– Жалко Анфимыча нет… Некому теперь байки травить… Тоска!
А кто-то с верхних нар спросил с недоумением:
– Так я не пойму: за что он срок такой смешной схлопотал – за бабу свою, что ли?!
– Нет, не за бабу… У него ни бытовуха, ни семейный дебош… Жена ему письма писала и даже посылку послала! – возразил голос с нижних нар и добавил со смехом:
– Все ведь помнят эту историю с посылкой, а?!.. Он ей Хозяина даже достал!
Мужики оживлённо загалдели, а кто-то спросил про Анфимыча у единственного его земляка в секции:
– Так за что Анфимыч залетел, а?.. Ты ж, зема его – должен знать!
– Он в парке городском пенсионера по роже треснул, – ответил земляк Анфимыча и, чуть погодя, добавил: – А пенсионер оказался молодой, но заслуженный… Во время войны директором хлебозавода работал… где-то на востоке.
– А за что треснул-то? – поинтересовался молодой парень.
– Пенсионер рассказывал, что в ту пору любая баба его была… И хвалился, мол, много девок попортил… Вот, Анфимыч, ему и врезал!.. Говорят, если не скрутили его, он бы пенсионера до смерти забил!
– И правильно бы сделал! – разом послышались чьи-то голоса.
– Анфимыч по пьяни бешеный… – уточнил земляк. – А так мужик, что надо!
Обитатели барака ещё немного посудачили за жизнь, потом в секции наступила тишина, которую нарушил громкий и молодой голос с верхних нар:
– Шнырь, руби свет – спать пора!
Шнырь выключил свет – в секции стало темно и барак, как и вся зона, погрузился в промозглую октябрьскую ночь.
Битва за урожай в стране уже завершилась, но всё ещё продолжалась борьба с пьянством и хулиганством, и завтра на зоне ждали большой этап…
Бонсай
Не став женоненавистником в молодые годы, ты запросто мог бы им стать чуть позже, познавая мир особых женщин – мир женщин-секретарш. И как любой, незакалённый носитель Y-хромосомы, надышавшись очаровательно-ядовитыми парами этого мира, навсегда бы его возненавидел.
Этот мир, как интригующий театр, иногда добрый, чаще бездушно-изощрённый, обманчиво-открытый и одновременно неприступный, чем-то тебе напоминал неприятельскую крепость… Загадочный, неуловимый аромат этого мира, наверное, притягателен лишь самым его настойчивым ценителям и почитателям, терпеливо осаждающим такие укрепления, однако ты к ним не относился.
В большой приёмной крупного завода, с размахом обустроенной, грациозно и поочередно, словно модели на подиуме, дефилировали перед твоим взором две вышколенные представительницы этого мира.
Это были закормленные вниманием, знающие себе цену, ухоженные особы, чертовски хорошенькие, особенно, что выглядела чуточку моложе своей напарницы.
Предприятие ты знал хорошо, бывал здесь по делам многократно и эти женщины всегда встречали тебя с холодным безразличием, словно бедного родственника. Твое очередное появление они восприняли, как рядовую неизбежность хозяйственно-экономического процесса, впрочем, и ты смотрел на них, как на его атрибут, возможно, уже устаревший и не слишком нужный. Дамы об этом догадывались, поэтому отношения между вами со временем ничуть ни потеплели.
В заводоуправление шушукались… В ближайшее время на заводе ожидались выборы генерального директора, а один из претендентов – нынешний директор, назначенный на этот пост уже канувшем в лету государством, пребывал в странном административном отпуске.
После очередного семейного скандала, он залечивал раны от побоев, нанесённых ему женой за его амурные похождения с одной женщиной, с которой директор не мог никак расстаться ещё со времени пребывания в должности начальника цеха.
Огромный завод располагался недалеко от мегаполиса, поглотив соседний, тихий моногородок. Большинство его жителей трудились именно на этом гиганте, зная обо всём происходящем в их родном городке.
История любовных отношений директора с той самой женщиной была известна не только его законной супруге, но ещё и многочисленным горожанам. Одним она порядком уже надоела, другие же смаковали её подробности в те дни, когда директор, появляясь на работе, тщетно пытался скрывать на своей физиономии следы бурных семейных разборок.
