– Глуп ты, прости Господи, хоть и в академии учишься. Думаешь, что умнее гетмана моего старого. Да его сам Кирилл Лукарис5 в Острожской школе учил.

– Неужто сам патриарх Константинопольский гетмана Сагайдачного обучал? – снова удивился Иван.

– Учил, учил. И рассказал, что пока не освободим мы Константинополь, не будет православным покоя на Руси. Мы с атаманом заезжали в гости к патриарху, да силенок не хватило, – засмеялся казак, вспомнив свои морские походы.

– Так, что мало знаешь еще. Езжай, учись, ума набирайся! Как выучишься – жду, – отмахнулся от парня Старик.

И потеряла бы история казака, а получила чиновника, жизнь свою сытно прожившего. Думалось вроде так, но не судилось. Ненависть осталась у парня в душе. Как чистая энергия пришла она с пепелища села, в Иване поселилась, а выход искала. Ненависть крепко сжимала его и еще бессилие. Но клокочущая в груди ненависть росла быстрее. Росла днем, росла ночью, поднялась и заполонила собой каждую клеточку молодого тела, каждую каплю его крови. Да так въелась, что как потомки затем не разбавляли кровь предка, а боль Ивана чувствовали.

Ушел парень на Сечь, стал славным казаком, а ученость добавила ему уважения товарищей. И хоть ворчал Старик, да выбрал Ивану в начальники настоящих людей, проверенных. Таких, что за золото не продадут, честь на жизнь не променяют, хоть железом их жги, хоть на крюк повесь, только в глаза рассмеются. Так свободу полной грудью хватают, что мало им жизни.

Понравилось казакам слушать истории да былины парня, часто они помогали им скоротать невзгоды в суровых походах. А живой ум дорисовывал картинки будущей счастливой жизни, дарил надежду.

– Так, что говоришь, Иван, поп твой рассказывал, что казаки от Иафета6, раньше всех произошли? – в который раз затевали веселый разговор товарищи, – а латинцы всякие, германцы с ляхами вроде как братья наши?

Смеялись казаки, развлекал их парень рассказами своими мудреными.

– Так я родич королям французским, где мой трон? Слышь, Сирко, ты чего королем не стал, как во Франции был?

– А ему молдавское царство милее, народ нашей веры, ехать далеко не надо, еще и царь тамошний сам свое царство отдал.

– Кочубей, татарская твоя морда. Дед твой, зачем к нам пришел и православие принял, Нифет твой родич али нет?

– Тихо вы, сучьи дети, над чем смеетесь? Меру знайте. Наш Кочубей славный казак. Кто веры правильной, кто стоит за землю русскую, тот и брат наш! – раздался властный голос атамана.

Слово Сирком сказанное было тяжелое. Поэтому казаки сначала притихли, но, зная справедливый нрав атамана, попросили Ивана продолжать.

– Братья! Когда мы Каффу взяли, я письма добыл, написанные в 1450 году иерархом7 Константинопольским. Писал он, что боится бусурман и отправляет имущество церковное, что собрать смог, в город Мангуп8, последнюю византийскую колонию. Чтоб деньги на святое дело пошли, чтоб надежно схоронили православные сей скарб до часа праведного. Не зря боялся поп, в 1453 году взял бусурман Константинополь, да только потом, в 1475 году, захватил и столицу Феодоро9 Мангуп и Кафу. Знайте, товарищи, когда освободим Крым, будет нас там ждать помощь на борьбу нашу святую.

Никто из казаков не подумал деньги церковные в богатство себе добыть. Вольная душа в золоте не нуждается. Верили в справедливые сказания они. Знали конечно, что Иван Безбородко прихвастнуть может, а слушать все – равно любили.

– Слышь, Иван, а говорил кто, когда закончат нас бусурмане, да шляхта воевать?

