© Вячеслав Гражданин, 2018

ISBN 978-5-4474-2966-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эту книгу я посвящаю гениальным писателям. Позвольте мне сначала обратится к ним.

Друзья! Много времени я провел с вашими творениями, иногда спорил, часто соглашался. Хорошие книги никогда не оставляли меня равнодушным. Творец становится гением, если может, знает, как душой оживить свой труд. У вас получилось. Вы смогли явить миру, какими должны быть настоящие произведения, характеры, законы, люди и вещи. Не побоялись рассказать, как выглядит жизнь со стороны.

Марк, все верно, настоящий мужчина не побоится и десяти тысяч средних людей.

Антуан, признавайся, ты боялся, когда просил сигарету у ополченцев? И еще, сильная вещь у Маленького принца: «…а куры там есть? – Нет. – Нет в мире совершенства!».

Бальзак, прощение тоже помогает жить.

Хайнлайн, твои миры великолепны.

Александр, мы будем летать, бежать по волнам и ждать Алые паруса. Как ты смог сделать Ассоль такой чувственной? И да: «Да, да, я; я знаю, что полетит!».

Жюль, ты гениально показал историю представителя российской императорской династии, чтобы доказать несостоятельность анархии.

Алексей, герои поражают, а какие фразы – «Мои усы будут пахнуть вашей кожей?». И, «камамберы, кишащие сверху белыми червяками», все же деликатес на любителя.

Джек, ты с Кервудом, открыли мне красоту Севера.

Николай, да, так закалялась сталь, и так же людей стирали в порошок.

Полевой, советский ты Человечище, я уж подумал в бреду люди просят «пить, пить, пить», а они все «жить, жить, жить».

Стейнбек, Фолкнер, пусть досконально нарисованный камень смотрится хуже салюта в темном небе. Ваши персонажи неярки, как гранит, но они настоящие люди.

Скот, ярких людей, таких как Гэтсби, рисуют многие, немногие так великолепно как ты.

Этель, я плакал в момент расстрела Овода: «Падре за что?».

Эрнест, твой Старик хорош, но «По ком звонит колокол»…

Друзья, не обижайтесь те, кого я не назвал, вы же знаете, что я Вас не забыл. В этой книге вы найдете и свои мысли, я вложил их в героев.

Ох и красивый хлопец Иван, высокий, косая сажень в плечах. А глаза какие, голубые – голубые, веселые, бездонные. Глянет дивчина в них и тонет счастливая.

Сейчас уж глаза стали другие, пустые и холодные. Когда село татары разорили, людям сделался свет немил. Мужиков зарубили, девушек захватили, дома спалили и пошли дальше гулять ветром по степи. Невесту парня забрали, а, что забрали, что зарубили, не вернется. Мысли все больше у Ивана стали грустные, путанные, странные. Что не сможет простить ей чести потерянной девичьей, что самоубийство грех, что не защитил, что ничего она изменить не могла, а виновна все равно.

Вечером в селе было краше: сожженных дворов не видно, тишина только. В безмолвии каждый свое слышал. Кто может и ждал наречия чужого, тюркского, а кто на казаков надеялся. В уцелевших хатах люди решали, как жить дальше. В каждой семье была своя трагедия, а горе общим.

В одном из домов Иван разговаривал со старым казаком, которого все звали просто – Старик.

– Уезжал бы ты, Иван, а то сидишь сиднем. Или, что, зря я всему полку хвалился, что ты в первой Киевской академии учишься?

– Послушай, Старик, мне теперь моя жизнь не нужна, я до казаков уйду.

– Сложить голову в бою хочешь. Тебе жизнь дарована, чтобы пользу людям нести, а ты даром своим швыряться вздумал. Сопляк! Грех это!

– Да постой, не кричи. Вот ты про смысл жизни говоришь, а в чем польза от человека?

– Может и про смысл, но только нет такого смысла жизнь терять. В Киев тебе путь! И не перечь мне, зелен еще. Смысл такой, что ты, родства не помнящий, как сын мне стал.

Сказал, как отрезал, решил, что спор закончил, образумил парня, слово последнее за ним осталось. Не решался он сделать казака из Ивана, жизнь ему сохранить хотел. Не желал подталкивать сироту жизнью рисковать. Надеялся, что через пару лет в сытом городе, станет пустым и далеким поиск смысла жизни для нового мещанина.

Корни вырвать и на Сечь уйти, голову отчаянную нужно иметь. Там волю выше жизни ставили, человека по деньгам не ценили, другие тогда были ценности у казаков.

Раньше и сам Старик был хорошим воином, лихо рубил головы ляхам и бусурманам1. День каждый как последний проживал. Не спрашивал он молодой никого о цели своей жизни и его никто не спрашивал. Спросили б, сказал: «Цель одна – выжить». А сейчас не хотел кривить душой, изменил мнение. Сам и не поменялся вроде, ибо не станет яблоня грушей, чем не поливай. Мудрее стал. Понял, что смысл не просто выжить, еще и пользу людям нужно принести. Кому может просто выжить, как скоту. Так скот в стойле уставший и есть хочет, мысли о жизненных ценностях его не посещают.

Только себе не смог соврать старый казак, он знал, что нужно уходить. Ведь не будет житья здесь, то поляки с литовцами, то османы с татарами. Повезло еще, что не было его дома, когда напали бусурмане. Ездил за Иваном в Киев. Устроил его учиться там, через дружка своего старинного, и не в бурсу, не в семинарию, а к самому Могиле2 в коллегию. Привез погостевать, да только нет уже села, спалили нехристи.

«Что за жизнь да такая, – думал он, – делят враги со всех сторон народ как добро, а старшина казацкая все за булаву воюет, грызется за власть да жизнь безбедную, продает по частям земли, кто Речи Посполитой, кто Османской империи, кто Русскому царству. Одно слово Руина. Много людей погибло. Народ не просто уничтожали, а каждая собака в душу хотела залезть. Кто в веру латинян – католиков перейдет, тот и паном может стать, а примешь веру бусурман, так и народ свой резать разрешат. К себе в слуги переманивали сначала, а кто не согласен тех уж…».

«Истосковался народ по справедливости. Только у казаков в низовом войске Запорожском и остался дух вольный. Отвезу парня в Киев, а сам до гетмана Сирка пойду, – решил Старик, – правильный это атаман».

Утром Иван с упрямым выражением лица продолжил свой разговор.

– Я многое знаю, о чем в старых книжках написано, да профессорами поведано, поверь мне, не смерти я ищу, а справедливости.

– Слыхал я эти рассказы. Казак запорожский, уж умнее любого профессора, а если кто не согласен, так я готов свое мнение саблей доказать. Учитель твой – царь молдавский3, трон отца не отвоевал и в Киев сбежал. Может и гарна людына была, но, что значат тысячи его умных слов против крепкой руки.

– Не тревожь память ректора нашего. Еще долго, свет знаний Академии Киевской, сиять людям будет.

– Свет знаний, – передразнил казак парня. – Про князя Олега ты говорил, мол, великий воин, Царьград взял. А рассказали тебе учителя какие мы с Сагайдачным и братьями города брали? Про бои в Варне, Синопе, Константинополе, Кафе, Очакове, Ярославле или Трапезунде слыхал?4

Удивился Иван, представив расстояния, пройденные войском казацким, но виду не подал.

– Или знаешь ты, как мы с королями христианскими договорились Царьград освободить?

– Неужто мало нечисти по нашей земле ходит, что гетман Сагайдачный в чужой стороне повоевать захотел?