В это время его кто-то тронул сзади за локоть.

Обернувшись, морпех увидел стоящего рядом крепкого мужчину средних лет, в сером костюме с галстуком, который с интересом его оглядел, довольно хмыкнув.

– Понравился? – спросил Сашка с иронией.

– Еще бы, – кивнул мужчина. – Я когда-то служил в ВДВ, богато у тебя прыжков сержант, – кивнул на форменку где в числе других, красовался жетон «Парашютист» с цифрой «15» на подвеске.

– Ясно, – понял его интерес морпех – У нас в десантно-штурмовом, у ребят было и побольше – Рад встрече с ветераном.

– В отпуск или запас?

– На дембель. Еду через Москву, хотел посетить мавзолей, да видно не судьба. Народу много.

– Это не беда сержант, – чуть улыбнулся мужчина. – Щас решим. И сделал знак прохаживающемуся вдоль очереди милицейскому лейтенанту

– Слушаю, товарищ майор, – подойдя, тихо сказал тот. И покосился на Шубина, – нарушает?

– Наоборот, отдав стране воинский долг, товарищ возвращается домой и желает видеть Ильича – назидательно произнес человек в штатском. – Проводи его в начало очереди.

– Есть, – качнул фуражкой лейтенант. И Сашке – «пройдемте».

– Спасибо, товарищ майор, – поблагодарил тот незнакомца, после чего оба пошагали вперед. К революционной святыне.

«Интересный дядька» – защелкали в голове Шубина временные связи. Примерно таких, он видел в советском посольстве в Луанде, куда с отшвартованного в порту советского десантного корабля, морпехи по ночам доставляли тонны «дипломатического груза».

Между тем они подошли к началу очереди.

Прошу задержаться, – протянул руку лейтенант перед третьей от входа тройкой граждан. А потом Шубину – «пожалуйста».

Сашка монолитно стал впереди, – подумав про себя, «вот это тпруха» и сделал приличествующее месту лицо. Выражающее скорбь и отрешенность.

Через несколько минут, в числе других, он ступил под мраморные своды мавзолея, где в небольшом фойе стояли еще два милицейских стража и один гражданский, шарящие по процессии глазами.

Лежащий в стеклянном, освещенном приглушенном светом гробу, вождь мирового пролетариата был похож на восковую куклу.

– В кино он совсем не такой, – мелькнула в голове мысль. Но Сашка ее тут же отогнал. Впечатляясь.

Миновав постамент с выставленным на обозрение телом, он вышел вслед за хлюпающей носом теткой, которую поддерживал под локоть мужик, на свежий воздух и проследовал вдоль кремлевской, опушенной молодыми елочками стены, с многочисленными на ней табличками.

Здесь были увековечены сподвижники вождя и лучшие люди Страны. Много.

Когда чуть позже, осмысливая увиденное, «экскурсант» неспешно шагал по брусчатке, его внимание привлек далекий шум и даже крики. Доносившиеся со стороны Исторического музея.

– Что за хрень? – удивился он, решив взглянуть, кто нарушает покой в столь священном месте.

За музеем, чуть ниже, располагалась вторая площадь, с монументом маршала Жукова на коне (его Сашка видел по телевизору), а вокруг, толклось не менее роты людей. Злых и возбужденных.

«Долой Горбачева!», «Нет повышению цен! «Да здравствует Ельцин!» держали в руках многие, лозунги и плакаты.

В центре же, на каком-то возвышении у копыт лошади, прыгал и неразборчиво орал в мегафон, с багровой рожей здоровяк, чем-то похожий на их полкового замполита.

– Папаша, что тут за гвалт? – поинтересовался сержант у помятого мужичка с сеткой пустых бутылок, стоявшего в толпе.

– Боремся за демократию, сынок, – дыхнул тот перегаром. – Присоединяйся!

О том, что Горбачев мудак, а затеянная им «перестройка» буксует, Сашка давно знал. И наблюдал недовольство им в армии.

Но как всякий военный человек митингующих не любил, а потому отказался.

Затем, будучи наслышанным про Арбат от одного из сослуживцев – москвича, выяснил у мужичка, как к нему добраться и взял курс туда, где послушал местных бардов, а заодно обозрел обилие армейского антиквариата, которым торговали на развалах.