– Много земель православных бусурманин завоевал и хотел нас поневолить покориться. А князья наши разжирели, с королями да императорами породнились, думали, что нет им супротивника по силе. Между собой войны начали вести за города русские. Каждый хотел быть первым среди равных. Уж и враг за воротами, а все равно каждый князь за себя стоял, ибо считал, что нет еще силы такой, чтобы Русь победить. Так и жгла нечисть города наши по одному. Кто смерть принял, кто решил чужинцам покориться. И пока слабли мы, в спину нам другая напасть полезла, хитростью, подкупом, силой, женитьбой, захватывала шляхта земли наши. Одно всегда помогало русскому человеку – вера. Не оставит тебя Господь раз за правое дело стоишь и никогда не будут на русских землях править чужеземцы пока сильна вера в душе человека. Те, кто веру терял, шли войной на братьев. Вера и еще правда. Жить нужно верой и правдой. Наш Царьград, душу православную, сначала латинцы разрушили, потом захватили османы и оттуда правят басурманами. Уж давно сидят, а все равно знают, что будет свободным великий Город. Ведь не успокоятся православные, пока не освободят свою святыню.

– Может и жиды свои земли вернут, он наш корчмарь, чем не воин? – все веселились братья.

– Каждому народу нужна вера. Придет время и возвратят себе иудеи свою душу – Иерусалим.

– Ух, и складно поешь ты, Иван, прям в попы тебе надо. Про предка своего, шляхтича польского, тоже прибренькал поди?

– А может и прибренькал, а может и правда. Только каждый православный должен хранить веру в себе и знать, где правда. Бороться нужно братья за освобождение святого Города, Константинополя. Если мы не успеем, пусть потомки наши его освободят.

В интернате маленького южного украинского городка разговаривали два друга – Пастырь и Воин. Тридцатилетней дружбе не препятствовала разница в возрасте, в положении и социальном статусе. Мужчин связывала больше чем просто дружба, их объединяла общая цель.

Казалось, что воздух небольшого серого помещения был пропитан чем-то тяжелым. Стороны еще не решили горючая или нет эта субстанция, но спокойно дышать ею было сложно.

– Что в этот раз? Ростовщики10 делают игру, Бизнесмены11 наживаются, а мы продолжаем ждать. Почему мы ждем? – спросил Воин, используя грубое выражение.

– Ты снова говоришь это мне? – расстроено произнес Пастырь Ордена Владимир Алексеевич, и добавил. – Сейчас уходи. Борис, мне нужно подумать.

Он хотел подумать о судьбе бывшего лучшего воспитанника и настоящего друга. Пастырь считал, что в их деле колеблющимся недоступно дальнейшее развитие. Не сомневайтесь и верьте в победу, боритесь за Константинополь. «Мы фанатики, – шутили на Совете, – а иначе нам не выжить». Это была хорошая шутка, хотя, по мнению Пастыря, не стоит называть фанатиками людей, имеющих правильные твердые убеждения. За свою жизнь он выработал простое правило – без сожаления расставаться с теми, кто его не поддерживает. И даже сейчас, для друга, не собирался изменять принципам.

Орден действует, цели поставлены, пути достижения определены. Конечно, неприятную ситуацию следует обсудить на Совете, ведь Борис хороший парень. «Хороший парень не профессия», некстати вспомнилась поговорка знакомых коммерсантов.

Пастырь встал. Воин ждал. Кадровый военный российской армии, бывший советником десятка диктаторов по силовому захвату и удержанию власти, рассчитал ситуацию быстро, примерно за две секунды. Из рассмотренных им сценариев проведения разговора, вариант встать и молча уйти был последним. Борис чувствовал точно, просто уйдя сейчас, он навсегда потеряет, что-то важное. Как терял несколько раз в прошлом. В 1991 году, в училище, критикуя действия ГКЧП12 по сохранению СССР. В 2002 году, на консультациях Хамида Карзая13 с иностранными военными советниками, сомневаясь в победе Международных сил содействия безопасности в Афганистане14. Одно мгновение, и ты не часть стаи, на тебя смотрят как на пустое место, твое мнение уже не имеет никакого значения.