Литмир - Электронная Библиотека

– Чего это вы так разорались?.. Какие паруса?.. Вы что?.. Перегрелись вчера на солнце?..

– Молчите, доктор, молчите… Так надо, – ответил ему капитан насмешливо, с нажимом.

– Надо? – переспросил доктор Легг, он заморгал добрыми глазами, что-то пытаясь сообразить или угадать.

– Да, доктор, – поддержал капитана сквайр. – Надо, чтобы по всему лагерю нас слышали…

До доктора, наконец-то, что-то дошло.

– Ах, слы-шали! – потрясённо, полувопросительно протянул он. – Да-да-да-да-да…

Доктор сразу повеселел. Он энергично потёр себе лицо ладонями, потом то ли помассировал пальцами, то ли потрогал, наверное, чтобы убедиться в который раз, свои мешки под глазами.

– О, да!.. Это вы здорово придумали!.. – рассмеялся он от души.

Утро начиналось. Матросы стали готовить завтрак. К костру с каким-то небольшим холщовым мешочком подошёл маллам Ламин и сел, подобрав под себя худые ноги. Он стал что-то доставать из этого мешочка, сыпать себе в рот маленькими аккуратными горстками и жевать с очень довольным видом.

– Что вы такое едите, мастер Ламин? – с интересом спросил у него Платон.

– Уж какая это замечательная штука – поджаренный арахис, – сказал проводник, поднял вверх свою худую чёрную руку с длинными пальцами и довольно улыбнулся. – И чревоугодники, и даже те, кто ест исключительно только для того, чтобы не умереть с голоду, все сходятся во мнении, что вкуснее всего жаренный арахис в виде сладкой подливки к просяной каше… Ну, а я считаю, что лучше его посолить, поперчить и есть с варёной фасолью ньебе10… Но жареный арахис вкусен и сам по себе… Хотите попробовать, господин?..

У старого проводника был такой лукавый вид, что Платон рассмеялся и запустил руку к нему в мешок. Потом маллам Ламин протянул мешок мистеру Трелони, потом доктору Леггу, капитану и матросам. Скоро все, даже абиды Платона, попробовали жареного арахиса, и все сошлись на том, что жареный арахис – это вещь. Завтрак на английской стоянке прошёл весело. После завтрака караван тронулся в путь: один за другим лежащие на земле верблюды встали сначала на задние, потом на передние ноги, причём так резко и стремительно, словно хотели выбросить седоков из сёдел.

Солнце моментально поднялось в небо и затопило пустыню ярким светом, и скоро льющийся сверху поток жары пригнул караванщиков к их верблюдам. Караван шёл в напряжённой, словно готовой вот-вот взорваться тишине – песок мягко обволакивал ноги верблюдов и стекал вниз по откосу. Мистер Трелони посмотрел вдаль и прикрыл глаза от невыносимого света… Ничего нет ужаснее пейзажа, залитого всё уничтожающими лучами солнца, подумал он… Тишина звенит в ушах. Солнце иссушает кожу. Редкие кустики зелени жмутся к барханам, а воздух дрожит у земли раскалённой мглой. … И всё здесь было так же и сто, и двести, и тысячу лет назад…

Здесь в пустыне, только на первый взгляд однообразной, каждое изменение пейзажа отмечалось сквайром, чутким ко всяким проявлениям прекрасного, с трепетом: вот высохший корявый баобаб, на вершине которого сидит орёл, вот коричневая гладь озерка, вот группа веерных пальм, окружённая непроходимыми зарослями акаций, а дальше, дальше – деревья редеют, и тянется пустошь, пустошь и пустошь.

Откуда ни возьмись, появились белые птицы размером с курицу, только на длинных ногах и с длинными клювами: шарахаясь и вспархивая, они сосредоточенно ловили насекомых, привлечённых верблюдами, прямо из-под верблюжьих ног. На них смотрели отдыхающие на остовах деревьев стервятники с разинутыми от жары клювами. Белые птицы нисколько их не боялись, занятые своим делом.

Вечером солнце окрасило пески в розовый цвет. Потом отзвучал вечерний намаз, и сразу стало прохладно и темно.

