– А вы уверены, что станете графиней? Власть не дается чужакам, – я едва не отшатнулась. Я, девушка, которая всю жизнь прожила в Уэльсе, теперь считаюсь чужачкой для своего графства? Что за бред?

– Амелия, ты, когда выпрыгивала из кареты, головой не ударилась?

– Вы можете считать меня сумасшедшей, но от правды вы не скроетесь, – фыркнула женщина, презрительно смотря на меня. Ей было немного за сорок, но с каждым днем красота моей гувернантки распускалась, как у двадцатилетней девушки. Волосы, белые, как снег, имели такой же блеск, как и пятнадцать лет назад, но они не казались седыми, а белокурыми. Выдавали возраст Амелии лишь несколько морщинок у рта и у глаз. Губы, под сводом яркой помады, выглядели несколько вульгарно, если не сказать, пошло. Няня была невысокого роста, и поэтому всегда носила обувь на высокой подошве, отчего платья доходили лишь до щиколоток.

Гордость Амелии порой доходила до предела, и не раз мне приходилось напоминать ей свои обязанности и долг. И все же, меня всегда не покидало чувство, что гувернантка что-то от меня скрывает. Шли годы, я росла, и с каждым днем все больше понимала, что тайна, покоившаяся на устах Амелии, начинает теребить мое любопытство. Хотелось все расспросить, узнать, но я молчала. А сейчас, когда женщина сама сказала мне, что у нее есть тайна, касавшаяся меня, все сомнения развеялись.

– Если ты знаешь какой-то секрет, то тебе бы не мешало мне об этом сказать прямо, а не говорить обрывками, – Амелия хищно улыбнулась, обнажив белоснежные зубы. Ее глаза блестели, щеки казались алыми, как кровь: – Подождите еще совсем немного. Пока рано.

Рядом послышались учащенные шаги Паскуаля. Мальчик, тяжело дыша, подбежал ко мне, радостно улыбаясь и едва сдерживая смех: – Миледи, хорошие новости, – я ахнула, увидев выражение лица няни. Она стояла, не двигаясь, и ее лицо становилось пепельного цвета, глаза расширилась, и в их глубине я увидела страх. Губы были раскрыты, но не сказали ни слова: – Что с тобой? – Амелия медленно повернула ко мне голову, но продолжала дико смотреть на пажа: – Кто… кто это?

– Паскуаль.

– Паскуаль?.., – голос гувернантки стал хриплым и дрожащим. Я видела, как у нее на глаза наворачиваются слезы. Женщина, будто во сне, села на колени и провела пальцем по щеке мальчика, потом, всхлипывая, разрыдалась, спрятав лицо на груди у пажа, который непонимающе смотрел на нее своими голубыми, с лиловым оттенком, глазами.

– Амелия, что с тобой? Почему ты плачешь? – я попыталась поднять ее, но няня, похолодев и обмяк, схватила меня за руку, поднося мои пальцы к своим губам: – Девочка моя, этого не может быть…. Не может…. О, Господи, я не верю в это счастье…. Не верю, – я кивком приказала Паскуалю удалиться, и когда его детская, хрупкая фигура скрылась из виду, аккуратно подняла няню с колен и, встряхнув за плечи, громко спросила: – Что произошло? Амелия! – женщина стала постепенно приходить в себя. Тяжело дыша, она еще раз оглянулась туда, где еще слышались шаги мальчишки.

– Простите, просто я очень устала. У меня сдали нервы. А когда я увидела этого невинного, будто ангела, мальчика, то не сдержалась. А, откуда вы его знаете?

– Он бывший паж сэра Джорджа Курио. Теперь он служит мне.

– Почему вы решили взять его на службу? – с опаской и удивлением, спросила женщина, кусая свои пышные, вульгарные губы.

– Он помог мне в очень щепетильном деле, Амелия. А таких преданных детей очень мало в наше время, – проворковала я, будто хвастаясь тем, что один из таких «преданных детей» теперь полностью принадлежит мне и моим приказам.

