Совершенные бестелесные сущности, купаясь в невидимых сладостных волнах и мелодиях света, то поднимаясь ввысь, то опускаясь почти до земли, играли и светились, наслаждаясь плавно льющимися и никогда не прекращающимися волнами радости и счастья. А внизу, у самой земли, так же невидимо и неощутимо для человеческих существ, клубились и перекатывались серовато-синие до темно-фиолетовых и почти чёрных оттенков волны, перемежаясь с более светлыми, окутывая, всё и особенно сгущаясь вокруг живых и движущихся созданий. Вдруг силой светлого желания и внезапно возникшего каприза, сияющие сущности высших сфер послали к земле красочный светящийся поток неземной гармонии, любви и счастья. Он устремился вниз, пронзая серость тяжёлых и тёмных сгустков, рассеивая их непреодолимым светом добра, чистоты и сияющей всесильной радости. Рассеиваясь и горя, переливаясь и вращаясь, он рассыпался мелкими искрящимися волнами света, случайно захватив два человеческих существа, попавших в сияние их невидимых лучей, проникающих сквозь сердца и души…
Он отошёл от них той же лёгкой и самоуверенной походкой, а они некоторое время с нескрываемой насмешкой продолжали наблюдать, как он шёл по коридору, каким привычным жестом поправил волосы, чуть наклонив голову, как что-то лёгкое и удачное сказал проходившим мимо девочкам и те восторженно засмеялись, устремляясь к нему. Он мягко и красиво обнял одну из них, она смущённо прильнула к нему, но он тут же и так же мягко отпустил её и подошёл к ребятам. Они перебросились несколькими словами и, обернувшись, все трое посмотрели на стоявших у окна и наблюдавших за ними учительниц.
– Ну, что ж, – проговорила Арина. – Он абсолютно точно знает, что ему нужно, и уверен, что получит от этой жизни всё, что захочет.
– Особенно в этой вечерней школе или после неё, – насмешливо возразила Лиза и, подумав, добавила: – Очень светлая перспектива для этого зазнайки.
Арина задумчиво сощурила глаза и возразила:
– Он неглупый и напористый. И поэтому всё еще может успеть.
– Ничего он не успеет, – сказала Лиза. – Не переношу таких зазнаек и выскочек. Их надо одёргивать.
– Именно это ты сейчас и сделала. А ему так хотелось пообщаться с нами на равных, как взрослому молодому мужчине, а не ученику.
– Значит, он не такой умный, как тебе показалось. Вот Палевский действительно умный. А этого, я думаю, ещё не раз придётся ставить на место. Особенно, если он снова посмеет говорить со мной на равных.
Повернувшись, Арина ещё раз посмотрела на отошедших учеников и задумчиво проговорила:
– Но что-то в нём есть. Очень притягательное, мужское, не могу понять что.
– В Палевском?
– Нет, именно в этом зазнайке. Что-то в нём такое есть, особенное.
Не поворачиваясь, Лиза недоумённо пожала плечами.
Палевский и Заграва ждали, пока подойдёт Копешко, и Заграва спросил:
– Ну, как наша классная?
Копешко пренебрежительно щёлкнул пальцами и ответил:
– Ничего особенного. Обычная офицерская фифа.
– Ну не скажи, – возразил Палевский. – Если не знать, что она замужем, то можно вхлопаться. Классная девчонка.
– Вернее, женчинка, – по-белорусски поправил Копешко и хвастливо добавил: – Да я раскрутил бы её как пропеллер, если на то пошло…
Палевский задумчиво покачал головой и возразил:
– Этот орешек не по твоим зубам. И смотри, чтобы она не проучила тебя. Она ведь оттянула тебя сейчас на все сто. Хотя мы видели, как ты на неё смотрел.
– Ничего подобного. Я вёл себя как послушный и примерный ученик, но мы ещё посмотрим, кто и кого проучит, – уверенно и загадочно ответил Копешко и, обернувшись к группе девушек, стоявших возле их класса, разводя руки в стороны, шутливо проговорил:
– Девочки, милые, кто меня сейчас пожалеет и обнимет, на той женюсь.
Вся стайка девушек со смехом бросилась к нему, а он в притворном игривом ужасе отступил:
– Не все сразу, ласточки. Мне не нужен гарем.
