Как звали предшественника Иоанна, нам не известно. В списках киевских митрополитов, как отмечалось, Иоанн назван сразу за Леоном, который, в свою очередь, идет за Михаилом Сирином. Попробуем разобраться в этих именах, из которых наиболее проблематичным является Леон. Не исключено, что именно он был рукоположен Фотием сразу же после кончины Михаила. Правдоподобны и другие варианты. Не был ли, скажем, Леон тем архиереем, которого послал на Русь патриарх Игнатий после свержения непримиримого Фотия? Нельзя исключать и гипотезу, согласно которой Леон занимал киевскую кафедру в 80-х годах Χ в., то есть в период крещения Владимира, и был непосредственным предшественником Иоанна I.
Рассмотрим эти вопросы более детально. Между смертью Михаила Сирина (первого киевского иерарха) и актом 988 г. прошло 125 лет. Понятно, что за это время на русской кафедре должны были смениться несколько лиц — очевидно, не менее пяти, а возможно, и больше. Среди них, вне всякого сомнения, был и Леон. Возникает вопрос: куда падает хронологическая цезура — в интервал между ним и Михаилом или же ним и Иоанном, а возможно, между тем и другим (что также нельзя исключать) ? Все три варианта выглядят вполне правдоподобно.
Однако существуют некоторые материалы, позволяющие склонить чашу весов в пользу раннего варианта. В Никоновском своде (чьи сведения основываются на тексте ”Летописи Аскольда”) читаем: ”Леонтъ митрополитъ Кiевскiй и всея Руси [32]. Того же лђта взя Владимеръ у блаженнаго патриарха Фотья Констянтиноградскаго митрополита Кiеву и всей Руси Леонта, и бысть радость велiа въ людехъ” [440, с. 64]. О том, что Леон был рукоположен Фотием, свидетельствуют и другие тексты [441, с. 478].
Существует каноническое произведение ”Леона, митрополита Руси” ”Про опресноки”, представляющее собой антилатинский трактат [420, с. 61; 452, с. 115—132; 496, с. 27—45]. Написанный греческим языком, он содержит полный титул автора: … Λέοντος μητροπολίτου της ’εν ’Ρωσία Πρεσθλαβας. Сохранились многочисленные списки этого произведения, естественно, в более поздних автографах. Имеющиеся источники свидетельствуют о его популярности за пределами Руси (в частности, в Охриде) — не позднее начала XI в. Достоверность документа не вызывает сомнения [180, с. 265; 331, с. 219; 420]. К сожалению, точной даты трактат не имеет [834, Col., 1360]. Однако тематика (полемика против латинян) делает маловероятным отнесение его ко времени Владимира. А. Н. Попов, например, уверенно относил написание произведения к IX в. [496]. Мы считаем, что Леон действительно был вторым киевским митрополитом, сподвижником Фотия, присланным на Русь после кончины Михаила Сирина.
Как же звали предшественника Иоанна? Согласно утверждению ”Церковной истории” Никифора Калиста Севастийского, во времена Василия II был назначен на Русь митрополит Феофилакт Севастийский [420, с. 91; 500, с. 134—135; 829]. Дата назначения не названа, однако это не могло произойти позднее 991 г. [420, с. 91]. Следовательно, возможный хронологический диапазон определяется в рамках 976—990 гг. Вполне правдоподобно, что крещение Владимира происходило именно при этом иерархе. Возможно даже, что захват власти Владимиром произошел во время его понтификата.
Имя Иоанна как русского митрополита (архиепископа) [33] упоминается не только в списках высших киевских иерархов, но и в других источниках, связанных, в частности, с канонизацией Бориса и Глеба [707, с. 60—61]. Иоанну принадлежит первое произведение из этого цикла — ”Служба Борису и Глебу” (около 1020 г.). Он пережил Владимира и продолжал выполнять свои функции до 30-х годов XI в., когда его сменил Феопемпт — первое лицо на киевской кафедре, чьи прерогативы митрополита никогда не вызывали дискуссий.