– Может, вы расскажите, что это за щепетильное дело? Если память мне не изменяет, вы всегда делились со мной своими секретами. Или тот случай все изменил?

Это был вопрос, на кон, которого было поставлено все. Гувернантка была единственным человеком, которому я доверяла, несмотря на пропасть, возникшую между нами.

– Тот случай изменил многое, но, слава Богу, не мою уверенность в твоем молчании и покорности. Запомни, все, что ты узнаешь, ты обязана хранить в секрете. Ибо, потеряв мое доверие, ты потеряешь абсолютно все, вплоть до жизни, – шепнула я, и мгновенно поймала себя на мысли, что говорю, как эгоистка. Я обвиняла Амелию в чрезмерной гордости, но я и сама была такой же. Со временем мой характер стал меняться, и я все больше, к своему разочарованию, замечала, что могу пожертвовать всем, чтобы получить желаемое. А за молчание и преданность няни нужно было больше, чем все.

– Что ж, юная госпожа, я вижу, что у вас появляются черты характера вашей матушки. Она такая же циничная, высокомерная, жестокая, как и вы.

– Все, что ты только – что перечислила, не касается меня. Да, может я и циничная, но такой нужно быть, чтобы выжить в нашем мире, а точнее, в этом дворце. Ты же сама мне говорила, что при дворе нужно уметь не только держать язык за зубами, но и уметь плести остроумные интриги, – женщина горько улыбнулась, и теперь ее улыбка показалась мне жалкой и мерзкой: – Да, только благодаря молчанию и уму можно остаться на высоте в королевских резиденциях. Но не нужно плести интриги против тех людей, которые долгое время служили вам и всему вашему род долго и преданно, как пес служит своему хозяину.

– А именно? Что это за люди? Уж точно не ты, моя дорогая. Наш разговор заходит в тупик, я не хочу его продолжать. Иди, разыщи того пажа, которого своей истерикой ты напугала до смерти, и скажи, чтобы он показала покои, где мы будем жить. А лучше, поговори с мадам д’Аконье. Пусть она тебе расскажет, что значит верность. Ступай, – я долго и мучительно смотрела гувернантке. Было чувство, что я предала и оскорбила не ее, а саму себе. Но, нужно, прежде всего, помнить то, что я – благородная девица, в чьих жилах течет голубая кровь Бломфилдов.

Покои мне и моим слугам выдали неважные. Скорее, они были похожи на каюту в корабле. Душные, с низким потолком, они казались бочкой. Интерьер был простенький, без капли роскоши. Стены выбелены, пол устелен тростником. Лишь в углу, над моей кроватью, весели два гобелена с католическим содержанием и, начищенные до блеска, три серебряных щита с гербами Лондона.

Полог кровати был сделан из грубой ткани, не имевшей никаких узоров и бахромы. Две лампады располагались у изголовья ложа, а еще три – у письменного стола, по которому были разбросаны перья и бумага. Окна выходили в открытую галерею, и кроме венецианского стекла и ставень я не смогла ничего разглядеть. А так хотелось полюбоваться садом, понаблюдать за прогулками венценосных особ. Но меня поразило другое: отсутствие камина. Я не понимала, как можно провести осень и зиму без очага. На мои требования Марилино, пусть по ее душу придут все демоны ада, лишь усмехнулась, сказав, что еще до холодов я буду в Суффолке. Уж лучше бы я жила в общих покоях с остальными фрейлинам, чем мерзла здесь. С левой стороны находилась маленькая дверь, которая вела в комнату слуг, где должны были спать Амелия, Паскуаль и Мелли. Я ахнула, когда увидела, какие им предоставили условия. Это была даже не комната, а сарай для домашней утвари. Лежанка устелена не простынями, а сеном, вместо подушек – груда соломы. Не было ни свечек, ни лампад, ни камина. Вдобавок, везде гуляли такие сквозняки, что простудиться ничего не стоило. В «покоях» веял тошнотворный запах нечистот и тухлятины.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.