Однако не везде были такие радужные картины. Почти во всех свидетельствах и воспоминаниях упоминаются факты нелояльного и даже враждебного отношения некоторых поляков к Красной Армии. Причем очень часто в таких случаях прослеживается влияние «классового фактора» и «большой политики». Не случайно, в уже цитировавшемся докладе политотдела 28-й армии 1-го Белорусского фронта за конец августа 1944 г. большое внимание уделено анализу информации о противоречивости отношения польского населения к советским войскам и СССР в целом. Там, в частности, говорится: «Имеются определенные лица среди польского населения, которые проявляют сдержанное и даже враждебное отношение к Красной Армии. В селе Сухожабры во время сильного дождя хозяева в одном доме грубо заявили нашим бойцам, желавшим укрыться в хате: «Вам в доме делать нечего, можете найти себе сарай и там дожидаться погоды». В другом доме на просьбу дать напиться воды ответили: «Для вас здесь воды нет, можете убираться отсюда». Имеются и другие факты, когда население отказывается давать бойцам на временное пользование косы, ведра, кружки и т. п.
Ксендз села Кременув-Ковецкий неоднократно говорил полякам, чтобы они не помогали и ничего не давали Красной Армии. В беседе с крестьянами он говорил: «Пусть Советы поскорее ослабнут, проливая кровь за Польшу. Тогда, после разгрома Германии, Англия и Америка могут быстрее установить в Польше правительство Миколайчика». И не случайно жители этого села не приветствуют и не отвечают на приветствия наших офицеров. Отдельные поляки пытались купить у наших бойцов оружие, обещая за него водку и продукты.
В селе Пшесмыки отдельные крестьяне не выполняют задание солтыса по ремонту дорог, по мясопоставкам и другие. Там же зажиточный крестьянин Филипский избил солтыса за то, что тот требовал у него мяса для Красной Армии.
До сего времени во всех деревнях и городах плохо выполняются приказы Военного совета о сдаче населением оружия и радиоаппаратуры… Многие поляки скрывают оружие и радиоприемники, что является весьма подозрительным и требует срочных мер со стороны командования и политотдела армии».[693]
Особенно острыми, запутанными в сознании большинства гражданского населения были политические проблемы, связанные с межгосударственными отношениями СССР и Польши, с вопросами о будущих границах, об общественно-политическом устройстве страны, о том, какая власть установится в ней после войны.
В том же докладе политотдела 28-й армии отмечалось: «Среди населения существуют самые разнообразные толкования вопросов советско-польских отношений и границ между Польшей и Советским Союзом. Большинство населения, преимущественно средние и бедняцкие слои города и деревни, считают границы 1939 года справедливыми. Зажиточные и часть средней группы населения мечтают о восстановлении прежних границ с Советским Союзом. На них заметно влияние лондонского эмигрантского правительства.
Известная часть населения, особенно старые солдаты, служившие в русской армии, и поляки из бедняцких слоев высказывают мысли о присоединении Польши к Советскому Союзу. Только в этом они видят гарантии военной безопасности польского народа. Среди этой части населения характерны выражения «наша армия», «наш самолет» по отношению к Красной Армии. Когда им делают замечания, что это не польская, а русская армия, они отвечают: «Это все равно». В деревне Крыница один поляк, в прошлом солдат русской армии, заявил: «Мы долго жили с русскими, и нас никто не трогал. Мы снова хотим быть вместе, только тогда можно быть сильными». Крестьяне-бедняки в селе Свитер заявили: «Польшу надо присоединить к Советскому Союзу, чтобы потрясти шляхту, иначе все будет по-старому». Этой части населения мы разъясняем, что Красная Армия не вмешивается во внутренние дела Польши, что польский народ сам установит у себя власть и что Польский комитет национального освобождения признает его авторитет».[694]
Политику ПКНО поддерживали прежде всего средние и бедняцкие слои населения, рассчитывавшие на то, что «теперь крестьянин не будет жить в нужде». Вместе с тем, в аналитическом документе политотдела армии отмечалось, что среди поляков «немало и сторонников лондонского правительства». «Эти лица, — говорилось в нем, — преимущественно из помещичьих, зажиточных слоев и частично из польской интеллигенции. В связи с отъездом Миколайчика из Москвы учитель из деревни Головчинцы заявил: «Плохо, что Советы не признают Миколайчика, Польша пойдет за ним».
