– Труда, мне ничего другого не остаётся, как ехать в Вест-Индию и найти свою, так называемую, «супругу», если она ещё жива, – сказал мистер Трелони жене. – Или попытаться разыскать племянника Джона… Ему сейчас уже больше двадцати лет…

Миссис Трелони подняла на него заплаканные глаза и стиснула руки.

– Джордж, – прошептала она. – Ты не выдержишь дороги… Ведь ты уже не мальчик… Тебе уже под шестьдесят. Я согласна жить с тобой вне освящённого церковью брака…

– Да, а наши девочки? – воскликнул мистер Трелони, горячась. – Каково будет им? Об этом ты подумала?..

Вместо ответа миссис Трелони разрыдалась и осела на пол к ногам мужа.

– Не убивайся так, дорогая!.. – вскричал мистер Трелони, падая на колени рядом с супругой. – Дэниэл мне поможет…

Он достал из своего кармана платок, нежно вытер им слёзы жены и с вымученной улыбкой попытался пошутить:

– Раз он уверен, что мы с ним ровесники, то значит я ещё в самом расцвете сил…

Услышав это, миссис Трелони разрыдалась ещё горше…

Миссис Трелони в этом году исполнилось… Ах, увольте!.. Я не буду говорить вам, дорогой читатель, сколько исполнилось лет миссис Трелони. Года четыре тому назад ей, стоявшей и рассматривавшей себя перед зеркалом, вдруг пришла в голову удивительно философская по своему содержанию мысль, после которой она сразу успокоилась и не стала уже так печалиться о своём возрасте, как раньше. Этой мыслью она, конечно же, поделилась со своей старинной подругой Сарой Легг.

– Я поняла, Сара, – сказала миссис Трелони. – В конце жизни каждая женщина оказывается перед выбором: или умирай, или становись старухой… А если мы с тобой умирать не собираемся… Значит, будем радоваться старости…

И миссис Легг с нею согласилась и улыбнулась ей нежно…

Вечером этого злополучного дня капитан Линч с Сильвией и доктор Легг со своей супругой Сарой, конечно же, пришли в дом семьи Трелони. Капитана сопровождал Платон на правах то ли вестового, то ли друга, и теперь все сидели в гостиной и обсуждали сложившуюся ситуацию.

Спустя какое-то время мистер Трелони сказал своей жене, которая опять заплакала:

– Труда, мне в связи со всем этим ужасно не нравится твой секретарь, мистер Фокс… Он мне подозрителен…

– Этот секретарь у меня уже лет двадцать работает, – ответила миссис Трелони, вытирая слёзы. – Мне его рекомендовал…

Миссис Трелони задумалась, потом проговорила недоумённо:

– Боже мой!.. Кажется, мне его рекомендовал банкир Саввинлоу!.. Точно, банкир Александр Саввинлоу!..

– Вот поэтому этот секретарь мне и не нравится, – возмутился мистер Трелони. – Надо ему дать расчёт!..

– Но мистер Фокс себя хорошо зарекомендовал, – заспорила с мужем мягкосердечная миссис Трелони. – Нельзя же уволить человека только на основании того, что он тебе подозрителен?..

Тут в разговор мужа и жены вступил, на правах близкого друга, доктор Легг.

– А почему нет? – выпалил доктор, горячась по своему обыкновению. – Так и сказать секретарю: «Увольняем в связи с утратой доверия…»

– Но так никто не делает, – изумилась миссис Трелони и всплеснула руками с зажатым в одной из них мокрым носовым платочком.

– Это сейчас никто не делает, а потом будут… Вот увидите! – воскликнул доктор. – Эта формулировка при увольнении будет ничем не хуже остальных!..

Мистер Трелони и капитан невольно заулыбались.

– Джеймс, вы как всегда фантазируете, – обречённо сказал капитан, глядя на доктора ласковыми глазами.

– Ну и что? – вспылил доктор, он ничуть не смутился и спросил в упор. – Пусть лучше письма пропадают?..

Все замолчали, в который раз обдумывая произошедшие события.

За истекшие десять лет наши герои, конечно же, внешне изменились.

