- Не разобьют! Ты недооцениваешь революционного духа народа. Революционный народ - непобедим. Это доказала французская революция.

- Ты забываешь, что Греция - не Франция. Здесь еще не завелись якобинцы, а Августин Каподистрия - не Максимильен Робеспьер...

- Да, он честный человек, но не волевая натура. Он во всем будет уступать резидентам великих держав, пока они его не съедят.

- Отсюда вывод: с внешними врагами Греции воевать не будет. А раз так - нам пора на родину. Я по ней истосковался, она мне снится каждую ночь. Да и долг у меня перед отечеством большой. Ты говоришь: надо добывать свободу для народа. На моей родине это необходимо в первую очередь. В России миллионы крестьян все еще находятся в рабстве, а я сражаюсь за свободу на чужой стороне.

- Я не могу оставить в беде правительство Августина, - насупил брови Алмейда.

- Так ты считаешь, что я поступаю недостойно? - вспылил Райкос.

- Что ты! Кто может заподозрить тебя? Ты сражался за независимость этой страны больше, чем я. Ты честно выполнил свой долг. А я останусь здесь. Зачем? Честно скажу, сам себя еще не понял. Говорят, самого себя понять труднее всего. Так и у меня получается... Буду мстить за нашего Барба Яни. Мы, португальцы, народ, не забывающий зла.

И Алмейда крепко обнял Райкоса.

В тот же день Райкоса принял глава нового правительства. Райкос попросил уволить его с занимаемой должности.

Августин Каподистрия участливо отнесся к его просьбе.

- Вы так много сделали для Греции и расстаться с вами нелегко, но мы не можем отказать вам ни в чем. В продолжение четырех лет службы вы оказывались в самых трудных обстоятельствах, но отказывались и от жалованья, и от наград. Этот образ действий ваших, столь благородных, возлагает на меня обязанность выразить вам чувство благодарности. Воспоминание о вас, господин полковник, будет всегда дорого для правительства, как имя ваше для Греческой республики. - Закончив свою речь, Августин Каподистрия прищурил усталые глаза. Он помолчал, разглядывая собеседника, и улыбнулся. - Теперь надо позаботиться о вашем возвращении на родину, устранить некоторые помехи. Не огорчайтесь, но его величество русский император отрицательно отнесся к письму моего брата о возможности вашего возвращения на родину.

Увидев, как болезненно сжались губы Райкоса, новый глава греческого правительства добавил:

- Пожалуйста, не огорчайтесь. Я напишу еще одно ходатайство императору. Господин Рикман и адмирал Рикард похлопочут о вашем возвращении.

- Я поеду не один, ваше превосходительство, со мной изъявила желание ехать в Россию вдова капитана Хурделицына, погибшего смертью храбрых за независимость Греции.

- Она ваша родственница?

- Капитан Хурделицын - мой друг, с которым я приехал сюда. Я дал обещание всю жизнь заботиться о его жене и малолетнем сыне.

- Весьма трогательно, господин полковник, - сказал Августин Каподистрия и взял в руку колокольчик. Тот самый маленький, изящный колокольчик, которым пользовался его брат - покойный президент. Вошел секретарь, и глава правительства поручил ему подготовить для Райкоса и Хурделицыной нужные документы.

57. С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ

На другой день в канцелярии герузии Райкос получил пакеты с увольнительным удостоверением, характеристикой и рекомендательными письмами, заверенными государственными печатями и подписью главы правительства. Вместе с документами ему вручили увесистый кошель. Заглянув вовнутрь, Райкос увидел там золотые дукаты, сложенные столбиками и завернутые в тонкую прозрачную бумагу.

- Это жалованье за четыре года вашей службы в греческой армии, пояснил услужливый чиновник.

Райкос протестующе взмахнул рукой.

- Я не за деньги служил Греции!

Однако чиновник категорически заявил:

- Вы обязательно должны принять эти дукаты, господин полковник. Вам предстоит долгий и нелегкий путь в Россию. Эти деньги выписаны вам в знак исключительного уважения и почтения по личному распоряжению его превосходительства.

