"Да, видать, нелегко ты пережил утрату родных и непримиримый спор с царем", - подумал Райкос.
Еще в России он не раз слышал о двойственном отношении царя к греческому освободительному движению. Райкос знал, что царь, вопреки желанию своих подданных, стремящихся принять горячее участие в борьбе греков за независимость, никогда всерьез не помышлял помочь им осилить оттоманских поработителей. Не удивительно, что патриотизм Каподистрии, вставшего на сторону греческого народа, привел его в конце концов к острому конфликту с лицемерным царем. Это вынудило Иоанна Антоновича уйти в отставку.
Слухи о том, что Каподистрия поссорился с русским царем и что царь прогнал его с поста министра, достигли Греции. Они ввергли патриотов в уныние. Многие восприняли эти слухи, как известие о национальной катастрофе. Ведь тысячи греков верили, что только Россия, только русский православный царь могут вызволить Грецию из многовекового оттоманского ига. Причем большинство греков наивно считали, что русский народ и русский царь - одно целое... И вот строптивец Каподистрия нагрубил царю и поссорил Россию с Грецией.
Каподистрию проклинали, ругали, обвиняли в том, что он, мол, из-за своей несдержанности предал интересы отечества.
Тягостные впечатления эти слухи, обвинения и проклятия произвели на его родных. Сестра Каподистрии монахиня Ефросиния, слушая проклятия в адрес любимого брата, мучительно страдала. Она считала, что брат навечно опозорил не только себя, но и всю семью. Гордая и впечатлительная, она с утра до вечера молилась, отказываясь от пищи, и в результате заболела нервным расстройством и умерла.
Узнав, от чего погибла его сестра, Иоанн Каподистрия пережил ужасные муки. В его глазах навсегда затаилась глубокая душевная боль. Райкос заметил это. И она со взора Каподистрии словно перекочевала, легла печальной тенью на светло-голубые глаза Райкоса. Взглянув на его лицо, президент понял, что Райкос разделяет его скорбь.
9. ТАКОЕ НЕ ЗАБЫВАЕТСЯ
На службе президент всегда избегал разговоров, не имеющих прямого отношения к делу. Но сейчас он прервал официальную беседу и вдруг задал Райкосу вопросы, связанные с судьбами их общих знакомых, людей, с которыми они когда-то встречались в Петербурге.
Таких знакомых у них оказалось немало. Хотя президент выехал из России за два года до того, как Райкоса перевели в Петербург, они не раз бывали в доме молдавского боярина Скарлата Стурдзы. Приезжая в столицу, Раенко часто посещал этот дом. Тут собирались вольнолюбивые люди - борцы за свободу Греции. Их пламенные речи, готовность отдать жизнь за счастье и свободу родного народа привлекали сюда и его, молодого офицера. Здесь Раенко познакомился с Каподистрией, будущим вождем греческих повстанцев Александром Ипсиланти и с Александром Стурдзой - с ним Иоанн Антонович служил в министерстве иностранных дел. Друзья-единомышленники поверяли свои замыслы сестре Александра Стурдзы - пылкой красавице Роксандре. Она-то и сблизила Райкоса с Каподистрией.
Роксандра помогала Каподистрии в организации общества "Фило музос этерия", которое ставило своей целью просвещение греческой молодежи. Выйдя вскоре замуж за графа Эдлинга и став фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны, Роксандра не только не забросила свою деятельность в пользу общества, но взялась за нее с еще большим жаром. Всех своих знакомых, друзей, родственников своего супруга, членов царской семьи она убедила пожертвовать денежные суммы на нужды греческого просвещения.
Даже сам император всероссийский и его супруга - люди далеко не щедрые, скорее скуповатые - не смогли устоять перед красноречием красавицы Роксандры Стурдзы - в замужестве графини Эдлинг. Они внесли в фонд общества 600 золотых дукатов.
Будущий президент Греции и будущий подполковник ее республиканской повстанческой армии были верными поклонниками и верными друзьями обаятельной, умной и темпераментной женщины. Не удивительно, что, вспоминая близких петербугских знакомых, президент первой назвал имя Роксандры.
- Вы ничего не знаете о графине Эдлинг? Как ей там живется в Петербурге? - спросил Каподистрия.
