– Ну что, товарищи, вспомним Чуйских товарищей? – спросил с порога Донтр.

– Чаек будет позже, – ответил Партдонт.

– Чуйские товарищи прислали красный революционный цветок?

– Мы просили зеленый революционный табачок.

– Ну так…

– Надо отдать дань уважения Чуйским товарищам, в связи с этим Чуйский табачок будет по-восточному. Над этим как раз работает товарищ Константин.

– Тогда по рюмочке?

Следующим появился незнакомый мужичище с кавалерийскими усами и казачьим чубом в сопровождении двух девиц, чья профессия была написана на их вызывающе накрашенных лицах.

– Здравствуйте товарищи! – пророкотал он приятным баритоном. – Разрешите представить: Революционные товарищи Бляди, а это просто революционные товарищи.

– Они наши? – недовольно спросил Константин.

– Нашее не бывает. Товарищи Бляди есть самые, что ни на есть угнетаемые в Губернском бордели, кстати, рекомендую, самым, что ни на есть бессовестным образом товарищи. Они день и ночь вынуждены гнуть спины, причем часто в буквальном смысле, на аморально-буржуазных субъектов… Может чайку?

– А как же, вас и ждали, – мечтательно улыбнулся Константин.

– Вы хотите поить нас чаем? – разочарованно-капризно спросила товарищ Блядь.

– Не поить, а потчевать, и не простым чайком, а самым что ни на есть революционным, полученным в дар от чуйских товарищей.

– Это другое дело, – обрадовалась товарищ Блядь.

Тем временем на столе появился пузатый заварной чайник из носика которого торчала папироса, а из дырочки в крышке тянулась длинная трубка с мундштуком.

– Ну что ж, сказал Партдонт, на правах секретаря первичной ячейки объявляю собрание открытым. Знамя вынести.

С этими словами он поднес чубук к губам, а Константин торжественно поднес спичку к папиросе. В чайнике забулькало.

– Слово предоставляется, – продолжил Константин, – товарищу Мазерову, – и он торжественно передал мундштук гостю.

– Регламент? – спросил Мазеров.

– По одной реплике в прениях.

– Понял, – сказал он и сильно засосал в себя дым.

Папиросы едва хватило на один круг.

– Может еще? – спросил Мазеров.

– Не думаю, – сказал Константин. – Чуйские товарищи дерьмо не шлют.

– Логично, – согласился Мазеров.

– Ебунчик, а как насчет конспирации? – спросил товарищ Константин.

– Несу.

Самогонка разлилась по стаканам. Первым встал Партдонт.

– Товарищи! Предлагаю поднять первый тост за товарища Маркса!

– А кто это? – поинтересовалась товарищ Блядь.

– Ну что это еще за классовая безграмотность! – возмутился Константин. – С такими несознательными блядями мы к коммунизму знаете сколько идти будем!

– А что такое коммунизм? – спросила товарищ Блядь.

– Это когда все для всех и все нахаляву.

– И что, каждый мудак сможет трахать нас нахаляву? – возмутилась товарищ Блядь.

– Не каждый мудак, а высоко сознательный член общества, и потом, для тебя тоже все будет нахаляву.

– А я халяву люблю, – вставила другая Блядь.

– Хорошо, пусть будет за этого… м…

– За Маркса, – подсказал шепотом Мазеров.

Выпили за Маркса. Самогонка снова полилась в стаканы.

– А теперь, – взял слово Константин, – я предлагаю выпить за Энгельса.

– Только ж выпили, – возмутилась несознательная товарищ Блядь.

– Маркс неотделим от Энгельса, и пить за них надо без перерыва.

Выпили за Энгельса. Потом выпили за товарищей по партии, потом за конкретных товарищей по партии поименно, потом за конкретных товарищей по партии списком. Потом несознательная товарищ Блядь, воодушевленная духом революции, забралась на стол.

– Революционный танец!

Распихивая ногами тарелки, она расчистила себе площадку.

– Попрошу музыку.

Революционеры запели интернационал, а проникнутая духом революции товарищ Блядь принялась медленно раздеваться. Варшавянка застала ее в чулках и бюстгальтере нежно розового цвета.

– Вот он, флаг революции! – взвизгнул, Константин.