Райкосу льстило такое внимание к нему, но вместе с тем он испытывал легкую досаду. В нем жил романтик, который протестовал: "Не ради этих пригоршней золота ты воевал! Не за них в полный рост шел на пули!" А трезвый голос зрелого, расчетливого человека не соглашался: "Ничего нет плохого в том, что ты возьмешь честно заработанные деньги. Твой отказ обидит главу правительства, который уделяет тебе столько внимания. В конце концов, ты можешь отдать эти деньги своим боевым товарищам - солдатам. Им-то они сейчас пригодятся".

И Райкос взял кошель с золотом - вознаграждение за его ратные труды.

- Премного благодарен его превосходительству и вам, милейший, ответил Райкос.

Он тут же попросил лист бумаги, перо и написал Алмейде:

"Прошу тебя, дорогой комендант, распорядиться по своему усмотрению содержимым сего кошеля. Это золото честно заработано мной за четыре годы службы в греческой армии. Советую раздать солдатам и начать с артиллерийской роты. Не поминай лихом! Искренне твой Райкос".

Он подозвал сопровождающего ординарца и вручил ему кошель и записку, приказав немедленно пойти в комендатуру и отдать это лично главному коменданту господину полковнику Алмейде.

Избавившись таким образом от дукатов, Райкос облегченно вздохнул. Теперь он знал, что деньги в надежных руках, и был уверен, что честный и справедливый Алмейда распорядится деньгами так мудро, что каждый солдат в гарнизоне получит свою долю.

Оставалось нанести прощальный визит главе правительства. Он направился к нему знакомыми полупустыми комнатами и полутемными коридорами.

Августин Каподистрия, казалось, только и ждал Райкоса - с такой искренней радостью он встретил его появление у себя в кабинете.

- Все уже готово, господин полковник. Адмирал Рикард отдал распоряжения капитану русского военного брига "Ахиллес" доставить в Константинополь вас, и госпожу Хурделицыну с детьми. Возьмете письма адмирала для русского посла. Вам и госпоже Хурделицыной будет оказан приют в посольстве до вашего отъезда в Россию. - Августин Каподистрия грустно посмотрел на Райкоса. - Что ж, наступила печальная минута нашей разлуки. Бриг "Ахиллес" готов принять вас на борт. Я могу предложить вам весьма старую карету, она отвезет вас на пристань. К сожалению, иного комфортабельного транспорта у нас нет.

Райкос хорошо помнил старую карету. Ему на ней пришлось путешествовать еще при Иоанне Антоновиче. Покойный президент постоянно ездил в ней, и, экономя народные деньги, не заводил новую. Теперь эта единственная правительственная карета по наследству перешла к брату президента.

Какие добрые, честные и человечные люди эти Каподистрии!

Чувствуя, что слезы начали застилать ему глаза, Райкос торопливо простился с Августином Каподистрией, который был растроган не меньше.

Уже сидя в тряской карете, которую тащили по улицам Навпали старые, тощие лошади, Райкос справился с охватившим его волнением. Сейчас он подъедет к дому Елены, заберет ее с Кондраткой и приемными детьми, и они направятся в порт, где ждет бриг, который навсегда унесет их из этой страны, за свободу которой он сражался долгие годы.

На всю жизнь запомнится ему дружеское пожатие руки главы правительства и его напутственные слова:

"Вы честно служили народу Греции, потому уезжаете от нас с чистой совестью..."

58. ОЖИДАНИЕ

В Константинополе Райкос с Еленой и детьми, что называется, застряли. Русский посланник господин Бутнев оказался весьма доброжелательным, гостеприимным человеком. Он серьезно отнесся к соотечественнику, который хотя и самовольно, но героически сражался за независимость Греции.

- Мы, дипломаты, не жалея проливали чернила, а вы - свою кровь, сказал он, встретившись с Райкосом.

Бутневу казалась убедительной причина, почему русский поручик-лейб-гвардеец без разрешения свыше осмелился служить в войсках республиканской Греции.

- Среди многих иноземцев, великодушно рисковавших своей жизнью за свободу греческого народа, в сущности, совершенно им чуждого, не было ни одного из нашей страны, которая своей исторической судьбой наиболее близка Греции, - пояснил ему Райкос. - Эта мысль не покидала меня. Мне было больно и стыдно за свою родину. До слез обидно за нас, русских, которые никогда и никому не уступали в мужестве и благородстве. Вот почему я решился ехать в Грецию.