Маловероятно, поскольку даже католическая церковь мгновенно давала разрешение на расторжение подобных браков. Кроме того, отец Елены вряд ли стерпел бы подобное обращение со своей дочерью – это считалось оскорблением девицы и всей ее семьи. Зато подобная версия давала польским историкам возможность хотя бы задним числом очернить литовского князя, женившегося на «схизматичке», а заодно опозорить е Елену Ивановну. А поскольку проверить, был ли князь способен к супружеской жизни, спустя десятилетия и века было невозможно, версия продолжает невозбранно гулять по страницам многих и многих исторических трудов.

На самом деле между супругами сложились хорошие, приязненные, чуть ли не любовные отношения. Известно, что летом 1495 года Елена выступила в поддержку мужа, просившего у Ивана III помощи против Менгли-Гирея. Вместе с Александром она нанесла свой первый визит в Минск. Княгиня всячески поддерживала православие в Литве: украсила в Вильно посещаемую ею Покровскую церковь, подарила одно из своих владений Пречистенскому монастырю.

Но стойкая верность Елены православной вере раздражала окружение ее мужа. Положение ее затруднялось тем, что, с одной стороны, католическое духовенство настаивало на принятии ею «латинства», с другой – Иван требовал от зятя постройки для жены греческой церкви. Александр наотрез отказал, ссылаясь на законы предков: «церквей греческих не прибавлять», и удалил из окружения супруги всех православных.

Узнав об этом, в 1499 году подъячий Шестаков обратился с письмом к князю Оболенскому, Вяземскому наместнику:

«Здесь у нас, – писал он, – смута большая между латинами и нашим христианством; в нашего владыку Смоленского дьявол вселился, да в Сапегу тоже. Встали на православную веру. Великий князь неволит государыню нашу, великую княгиню Елену, в латинскую проклятую веру. Но государыню нашу Бог научил, да помнила науку государя-отца, и она отказала мужу так: „Вспомнись, что ты обещал государю, отцу моему, а я без воли государя, отца моего, не могу этого сделать. Сделаю, как меня научит“. Да и все наше православное христианство хочет окрестить; от этого наша Русь с Литвою в большой вражде».

Разгневанный Иван III в 1500 году начал против зятя войну. Елена отправила отцу письмо, в котором укоряла его за нарушение мирного договора. В 1501 году великий князь Александр после смерти брата был избран и королем Польским. Елена Ивановна практически стала королевой Польской. Правда, так и не была коронована, ибо для этого был неизбежен переход в католичество: коронованную схизматичку на польском престоле никто бы не потерпел.

Не присутствовала она и при коронации мужа, состоявшейся в декабре 1501 года, но, несмотря на это, отношения между «разноверными» супругами по-прежнему оставались теплыми. Вместе с Еленой Александр объехал польские земли, показывая тем самым, что она фактически стала королевой Польши.

Дабы соответствовать новому статусу, в подарок от отца Елена Ивановна получала очень дорогие меха. Сохранилось письмо Ивана III к дочери:

«Приказывала ты ко мне о горностаях и о белках. И я к тебе послал 500 горностаев и 1.500 подпален. Приказывала ты еще, чтоб прислать тебе соболя черного с ногами передними и задними и когтями: как нам привезут, мы тебе пошлем сейчас же».

А любящий супруг презентовал ей земли возле Минска, Гродно, а также в Виленском и Трокском воеводствах.

Королева Польши щедро дарила свои земли православным церквям и обителям. Она часто приезжала в Минск, где поддерживала Вознесенский монастырь. (Спасо-Вознесенский православный монастырь был основан в XIII веке на Троицкой горе, примерно на том месте, где ныне находится здание Министерства обороны). Ему в 1502 году она передала свое имение Тростенец.

Между тем война с Московским государством продолжалась. Однако, несмотря на военные действия, Иван III обратился к Елене за помощью, решив женить сына Василия – будущего великого князя Василия III – на иностранной принцессе, да и младшим сыновьям подобрать «заграничных» супруг.