Вот в такие дни ты прибыл на завод, где главный инженер был просто нарасхват по причине отсутствия директора.
– А, вымогатели, прибыли?!.. Дети лейтенанта Шмидта! – смеясь, говорил он в своём кабинете, застегивая ширинку. – Снова пожаловали – опять трясти меня будете, да?!.. Душегубы… Собчаки хреновы!
Инфляция, как ненасытная тигрица, кем-то выпущенная из клетки, пожирала всех и всё. Поэтому недавние договоренности быстро устаревали, и каждый квартал возникала необходимость подписывать очередной протокол удорожания работ у заказчика. И таким, казалось, простым, но муторным делом занимались генподрядчики, субподрядчики, в общем, все кто ещё как-то держался на плаву в бушующем море рыночных реформ.
Ты являлся субчиком – этаким новым, рыночным зверьком, который пытался выжить в непривычных условиях гнетущего экономического климата, а для этого требовалось многое, например, необходимо было вежливо улыбаться заказчику, когда тот крыл по-матушке всех подряд, пусть и шутливо. И не только вежливо улыбаться… Кто же стремился не просто выжить, а ещё хотел срубить себе побольше бабла, то тому следовало иметь и продвигать нужных людей на заводе.
Твой генподрядчик, переметнувшийся в частный бизнес из умирающей отраслевой науки, в отличие от тебя, приезжал сюда не с пустыми руками, а был всегда при бабках. И хотя генподрядчик не знал, с какой стороны подойти к компьютеру и как его включить, зато имел полное представление, приезжая на завод с «дипломатом» налички, куда и сколько требуется, как говорил он, занести для общей пользы.
В заводской гостинице ты проживал в одном номере c Припаловым, коллегой по работе. Скучными вечерами вы смотрели телевизор, и однажды ему почему-то не понравилась аббревиатура назойливой рекламы.
– Нет… «МММ» тут не подходит, – недовольно проворчал он, – надо «ННН»… Так точнее будет!
– Почему? – лениво спросил ты.
– Аббревиатура – это не только сокращение, но ещё и суть… – пояснял коллега. – Смотри, первая «н» – это наличка, нал… вторая «н» – это уже навар, навариться… Ну, а третья «н» – это нагреть, наколоть…
– Надуть, награбить, – дополнял коллегу ты, – наворовать…
– Надуть?!.. Здорово… подходит, – весело согласился он. – Берём на заметку!
Хотя Припалов родился в деревне, как говорят, от сохи, однако стал отличным инженером. Нынче, в непростое время, он всё ещё мучительно достраивал дом в родной деревне, где у него одиноко проживала мать, пожилая и по какой-то причине пьющая женщина. Она, как-то выпив какую-то спиртосодержащую гадость, скончалась, и теперь Припалов разрывался между работой в городе и постройкой дома в деревне.
Ты знал, что генподрядчик давал несколько раз ему сколько-то этой самой налички, чтоб самолично как-то простимулировать твоего коллегу, поскольку от него многое зависело на пусковом заводском объекте. Но больше всего он стимулировал главного инженера.
Авторитет у нынешнего, безвольного директора с его постоянными фингалами от жены за супружеские измены давно и окончательно упал. Пост генерального директора на выборах ему уже не светил, а вот у главного инженера шансы были самые реальные.
– Надо помочь человеку… – с озабоченным видом шептал тебе на ухо генподрядчик в приёмной. – После выборов, в будущем, необходимо будет скупать акции… Надо помочь ему в этом… для общего дела.
Ты равнодушно слушал его откровения, даже не пытаясь сказать что-то умное по этому поводу, а генподрядчик в твоих словах не нуждался и продолжал далее курсировать на завод со своим «дипломатом».
Ты, будучи тихим атеистом, почему-то уверовал, что рай всё-таки существует. Ни там, в заоблачных высях, а здесь, на грешной земле. И это, как считал ты, ни какая-то Швейцария, ни княжество Монако, ни Гавайские, Тайские и прочие райские острова в океане, а то самое место, где женщины вынашивают детей… Вот почему нас, мужиков, всё время в ту сторону обратно тянет – видать, нутром чуем, где рай!