Среди этой части населения орудуют представители лондонского эмигрантского правительства. Выявлены некоторые подпольные националистические формирования. В одном населенном пункте Ягодне-Пенки Седлецкого уезда значительная часть населения недовольна приходом Красной Армии. Здесь активную работу проводит подпольная националистическая организация «Партизанка», куда входят помещики, зажиточные крестьяне и духовенство. Эта организация поддерживается лондонским правительством. Ее члены ведут среди населения агитацию о необходимости восстановления Польши в прежних границах… Организация подбивает местное население на вооруженную борьбу против Красной Армии…
В деревне Струсы Седлецкого уезда орудуют члены подпольной организации «Польские паны», преимущественно из реакционно настроенных кулаков. В период немецкой оккупации они помогали немцам расстреливать еврейское население и военнопленных красноармейцев. Эта организация призывает поляков к борьбе с Красной Армией, выдвигая программу: «Зачем нам в Польше Красная Армия и коммуна? Нас Англия вооружит, тогда мы возьмемся за Россию. Польша будет великой империей от Балтийского до Черного моря».
11 августа в город Венгрув приезжал представитель лондонского правительства для установления связи и дачи указаний своим единомышленникам… И, как предполагают, выехал в город Седлец с той же целью.
В ряде населенных пунктов отмечены факты срывов приказов командования Красной Армии и плакатов Национального Комитета, вывешенных на стенах. Ряд офицеров и солдат Армии Крайовой угрожает населению репрессиями за лояльное отношение к Красной Армии».[695]
Таким образом, польское население оказывалось как бы между двух огней. Эту ситуацию, пожалуй, весьма точно отразила докладная записка Военного совета 47-й армии в Военный совет 1-го Белорусского фронта об отношении отрядов Армии Крайовой к Красной Армии от 30 июля 1944 г. В ней говорилось о том, что «население тепло относится к частям Красной Армии, но в то же время исключительно хорошо относится и к отрядам так называемых польских партизанских частей и подразделений».[696]
Итак, в 1944 г. произошла встреча двух народов — непосредственное соприкосновение больших масс советских людей, одетых в солдатские шинели, и польского населения. Такие встречи в истории бывают относительно редки и, как правило, связаны с особыми ситуациями, а именно — с войнами. В этом случае активная сторона — наступающая армия — является, во-первых, инструментом официальной государственной миссии своей страны (оккупация, союзнические обязательства, освобождение и т. п.); во-вторых, — непосредственным носителем социокультурных, ценностно-мировоззренческих, традиционно-бытовых, поведенческих и т. п. качеств своего народа. Поэтому и взаимодействие, взаимовосприятие, взаимоотношение пришедшей армии и местного населения происходит как бы в двух плоскостях — официально-функциональной и личностно-бытовой.
Польша с нетерпением ждала освобождения от немецко-фашистской оккупации и осознавала как наиболее вероятный, реальный вариант, что это освобождение придет с Востока. Однако польское общество не было единым, и ожидание это было разным. У слоев населения, ориентированных на лондонское эмигрантское правительство, были опасения как в том, что советские войска могут лишить Польшу независимости, так и в том, что в ней будет создана просоветская политическая и социально-экономическая модель. Стремясь предотвратить такой ход истории, они создавали свои вооруженные формирования (Армия Крайова), зачатки властных структур на местах, надеялись на помощь западных союзников. В ряду самых крупных акций этой части польского населения была организация и осуществление героического и трагического Варшавского восстания, которое с военной точки зрения оказалось нецелесообразным, но имело преимущественно политический смысл — установление власти «лондонского правительства» в столице до прихода советских войск.