Англичане сидели у костра. В отдалении бродили их стреноженные верблюды, потираясь затылками и животами о землю и кусты, чтобы оставить на них свой запах. Колокольчики их надтреснуто дребезжали в такт движению. Вдруг большой даже по верблюжьим меркам дромедар заревел невдалеке, зарокотал по-звериному, испуская вопли и выпучивая из горла пузырь, надутый воздухом. Он стал кусать и лягать других верблюдов, которые бросились от него врассыпную, а потом подбежал к кострам в страшном возбуждении и ярости. За ним испуганно, с растерянным лицом шёл абид Платона.

У джентльменского костра все замерли – верблюд перебирал могучими ногами, шарахаясь и взметая пыль, в двух шагах от людей. Капитан, быстро вскочив, бросился верблюду наперерез и встал перед ним, не поднимая рук. Он спокойно стоял и смотрел на верблюда, и тот, неожиданно опустив голову к земле, стал тихо и жалобно визжать и реветь, будто выплакивая свою обиду. Очень быстро он затих. Абид Платона увёл верблюда прочь.

Маллам Ламин сказал:

– Уж на что у всех верблюдов скверный нрав, а этот верблюд – просто шайтан какой-то… Как муаллим с ним только справляется…

Ему никто ничего не ответил. Немного помолчав, проводник стал рассказывать:

– Аллах сотворил сперва человека, а потом верблюда… Так говорят бедуины… Верблюд умён, терпелив, подвижен, а ещё он замечательно переносит жару… Ему не страшны горячие барханы и острые камни: его широко расставленные сросшиеся пальцы не дают ему проваливаться в песок… Ему не страшно даже улечься на раскалённый солнцем песок – его огромные мозоли на локтях, груди и коленях напоминают подушки… Верблюд покоится на них, мягкими частями тела не касаясь песка… Ноздри его, как вы знаете, имеют форму щели, и когда поднимается буря и ветер несёт песок, они плотно смыкаются…

Уши верблюда защищены от песка густым волосом, а глаза – двумя рядами длинных ресниц, а так же прозрачным веком… Если песок всё-таки засорит глаза, набежавшая слеза смоет сор… Молоко верблюда такое густое, что поставьте кувшин с ним на солнцепёк – оно простоит трое суток и не прокиснет… А неказистые, приземистые, с короткими и толстыми ногами вьючные верблюды способны переносить на себе невероятные грузы… А уж как долго верблюды могут обходиться без воды – вы сами знаете…

– А правда, что можно спастись от мучительной жажды, разрезав верблюду брюхо и выпив воду из его желудка? – спросил сквайр.

Тут доктор Легг неожиданно сказал:

– Я очень сомневаюсь в этом, мистер Трелони… Я знаю устройство желудка верблюда… Я участвовал в его вскрытии, и хочу вам сказать, что это – сказки… Основное и самое большое отделение четырёхкамерного желудка верблюда, так называемый рубец, набит полуразжёванной зелёной массой… Жидкости здесь мало… Даже если постараться и хорошо эту массу процедить, то воды можно добыть немного… И она зелёного цвета и так дурно пахнет, что запах не уходит даже после кипячения…

Маллам Ламин заулыбался.

– Я, конечно, не вскрывал верблюда, но резать мне их приходилось, – сказал он. – И я считаю, что вы правы, уважаемый табиб…

Время от времени мистер Трелони косился на барханы – из плотной, абсолютной тишины этого места до него доносились какие-то шорохи и непонятные звуки.

– Это бродят пески, – пояснил маллам Ламин, видя настороженность сквайра. – Мёртвый при дневном зное пейзаж ночью оживает… Песок в пустыне живёт своей жизнью, не подвластной никому – ни растениям, ни животным, ни людям. Пески вечно кочуют, но, что интересно, никогда не выходят за пределы Сахары…

Скоро капитан скомандовал «отбой», и все стали, кряхтя и морщась с непривычки, устраиваться на ночлег на жёсткой земле.

****

Незаметно и почти неуловимо характер местности изменился: пески уступили место ровной пустоши, и на пути каравана всё чаще и чаще стали встречаться баобабы. Сезон дождей задерживался, и баобабы стояли голые, без листьев. Огромные в обхвате, коренастые деревья с переплетёнными, корявыми и узловатыми ветвями, среди которых виднелись остатки чьих-то гнёзд из сучьев, стояли тут и там, и мистер Трелони подумал, что они похожи на обрубки-пеньки, поставленные корнями вверх.

Караван всё так же неспешно шёл своим путём, и каждый следующий день повторял предыдущий, но однажды случилось происшествие.

вернуться

10

Ньебе – разновидность фасоли.

16
{"b":"431302","o":1}