Телефон… Забыл спросить её телефон… Не забыть, когда проснётся…

– Мишка, ты приедешь в Новгород? Обещаешь? Приезжай, пожалуйста, я ждать буду! Приедешь?

Твои руки, губы, твоё тепло, взгляд, короткое прощание, самолёт, небо…

Что-то лёгкое, невесомое, будто шёлк, скользнуло по лицу – я проснулся, сел на кровати.

Похолодало. Сильный ветер гонит тучи, полная луна то прячется, то снова смотрит в моё окно. Три часа, начало четвёртого. Где-то плачет ребёнок. Или женщина. Шум, голоса, шаги в соседних квартирах. Одно за другим то зажигаются, то гаснут окна в доме напротив. Видно, не одному мне не спится в эту ночь.

Я смотрю перед собой – в пустоту, в никуда. Странные тени бродят по комнате, странные тени в неверном лунном свете. Они – не на полу, не на стене, тени медленно идущих людей. И я начинаю различать их лица, слышать голоса.

Вдруг… Ты?! – Я. – Но как? Почему? – Сегодня ночь теней, Яшка. Ты не знал? Сегодня каждый кого-то встретит. – Нет, не знал. Но ты ведь… Тебя же нет больше, Настя? – Ты один? – Сегодня да. – Ты помнишь меня, Яшка? Я… Нет, прости меня, я не помню… Имя, твои руки, твой запах, твой голос. Но лицо… Разве ты была такая? – Яшенька, милый, это всё после опознания, да? – Да, Настя, я помню тебя только такой, как там, в больнице. Но я рад, что ты пришла. – Ненадолго совсем. Видишь, Луна уходит, скоро меня позовут.

Тихие тени всё шли и шли через комнату, не замечая нас. Я целовал её, чувствовал живое тепло, горьковато-солёный вкус её губ, слезинку на левой щеке, дыхание – одно на двоих…

– Настя! Настя…

Я сижу на кровати. Светает. Небо заволокло тучами. Становится тихо, даже ребёнок перестал плакать. Гаснут окна в соседнем доме. Начинается новый день.

– Дядя Ося!

– Что, сынок?

– А кто был мой папа?

– Не знаю, сынок. Ты ведь уже столько раз спрашивал… Я и не видел его никогда. Мы с мамой твоей поженились, так ты уже был у неё в животике. А потом родился, маленький такой, смешной…

– Я у мамы тоже спрашивал – не говорит, улыбается только. Ванька соседский сказал как-то, что ангел меня на крыльях принёс.

– Да не думай об этом, малыш. Я вот сначала тоже всё думал. Думал, да и привык. Мы твоя семья. Мама, Яшка с Иваном, да и я-старик. А где батька твой, только Б-г один и знает…

– Дядя Ося, а ты научишь меня стол делать? Я ведь большой уже.

– Научу. Завтра будем учиться. Спи, Йэшуа, спи…

– Ну… За знакомство!

– Да я… Это… Не пью. Командировка, понимаешь…

– Брось! Смотри, вискарёк какой, – я повертел перед его носом бутылку десятилетнего «Талискера». – Дьюти фри. Нью Йорк. Джей-Эф-Кей.

– Ну, не знаю… Ладно… Я Лев.

– Михаил. Давай, за царя зверей!

– Да ладно, какой там царь. Будем!

Люблю поезда, люблю этот железнодорожный век. Работа неспокойная, разъезды всё, задания – одно другого мудрёнее. Предпочитаю СВ. Придёшь, сядешь, достанешь из чемоданчика, поговоришь с интеллигентным человеком. А не задастся беседа… Нет, давно уже такого не было. И друг мой и товарищ, односолодовый, с дымком, с острова Скай, ни разу не подводил.

– Ну что, ещё по одной? – мой попутчик заговорщицки подмигнул.

– Это можно, – отвечаю. И ведь знал же, знал, что припасена у меня на такой случай ещё одна. Щёлкнул замок, и вот уже горлышко с не открученной пока пробкой приветливо выглянуло из кейса.

– В Белоруссию едешь?

– Да нет, в Смоленск. В три часа ночи мне выходить. Даже спать ложиться не буду.

