить крепкий кисель и удовлетворять любые другие прихоти своих подопечных, включая и похоть.

– И всех Веревок ожидает такая завидная участь?

– Полагаю, что всех. Кроме женщин, конечно, которым после смерти уготовлены не небеса, а самые глубокие колодцы. Женщины Веревок известны своим распутством и тяжёлым нравом.

– На месте Бадюга я не стал бы цепляться за постылое земное существование.

– Тем не менее его собратья предпочитают вить верёвки и терпеть унижения от своих женщин, чем витать в небесных высях.

Сам Бадюг в это время недоуменно моргал глазами, стараясь понять, о чем тут идет речь. Дабы внести окончательную ясность в его нынешнее положение, Темняк сказал:

– Успокойся, никаких небесных дев нет и в помине. Просто у тебя в ушах звенит от побоев. Отбрось сомнения и вставай на ноги. Жизнь, пусть и дрянная, продолжается… Только будь осторожней. Здесь повсюду валяются отравленные стрелы, и если ты случайно коснешься одной из них, свидание с небесными девами будет обеспечено.

Он помог Бадюгу встать и повел его подальше от этого места, потому что в редеющем сумраке уже наметилось какое-то движение, порывистая стремительность которого выдавала Смотрителя.

Тюха немного задержался, чтобы собрать стрелы. Невидимые воробьи продолжали чирикать, но не вверху, как того требовал здравый смысл, а где-то совсем рядом, скорее всего, за ближайшей разделительной стеной.

Когда запыхавшийся Тюха догнал друзей, Темняк спросил, старательно таясь от Бадюга:

– Если небесные девы сказка – кто же тогда поёт сейчас?

– Полагаю, что это какие-то хищные существа, доставленные сюда по прихоти Хозяев, – сказал Тюха.

– Забавно… – Темняк нахмурился. – Но ведь ты сам говорил, что Острог не имеет ни входов, ни выходов.

– Я подразумевал выходы и входы, предназначенные для людей. А Смотрители для того и созданы, чтобы шнырять повсюду. Если будет надо, они и на небо взберутся.

– Тогда уж небесным девам и в самом деле не поздоровится, – усмехнулся Темняк. – А для чего понадобились хищники? Хотя в общем-то я уже и сам догадываюсь об этом…

– Хищники понадобились для разнообразия. В самое ближайшее время они примут участие в схватках.

– И ты говоришь об этом так спокойно?

– Чудовища, крики которых ты слышишь сейчас, не идут ни в какое сравнение с нашими прежними соперниками. Сомневаюсь, что их можно убить стрелой из лука или заманить в яму. Уже самая первая встреча с ними будет для нас концом. Надеюсь, что быстрым и безболезненным. Так зачем же зря горевать?

– Такие слова простительны человеку, никогда не встречавшему иных чудовищ, кроме клопов и блох. А я за свою жизнь насмотрелся разных тварей – и бегающих, и прыгающих, и летающих, и ползающих. Поэтому уверяю тебя: любой хищник в сравнении с человеком – безобидная козявка. Не нам надо бояться их, а им – нас. Полагаю, что очень скоро ты убедишься в правоте моих слов.

Почивать они легли уже после того, как всех других обитателей Бойла поднял на ноги душераздирающий звук, возвещавший начало нового трудового, а вернее – ратного дня.

Благополучно проспав до сумерек, стая Темняка плотно поела и опять завалилась на боковую, но сон уже не прельщал боешников, как не прельщает чересчур обильная пища или слишком доступные женщины.

Избитого Бадюга за неимением ничего лучшего намазали той же самой мазью, что и Свиста, отчего вонь «хозяйского дерьма», и так донимавшая стаю всё последнее время, стала вообще нетерпимой. Однако и на улицу нельзя было высунуться – в самое ближайшее время ожидался сброс мусора.

Душевное потрясение, дважды подряд пережитое Бадюгом (в момент принятия безрассудно смелого решения и при воскрешении из мнимых мертвецов), сильно изменило его. Пространным и путаным речам он предпочитал теперь предельно краткие, сильные выражения и вообще всем своим видом демонстрировал готовность к новым подвигам.

Свист, полностью проспавший ночное побоище – пусть и не по своей вине, – наоборот, чувствовал себя обнесённым победной чашей и дулся на всех.