Товарищ Блядь тут же сняла свой розовый бюстгальтер и повязала на голову Константина, который захрюкал от удовольствия. Чулочки достались Партдонтру и Мазерову, которые повязали их, как шейные платки.

– А вам идет, – сказала Лиза.

– Надо будет ввести этот элемент в революционную форму одежды, – отреагировал Партдонт.

– Дети с красными чулками на шее! Как романтично!

– Костя, ты гений!

– А теперь наш революционный ответ! – взяла на себя роль конферансье товарищ Лиза. – Ебан, снимающий с товарища Бляди зубами трусики.

Надо сказать, что мы этот номер тщательно отрепетировали с товарищем Лизой, правда, она не говорила для чего. Я неуверенно (исключительно от количества выпитого) встал со стула. Блядь подошла к краю стола, и ее пахнущий духами животик находился как раз на уровне моего лица. Грянул веселый революционный марш. Я, стараясь делать все как можно нежнее, засунул язык под резинку трусиков и плавными движениями, облизывая ее животик, и бедра (до попочки я не смог дотянуться) начал стягивать трусики, затем, ухватившись зубами за узенькую полоску ткани между ног, потянул их вниз.

– Ссы на него! Он это любит! – закричала Лиза.

– Революционный фонтан! Революционный фонтан! Революционный фонтан! – начали скандировать товарищи.

И она, стоя, по мужски, обдала меня горячей соленой струей, и я впился ртом в ее источник влаги.

– Браво, Ебан!

Товарищи аплодировали стоя.

– А можно я на него тоже поссу? – спросила другая товарищ Блядь.

– Сегодня для всех и бесплатно! Я разрешаю! – разрешила товарищ Лиза.

– Лизочка, ты сама щедрость, вставил Константин.

– Хотите прикол? – из соседней комнаты выскочил Донтр как был, с расстегнутыми штанами. – Ленин вернулся!

– Вызывали?

– А, Ебан, заходи…

Шла гражданская война. Наш революционный отряд стоял на окраине Губернска, в частном секторе, и Партдонт занимал небольшой флигель с целыми, что было удивительно, стеклами и хорошо работающей печкой. Этот же флигель был одновременно и штабом. Из мебели в нем была койка товарища Партдонта, служившая одновременно и столом, и несколько табуретов.

Партдонт сидел на койке в одном сапоге. Другой он глубокомысленно держал в руках.

– А, Ебан, заходи, – сказал мне Партдонт и с каким-то мучительным сожалением надел второй сапог.

– Вот что, Ебан, – продолжил Партдонт уже совсем иным тоном, – товарищ Мазеров, оказав нам величайшее доверие, поручил нашему отряду заступить в засаду с целью захвата вражеских лазутчиков и раскрытия шпионской сети здесь, в Губернске. В связи с чем, твоим личным заданием будет следующее. М… В общем, возьмешь у Лизы чайник и отправишься к Вовочкину за кипяточком. Засада без кипяточка, это, твою мать, не засада.

Партдонта возмущала уже сама мысль, что можно вот так идти в засаду без кипятка.

– Может лучше здесь нагреть кипяточку? – спросил я. – Остынет ведь.

– Весь не остынет, а у нас и греть-то не с чего.

Ничего не понимая, я отправился к Лизе. Она, как единственная женщина в нашем отряде, жила одна в двухкомнатной избе.

– Кто там? – спросила Лиза из дальней комнаты, когда я, войдя в избу, громко чихнул.

– Это я.

– А, Ебунчик! Иди сюда.

Лиза (Какая она красивая!) лежала в постели в одних кружевных трусиках. Когда я вошел, она откинула одеяло.

– Я за чайником, – любуясь ее телом, сообщил я.

– Раздевайся.

– У меня приказ.

– Ты меня не хочешь? А еще Ебунчик!

– Но революция… – попытался я неуверенно возразить.

– А ты по-революционному. Слабо?

– Мне, правда, некогда. Меня Партдонт послал за кипяточком. Сказал, у тебя чайник взять.

– А я его отдала.

– Лизунь…

– Раздевайся. Я тебе такое сделаю. И кипяточек будет самый лучший.

Вовочкин занимал особняк казнокрада Аниськина, который (особняк) имел три этажа, мраморную лестницу и бесконечное количество залов. Но Вовочкин был не один. Вместе с ним в особняке квартировал весь свет революции Губернска.