Когда же на столицу опустился синий вечер, автобус-экспресс помчал его по проспектам и площадям в аэропорт «Внуково».

Там, снова определив багаж на хранение, Сашка прогулялся по громадным смежным залам, в бодром шуме прибывающих и улетавших граждан, полюбовался электронной россыпью многочисленных рейсов на громадном табло, а также красивыми девицами.

– Да, широка страна моя родная, – сказал сам себе, сдвинув на затылок бескозырку, и от полноты ощущений выпил два стакана щипающей нос малиновой газировки из блока стоящих в одном из залов аппаратов.

А когда подошло время регистрации, вылет на Луганск задержали. По метеоусловиям принимающей стороны.

– Твою мать! – выругался настроившийся на полет Сашка. И, прихватив багаж, с расстройства вышел покурить из здания аэровокзала.

В небе заманчиво мигали звезды, со стороны юга на посадку заходил воздушный лайнер, из недалекого сквера наносило запах сирени.

Посадку объявили в три ночи, сонные пассажиры погрузились в «Лиаз» и стоя доехали до трапа самолета.

Спустя минут пятнадцать, вырулив на бетонку, «Ту-154» взлетел, размеренно загудели турбины.

– Так – то лучше, – бормотнул сержант, посасывая взлетную карамельку.

Проснулся он от похлопывания по плечу и нежного девичьего – «морячок, просыпайся».

Салон был пуст, в него вливалась утренняя прохлада, рядом стояла бортпроводница.

– Подъем! – открыл глаза Сашка, после чего вскочил, чмокнул девушку в щечку (та рассмеялась) и, шмякнув на голову бескозырку, задробил каблуками по ковру в сторону открытого люка.

Далее дробь повторилась на трапе, а потом моряк ступил на землю и, разведя руки в стороны заорал, «Здравствуй Донбасс! Я вернулся!».

– Вставай хлопче, – послышалось сквозь сон, и Васыль перевернулся набок.

Рядом стоял дед Андрий, и, поглаживая седые вислые усы, смотрел на внука выцветшими глазами.

– Сниданок на столи, – добавил старик. – Одягайся.

Васыль Деркач – студент исторического факультета Львовского госуниверситета, приехал к деду в Ровно на летние каникулы, и они собирались съездить в лес за грибами.

Чуть позже со двора крытой железом добротной хаты с яблоневым садом вокруг и обширным, в пятнадцать соток огородом, тихо поуркивая мотором, выкатился мощный «Днепр» и порулил вдоль улицы.

За рулем, в брезентовом плаще, увенчанный мотоциклетным шлемом, сидел дед, а в люльке Васыль в свитере, сонно зевая.

Старшему Деркачу было далеко за шестьдесят, но он был еще крепок и ворочал за двоих, внуку в три раза меньше.

Родители Васыля давно жили в старом добром Львове, относя себя к местной интеллигенции (отец имел зубоврачебную практику, а мать работала в торговле). Дед же, схоронив бабку, к детям переезжать отказывался и жил сам. Там, где родился.

Через год после присоединения Западной Украины к СССР, тогда еще молодой парубок, он был призван в армию, однако с началом Великой Отечественной войны дезертировал, вернулся в родные края где,, вступив в УПА5, предложил свои услуги немцам.

До 44-го, в ее составе грабил и угонял в Германию местное население, принимал участие в карательных операциях.

Когда же западных хозяев погнали до Берлина, ушел с недобитыми бандеровцами в лес, откуда делал налеты на «комуняк», и при одном таком попал в засаду НКВД.

Почти всю банду чекисты пошинковали на капусту, а оставшиеся в живых Андрий и еще несколько, получили по двадцать лет колымских лагерей, откуда вышли в 1953-м по амнистии.

Устроившись грузчиком на мукомольный завод, Деркач впрягся в хозяйство.

Для начала чуть подправил старую родительскую хату (та почти завалилась), а потом стал выращивать на продажу кабанов, откармливая их жмыхом и высевками, которые по ночам таскал с работы.

Вскоре Андрий женился на разбитной вдове с села Грушки, и та стала «курить» самогон, обзаведясь многочисленной клиентурой.