Структура киевской митрополии времен Владимира известна частично. Сколько епископий и какие именно входили в ее состав — не знаем. Во времена Аскольда Михаилу Сирину подчинялись шесть архиереев, из числа которых двое пребывали в Киеве, а четыре действовали на периферии. Сохранилась ли эта структура и позже, никаких свидетельств нет. Проблема усложняется невыясненностью вопроса о географическом распространении христианства в те времена [111, с. 84; 180, с. 163—179; 331, с. 215]. Не вызывает сомнения обращение Новгородской земли, которое, по свидетельству источников, осуществлялось через преодоление сопротивления со стороны местного населения, в том числе — с применением оружия [34] [653, с. 112—113]. Новгородский епископ Иоаким, упоминаемый в разных источниках, в частности, в списках новгородских архиереев [441, с. 160, 163, 473, 551 и др.], — особа реальная. Его записи использованы местными летописцами более позднего времени [35].
Сообщения о крещении якобы в конце Х в. Суздальско-Ростовской земли, об основании там города Владимира и Владимирской епархии вообще не соответствуют действительности (о чем речь шла выше). Владимир-на-Клязьме основан правнуком ”равноапостольного” князя — Владимиром Мономахом. Однако сведения о ростовском епископе Феодоре, посвященном в сан при Владимире Святом, считаем достоверными. Он рукоположен около 990 г., но вскоре был вынужден бежать от неподдатливых мерянских язычников; перебрался в Суздаль, но в 1010 г. вернулся в Ростов. В 1014 г. переехал в Киев, где и умер в 1023 г. [36]
В Никоновской летописи под 992 г. имеется запись о посвящении митрополитом Леоном епископов: Неофита Черниговского, Феодора Ростовского, Стефана Владимирского (на Волыни), Никиты Белгородского [440, с. 64—65; 654, с. 62—65]. Но это сообщение опровергается тем, что все перечисленные лица (за исключением Феодора Ростовского) и именно в тех же ролях встречаются в источниках конца XI — начала XII в. как современники (и участники) событий того времени.
Так, черниговский епископ Неофит принимал участие в перенесении мощей Бориса и Глеба в 1072 г. [707, с. 62]. Печерский игумен Стефан (позднее настоятель Кловского монастыря в Киеве), посвященный епископом во Владимир-Волынский где-то в конце 80-х или в начале 90-х годов XI в., в ранге епископа упоминается под 1091 г. [250, с. 202]. Умер он в 1094 г. [там же, с. 217]. С Никитой Белгородским дело намного сложнее. В источниках его особа как бы раздвоилась. По свидетельству ”Сказания чудес св. Романа и Давида”, епископ Никита из Белгорода принимал участие в упомянутом выше перенесении мощей Бориса и Глеба в 1072 г. [707, с. 62], однако по свидетельству ”Повести временных лет” белгородский епископ с этим же именем принимал участие в другой аналогичной церемонии, которая происходила в 1115 г. [250, с. 277—280]. Он был рукоположен годом раньше [там же, с. 277]; следовательно, в 1072 г. никак не мог быть епископом. Очевидно, это ошибка агиографа (Лазаря Вышгородского) [158], вполне понятная, тем более, что в некоторых рассказах, посвященных акту 1072 г., находим еще и имя Стефана Белгородского [440, с. 99].
Трудно представить себе случайное стечение такого количества независимых друг от друга совпадений. Поэтому считаем, что реестр Никоновской летописи, очевидно, базировавшейся на церковных документах, является анахронизмом, который проецирует сообщения второй половины XI — первой половины XII в. в конец Х в. Хронисты XVI в. использовали списки местных иерархов, относя первые названные в них имена ко временам Владимира Святославича.
Подводя итоги существующим известиям, можно с большей или меньшей долей достоверности утверждать наличие в конце Х в. следующих кафедр: киевской (переяславской?) митрополии (Феофилакт Севастийский, позднее — Иоанн I); епископий в Новгороде (Иоаким) и Ростове (Феодор). Проблематичным, но вполне вероятным является существование кафедр в Белгороде, Чернигове и Владимире-Волынском, что подтверждается географическими соображениями и исторической традицией. Можно предположить также основание епархии в Полоцке и Турове, хотя про них у нас нет никаких упоминаний. Немного позднее к ним, очевидно, была добавлена Тмутараканская епископия.