Легко обняв за талию зеленоглазую красавицу Таню, он на минуту привлёк её к себе, что-то прошептал на ушко и отпустил.
– А нас? А нам тоже что-нибудь скажи по секрету, – засмеялись девушки, но тот весело отшутился:
– В следующий раз, милые. После Танечки сегодня больше никому и ничего.
– Ах, обманщик, – засмеялись девушки – Знали же, что обманщик.
– А если знали, то зачем верили? – лукаво спросил Копешко и шутливо-наставительно добавил: – Не верьте, девочки, ребятам, они в беду вас заведут.
Повернувшись, он снова ловко обнял Таню и, оглянувшись на стоявших у окна и наблюдавших за ними учительниц, вошёл вместе со всеми в класс.
– А ведь он всё это проделал тебе в отместку, – вдруг сощурила глаза Арина. – За то, что ты его так одёрнула.
– О, я просто сражена наповал, – насмешливо ответила Лиза.
– И всё-таки в нём что-то есть такое особенное, что притягивает женщин. Ты заметила, как все девочки вьются вокруг него, хотя есть другие, красивее.
Отвернувшись к окну, Лиза проговорила:
– У немцев есть такое слово: «киндерштубе». Это значит «детская комната». Они уверены, что упущенное в развитии и воспитании в раннем детстве не восполняется уже никогда. Ни в каком возрасте.
– По-моему, немцы ошибаются, – возразила Арина.
– А, по-моему, нет. Какой бы умный и самоуверенный не был этот заносчивый хвастунишка, он уже никогда не догонит таких, например, как мы с тобой. Хотя, мы почти ровесники, ведь так?
– Наверное, но почему ты считаешь, что не догонит?
– Ну, хотя бы потому, что пока он бездельничал и не хотел учиться в школе, мы с тобой вовремя и отлично усвоили все знания. Ни после вечерней школы, ни тем более после заочного института он никогда не сравняется с такими, как мы.
Арина медленно покачала головой и возразила:
– Неверное утверждение. Он может всё усвоить и даже лучше, чем мы с тобой. Потому что мы всё учили на неосознанном уровне, а у него сейчас есть мотивация. Ты ведь помнишь силу мотивации в педагогике? Он знает, зачем учит, а мы это делали ради оценок и стипендии.
– Допустим. А если у него и сейчас вся мотивация сводится к получению не знаний, а только бумажки и диплома для продвижения вверх и карьеры? Разве ты не поняла, какой он? И пока он маршировал строевым шагом в армии, мы с тобой учились в столичных вузах, общались с умными преподавателями, бегали в библиотеки и театры.
– А он приобрёл настоящий, жизненный опыт, в то время как мы с тобой остались начитанными романтиками и смотрим на жизнь сквозь розовые очки, что не очень полезно.
– Ну и что? Зато так приятно, – улыбнулась Лиза. – Разве есть в жизни что-нибудь лучше, чем остаться романтиком до самой старости? Нет, я не хочу смотреть на жизнь сквозь серые очки прагматизма. И постараюсь всегда остаться романтиком.
– Я тоже. И как тебе вообще новый коллектив? – спросила Арина.
– Кажется, нормально. Мне всегда труднее сживаться с учителями, чем находить общий язык с учениками.
– Удивительно, что мы с тобой так похожи, – мне тоже.
Прозвенел звонок и они разошлись по своим классам.
– Слушай, так можно прокиснуть, – сказала в пятницу Арина. – Давайте куда-нибудь оторвёмся, как говорят наши ученики. И наших мужей немножко проветрим. А то они сами что-нибудь предпримут и совсем не то, что нам понравится. Ведь впереди два выходных.
Подумав о неумении Ильи пить, Лиза спросила:
– И что ты предлагаешь?
– Ну, что здесь можно предложить, кроме танцев в доме офицеров? Все наши туда бегают. Может, сходим?
– Никогда не любила ходить на танцы. И наши мужья не согласятся.
– Чего же мы стоим, если не сможем уговорить их? Итак, завтра в шесть мы у вас. Посидим и пойдём потанцуем. Что с собой принести?
– Ничего не нужно, у нас всё есть. Мы с мамой всё приготовим, приходите.
Арина удивлённо посмотрела на Лизу:
– Ты называешь свою свекровь мамой?