– Ну и зачем же ты билет на такой поезд взял? Ночью поддатым по городу шарахаться…

– Работа у меня такая. Ночная. По особым поручениям.

– По особым, значит? Может, тебе и пить больше нельзя?

– Да что тебе, жалко что-ли? Видишь ведь, трезвый я. Меня этот твой виски… Ну, давай!

– За особые поручения!

Пьянею я медленно. Можно даже сказать, не пьянею вовсе. Чуть краснеет нос, розовеют щёки, говорю, наверное, громче. Но так, чтобы в стельку, в доску, в грязь, до помрачения ума – не случалось такого ни разу. Да и не нужно это, не та задача.

А визави мне крепкий попался, держится. Вязьма скоро, я начинаю нервничать.

– В-вязьма?

– Да.

– Надо п-пива купить. У тебя ведь нет боль-ше? Я пойду…

– Лучше давай я в ресторан схожу, куплю. Видишь, отправляемся уже.

– А-а я…

– Ну куда тебе! Ты же заснешь в тамбуре. Стоя.

– Н-нет. Я… я спать не буду, мне ж выходить.

– Ишь, развоевался. Настоящий Лев! Ложись, проводник разбудит. Вот, на моё место ложись, я уже постелил.

– Да ты чё… Д-да ты з-знаешь, кто я?

Секунда… Нет, доля секунды, мгновение. Рыхловатый, невысокий собутыльник мой как-то померк, потускнел, растаял, и появилось на его месте существо – не мужчина, не женщина, не птица – в плаще цвета красного вина, с бронзовой кожей и тёмным взглядом, с сильными руками и парой огромных, того же бордового с чёрным переливом цвета, крыльев за спиной.

Но существу как бы не хватило сил – оно появилось и тут же исчезло, а мой невысокий, склонный к полноте товарищ вернулся уже из сумеречной дали, судя по алкогольному запаху, вполне земной и настоящий, и полез нетрезвой рукой зачем-то в бумажник.

– Ты… п-пойми, брат. Там… женщина в городе, – он достал записку. – Рожает она, эт-той ночью. Маль-чика. Он н-не должен родиться, ме-ш-шает он нам. Но я пр-роснусь. Я доеду… Я не допущу…

Назвавшийся Львом спал на моей полке, зажав в руке бумажку с фамилией и адресом. Я взял два мятных леденца, чтобы перебить запах виски, вернее, превратить его в запах виски и мятных леденцов, и пошёл к проводнику.

– У меня к Вам просьба. Мне, видите ли, выходить в Смоленске в три часа ночи. А мы тут с соседом… Ну… Понимаете…

– Да Вы не волнуйтесь, молодой человек, я Вас разбужу.

– Да, если не сложно. Только не перепутайте. Мой сосед… Он до Полоцка едет, командировочный. Он… В общем, спит он уже. Не забудьте, шестое место.

– Спите, молодой человек, спите, разбужу обязательно. У меня ж отмечено всё на билете, кто где выходит. Вот Ваш билет, шестое место, до Смоленска. А пятое, у соседа Вашего, до конца.

Я аккуратно расстелил постель на свободной полке – снял покрывало, взбил подушку, прилёг не раздеваясь поверх одеяла и задремал. Прошла, кажется, секунда, и вот проводник уже стучит тихонько ключом в дверь. И, не дождавшись ответа, заглядывает в купе.

– Просыпайтесь, молодой человек. Смоленск, подъезжаем уже.

Поезд постоял минут сорок и ушёл на запад, а я побрёл не спеша по пешеходному мостику над путями и дальше, мимо древней церкви, мимо трамвайного круга, к мосту через Днепр. Пока он без денег, без документов (я на всякий случай похлопал себя по карману – всё на месте) будет выбираться из Белоруссии, мальчик уже родится. Родится он сегодня, в 5:37 – успею дойти. В маленьком роддоме на улице Кирова. И назовут его Мишкой, может быть, в мою честь, и всё у него получится…

Начало пятого. Падает с предутреннего неба мокрый снег. Я иду по мосту через реку, в свете фонарей белые мои крылья стали золотыми. Но увидеть их некому.