Одна из муз Ты всех добрее, всех честней, Ты строже всех. Волшебнее и тоньше фей, Легка, как грех. Ты ближе, ближе, чем сестра, Больней любви, С тобой не сплю я до утра, День отравив. Ты вся земна, тебя земней Я не встречал. Люби безжалостней, острей, Чтоб я писал. А если не смогу, ослепну — Дай голос свой, Невыразимо вкусный хлеб мой И голод мой… Красавиц всех метаморфозы, Соблазна вкус. Под взглядом тающая роза — Одна из муз. Осенняя Закутаться бы в даль осеннюю, Да слишком дней дырява шаль. Соломенно мое веселье, Под снег уйдет моя печаль. От ветра, как ты там ни кутайся, Такой болезненный озноб, И разбиваются минуты все, Как льдинки о горячий лоб. Аукнуться бы в даль осеннюю, Да эхо птицы унесли. Что делать со своею тенью мне? — А вместо простыни стелить… И в горле осень ощущается, Гуляет призраком сквозняк, День кончился и жизнь кончается, Да не закончится никак. Печаль Светла печаль моя, светла. И боль, которая дотла Меня сожгла — Светла. Теперь и крылья мне малы, И перья, словно из золы — Взмахни — Раскрошатся они. А небо выше и темней, За небом корабли огней, За небом звезды лошадей, Глаза детей. Но ближе черная земля, Но ближе горе и семья, И ниже трав живу здесь я, И тише я. Сойти с ума О, муза, девочка, не дай Бездарно так сойти с ума, Тепло, тепло в чужих домах, Но быстро остывает чай. И все заметнее углы, И тоньше, тоньше листьеносцы, И щиплют бороду морозцы, И крепки памяти узлы. О, муза, девочка, не дай Такого легкого смешенья Самоубийства и прощенья, Когда так хочется за край. И недоверчивее дети, И всё болтливее душа, И всё свершается спеша, И нет тебя на белом свете. Яблоки Опали листья, яблоки остались. Земля так непонятно холодна. Ни солнцем, ни дождем не надышались, А время свое выбрали до дна. Сомкни уста, жалей для мира слёз, Коль Бог не понял, не поймут и люди, И в утешенье, вспомни, как ты рос Сквозь Ночь из тех, Кто Никогда Не будет. Одной иглой
Грудь, как застывшая слеза, Свечи капель, Морская сонна звезда, Слюн акварель. Ключицы, брови – всё вразлет И всё вразброс, Как слово – захватить твой рот, Взбить крем волос. И в колокольчиках подмышек Быть звонарем — Пусть небо тоже слышит, слышит, Что мы вдвоем. Какая власть у этих рук Над головой. Два насекомых хрупких вдруг Проколоты одной иглой. Глухонемые Ветки, ветки – глухонемые, Ветер вырвал им языки. Обнаженные и больные, Все мы – жалкие старики. Разоренной надежды улей Сожалений займет оса. Те, что жили здесь, улизнули В сине-яблочные небеса. Обесцвечены, искалечены И оставлены умирать. Что же было в нас бесконечного? — Только жажда любить, желать. Не то яблоко Ты ошиблась яблоком, Ты дала не то. Я теперь не знаю, Где добро, где зло. Последний солдат Нас было триста, А их была тьма, Но у нас была истина, А за ними – зима. Те, кто был из песочных, Тот сравнялся с песком, Тот, кто был из цветочных, Срезан точно серпом. Тот, кто был из бумаги, Те разорваны вмиг, Все гербы и все флаги Разлетелись, как крик. Долго билось железо, Но оно, как стекло, Раскрошилось над бездной, Заморожено злом. И когда перед страхом Не осталось преград, Вышел прямо из праха Мой последний солдат. Он был тонкий и мягкий, Теплый, хрупкий, живой, Но рассеялись страхи И бежали домой. Смерть свою на потом Не отложишь – судьба, Но куда мы пойдем — Там и ляжет тропа. Всё зависит от нас, Как пойдёшь – так и будет. Не потом, а сейчас Нас бессмертное судит. |