Капитану Дэниэлу Линчу исполнилось сорок пять лет. Двигался он теперь медленно, с какой-то особой хищной грацией, и это обращало на него внимание везде, где бы он ни появился. Лицо его, резко изборождённое морщинами, стало суше и словно бы окаменело, в нём появилась суровая властность, губы стали тоже суше и тоньше, но на подбородке проступила ямочка, что очень красило это лицо, так же, как и улыбка – улыбка по-прежнему была необыкновенная, чарующая, и тогда голубые глаза его сияли, как и раньше. Вот только улыбался капитан теперь крайне редко.

Доктору Джеймсу Леггу исполнилось пятьдесят пять лет, и был он такой же стройный, длинноногий и рыжий, но морщин у него прибавилось, появились мешки под глазами, да и бакенбарды были уже не такие рыжие и пушистые. Зелёные глаза его, как и прежде, светились кошачьей хитрецой, и, как и прежде, доктор очень быстро краснел, когда смущался или горячился. Служил он в бристольском госпитале Сент-Питер, там он и проводил почти всё своё время, появляясь дома только к ночи.

Мистеру Трелони в эту пору было пятьдесят восемь лет, и он, как я уже и говорила, стал плохо слышать. Ещё он пополнел от спокойной жизни, хотя застарелая малярия в домашней обстановке отпустила его, как будто.

Оглаживая свой появившийся живот, сквайр говорил друзьям:

– Ничего не поделаешь, джентльмены… Человек всю жизнь растёт… В юности – в высоту, под старость – в ширину… Хотя я никак не могу привыкнуть к своему теперешнему облику… Смотрю на себя в зеркало, а на меня оттуда глядит совершенно чужой человек… Посторонний… И, что особенно неприятно – человек в возрасте…

Платон был всё таким же высоким и мощным. Чёрное лицо его, как будто бы, не поддавалось времени, а, может быть, на его чёрном лице морщины просто не читались отчётливо даже тогда, когда Платон улыбался весело, по-прежнему, как озорной уличный мальчишка.

За истекшие десять лет наши герои, конечно же, очень изменились внешне, но почти не изменились внутренне. Внутри, в душе, они были всё те же, своим авантюризмом больше похожие на самих себя молодых, поэтому, когда мистер Трелони объявил, что намеревается отправиться на поиски Амаранты Трелони и её сына, то капитан, и доктор Легг, и, разумеется, Платон, его тут же поддержали. Женщинам ничего не оставалось делать, как смириться.

Скоро джентльмены ушли в кабинет сквайра, чтобы обсудить детали.

– Пойдём вдоль побережья Африки, – сказал капитан. – Там, конечно, тоже неспокойно, но не так, как в североамериканских водах…

– На море надо всегда быть оптимистом, – согласился доктор Легг и добавил. – И всегда готовиться к худшему…

– Но мы обязательно должны найти её… Мою бывшую невестку, – сказал мистер Трелони. – Её сыну Джону, моему племяннику, сейчас должно быть лет двадцать или двадцать два…

Он нагнулся к горящему камину, – несмотря на солнце, день был по-весеннему прохладный, – и некоторое время возился с углями.

В это время доктор Легг ему ответил в спину:

– Если бы мы только знали её теперешнее имя… Она могла несколько раз выйти замуж…

Сквайр, вооружённый каминными щипцами, выпрямился и повернулся, и какое-то время вглядывался в доктора Легга пристальными серыми глазами. Потом он снова отвернулся к камину и молча положил щипцы, но капитан готов был поклясться, что он опять, не расслышав то, что ему сейчас ответил доктор, просто постеснялся переспросить его.

У капитана сжалось сердце, и он поспешил специально для сквайра громко сказать первое, что пришло ему в голову:

– Как вы знаете, джентльмены, модель, по которой установилось теперешнее судоходство между Африкой, Карибским морем и Европой, можно назвать «Треугольной торговлей». Торговые корабли из Европы приплывают к Африканскому берегу и обменивают свои товары, – а это, как правило, промышленные товары и оружие, – на чернокожих рабов…

Тут Платон, молчавший, как всегда по своему обыкновению сидя у стены, сказал:

– На тех рабов, которых им предоставляет местная чернокожая знать…

Капитан кивнул Платону и покосился на мистера Трелони – тот заметно повеселел и удовлетворённо уселся в кресло. Капитан продолжил:

– Затем торговцы идут в Карибское море или в Северную Америку, чтобы там продать рабов местным плантаторам и вернуться в Европу с такими товарами, как сахар, табак, кофе, какао, ром, солёная треска и пшеница… В Европе это всё продаётся, то есть, фактически обменивается опять на промышленные товары и оружие…