Он писал дочери:

«Сын мой Василий и дети мои Юрий и Димитрий, твои братья, уже до того доросли, что их следует женить, и я хочу их женить, где будет пригоже.

Так ты бы, дочка, разузнала, у каких государей греческого закона или римского закона будут дочери, на которых было бы пригоже моего сына Василия женить?»

Через некоторое время, Елена прислала отцу письмо:

«Разведывала я про детей деспота сербского, но ничего не могла допытаться. У маркграфа бранденбургского, говорят, пять дочерей: большая осьмнадцати лет, хрома, нехороша; под большею четырнадцати лет, из себя хороша (парсуною ее поведают хорошу). Есть дочери у баварского князя, каких лет – не знают, матери у них нет. У стетинского князя есть дочери, слава про мать и про них добра. У французского короля сестра, обручена была за Альбрехта, короля польского, собою хороша, да хрома и теперь на себя чепец наложила, пошла в монастырь. У датского короля его милость батюшка лучше меня знает, что дочь есть…»

На просьбу московского посла узнать об этих и других возможных невестах подробнее, Елена ответила:

«Что ты мне говоришь, как мне посылать? Если бы отец мой был с королем в мире, то я послала бы. Отец мой лучше меня сам может разведать. За такого великого государя кто бы не захотел выдать дочь? Да у них, в Латыни, так крепко, что без папина ведома никак не отдадут в греческий закон. Нас укоряют беспрестанно, зовут нас нехристьми. Ты государю моему скажи: если пошлет к маркграфу, то велел бы от старой королевы (т.е. свекрови Елены) таиться, потому что она больше всех греческий закон укоряет».

Так что попытки Ивана III стать вторым Ярославом Мудрым и породниться с многими иностранными государями ожидаемого результата не принесли. А старший сын Василий и вовсе заявил о том, что желает вступить в брак только с русской, и со временем женился на первой красавице Руси – Соломонии Сабуровой.

Но неудача в брачной дипломатии компенсировалась военными успехами. Русские войска разбили литовцев и их союзников, ливонских рыцарей, на Ведроше и под Мстиславлем.

Через короля Венгрии Владислава Литва запросила мира, и Иван III согласился. По перемирию России возвратили земли на реках Сож и Днепр, 19 городов и 70 волостей. Подписывая в 1503 году мирный договор, Иван Васильевич потребовал, чтобы зять больше не смел принуждать дочь к своей вере, построил бы для нее церковь и окружил православными слугами, добавив:

«А начнет брат наш дочь нашу принуждать к римскому закону, то пусть знает, что мы ему этого не спустим, – будем за это стоять, сколько нам Бог пособит».

Иван Васильевич был силой, с которой приходилось считаться. Мир, за который ратовала Елена Ивановна, был восстановлен в 1503 году. Переписка Ивана III с дочерью стала интенсивнее, но в эпистолярных обращениях Елены к отцу произошла разительная перемена: «служебница и девка», не смевшая ранее шагу ступить самостоятельно, не спросясь совета отца, постепенно превратилась в уверенную в себе королеву.

Искусство ее обхождения с кардиналами и прелатами во время посещения ею Европы отмечено в документах. Иван III признал и оценил становление Елены как политика. Его послы все чаще стали обращать к ней свои особые «тайные речи о «делах политических», прислушиваться к ее мнению о состоянии внешнеполитической конъюнктуры.

В 1505 году Папа Юлий II разрешил Александру жить с иноверной супругой «в ожидании смерти ее отца, уже очень старого, или какого-нибудь другого обстоятельства». И, действительно, в том же году Иван III Васильевич умер, и московский престол перешел к брату Елены – Василию (отцу Ивана Грозного).

Во всех делах, не касающихся религии, королева Польши всячески помогала мужу. Она поддержала его в борьбе со шляхтой за централизацию власти. В 1506 году, когда Александр был смертельно болен, она находилась вместе с ним в Лидском замке, где создавалось ополчение против татар.