- Увы, ваше превосходительство. Я ничего не знаю о ней, - ответил Райкос.
Каподистрия удивленно приподнял осыпанные инеем седины брови.
- Неужели?.. А ведь я раньше вас покинул Россию. Неужели после моего отъезда вы даже не удосужились повидать нашего верного друга графиню?
В тихом, глуховатом голосе президента звучал горький упрек.
Такой же упрек Райкос прочитал и в его печальных глазах. И почувствовал необходимость оправдаться, очистить душу от какого-то неведомого ему самому греха.
- Я, конечно, виделся с ней. Посещал ее... И не раз. Но очень давно. Да, ваше превосходительство, в последний раз, когда я видел графиню Эдлинг, у нее в руках было ваше письмо. Она читала его и плакала. - Сказав это, Райкос, словно осекшись, вдруг замолчал. А затем, покраснев, растерянно и виновато взглянул на президента.
Каподистрия в свою очередь внимательно и строго посмотрел на Райкоса.
- Продолжайте, подполковник... Что же вы молчите? Какое письмо она читала?
Но Райкос, словно не слыша его слов, продолжал молчать. А молчал он потому, что вдруг понял, - рассказывая подробно о своей последней встрече с графиней, он наносит президенту удар по незажившей ране.
Но президент настаивал.
- Да говорите же, - сказал он голосом, который звучал теперь твердо и повелительно. - Говорите, - повторил он, сердито уставясь на Райкоса.
Николай Алексеевич никогда еще в жизни не чувствовал себя так неловко. От волнения у него даже лоб покрылся каплями пота. "Ах, какой же я бестактный!.." - корил мысленно он себя.
- Оставим этот разговор, ваше превосходительство, - хрипло выдавил из себя Райкос. - Оставим...
Но Каподистрия был неумолим:
- Говорите...
Горький комок подкатил к горлу подполковника, но он все же собрался с силами и сказал:
- Она плакала, читая ваше письмо от двадцатого февраля... Помните?..
- Я-то помню... Да, от двадцатого... А вы?
- О! - тяжело вздохнул Райкос. Он ощутил, как его горло распирает что-то горькое, солоноватое. Распирает, забивая дыхание. И вдруг снова, как много лет тому назад, перед ним возникли строки письма, написанного бисерным почерком Иоанна Антоновича.
Он помнит каждую строку. Помнит так хорошо, что они и сегодня гудят в его памяти, как глухие, тяжелые удары греческого деревянного колокола-симандры. Вот они, эти строки, извещающие о смерти сестры президента монахини Ефросинии:
"Ее убили распространившиеся слухи, что государь сослал меня в Сибирь, - писал президент графине Эдлинг, - а потом в Африку, назначив своим посланником, и что, наконец, я умер..."
Слухи-убийцы... Они погубили сестру президента, девушку с гордой душой. Ефросиния беззаветно верила в Россию. Могучую Россию-освободительницу. Верила, как по сей день верят в нее тысячи греков...
Райкос почувствовал, что не может справиться с предательским волнением. Он отвернулся, чтобы его смятение не увидел президент. Отвернулся, лихорадочно ища в кармане платок. Стыдно, когда видят, как военный человек не может взять себя в руки. Да еще не простой солдат, а боевой, бывший в сражениях офицер... Ах, до чего неладно получилось!
Иоанн Антонович заметил замешательство подполковника. Он, знавший Райкоса еще в Петербурге, как блестящего гвардейского офицера, безупречно воспитанного, всегда веселого, остроумного и находчивого, как говорят, не лезущего в карман за словом, - он был удивлен. Райкос, видимо, так искренне, так близко принимал к сердцу его горе, что не в силах был скрыть своих чувств. Какая добрая душа у этого мужественного человека! Недаром он, влекомый благородными побуждениями, приехал сюда, чтобы, рискуя жизнью, бескорыстно сражаться за судьбу чужого народа. Как нужны Греции такие люди!
Иоанн Антонович был растроган. Райкос все еще стоял спиной к президенту, испытывая тягостное смущение. Он сокрушенно вздохнул и вдруг почувствовал, как кто-то ласково взял его за плечо и пожал локоть руки, все еще сжимавшей платок.
