Может, мы просто были молоды.

Вечерело. Читать уже надоело, да и глазам от тряски и плохого света было больно. Из соседнего купе доносились пьяные выкрики и ругань. Женский голос что-то возражал, но как-то вяло и равнодушно. Мужчина был настроен агрессивно. Говорил долго возбужденно и почти без пауз.

Наконец совсем стемнело. Зажгли тусклый потолочный свет. В соседнем купе выкрики стали звучать громче, отчетливей, потом раздался стук задвигаемой двери, и все стихло. Я вышел в туалет. У окна стояла девушка в розовом коротком платье из тонкого трикотажа, с полотняным плетением понизу и на рукавах. На ногах у нее были черные, отсвечивающие матовым блеском колготки. Девушка была без обуви и стояла на одной ноге, носком второй ступни упиралась в подъем стопы. Лица я ее не видел, она смотрела в окно, но когда проходил мимо почувствовал затылком изучающий взгляд на себе. А когда возвращался, она уже открыто посмотрела на меня исподлобья серыми печальными глазами. Она была не совсем молода. Обычно так выглядят женщины, девушки, которым близко к тридцати, а может, ей было и не больше двадцати пяти. В этом возрасте не трудно ошибиться. Черная челка, прямые как воронье крыло волосы обрамлявшие овал лица, тонкий слегка вздернутый нос и чуть припухлые губы с небрежно наложенной сиреневой помадой, создавали общий образ миловидной, но чуть избалованной представительницы прекрасного пола. Когда я поравнялся с ней, она тихо проговорила с деланным вздохом.

– Совсем мальчик.

Фраза слетела с ее губ как бы случайно. Она ни к кому не обращалась. Я растерялся и ни-чего не сказав, скользнул в купе. Не знаю от чего, но теперь я сидел как на иголках и смотрел на неплотно закрытую дверь. Видел в зеркале свое глупое отражение, и оно меня забавляло. Вдруг я вздрогнул от неожиданного стука.

– Открыто, – сказал я торопливо.

После небольшой паузы, изображение мое уехало вправо, и я увидел в проеме Ее! Девушка излучала любопытство и доброжелательность.

– О! Такой мальчик и один, – она игриво, с небольшой опаской закусила губу, замерев у входа.

– Заходи, заходите, – промолвил я смущенно не зная как к ней обращаться.

Девушка шумно зашла, присела на нижнюю скамейку и тут же достала пачку сигарет «Космос», закурила. На шее у нее висела тонкая золотая цепочка с вензельной буквой «В», в золотом овале. Прикрывая глаза, она смотрела на меня, неотрывно и с легкой блуждающей улыбкой. Я молчал.

– Принцессу не заказывали? – спросила вдруг моя новая знакомая, – а они закончились вчера. Ваша очередь не дошла. Их просто было мало.

Девушка выдувала из табачного дыма прозрачные сизые колечки и дурашливо посылала их в мою сторону.

– А я? Я не похожу на твою принцессу? Из снов?… Нет?

Когда сигарета стала подходить к концу и молчание затянулось, девушка неожиданно заговорила быстро, монотонно, как бы освобождаясь от мыслей, что владели ей, и как бы продолжая начатый неведома когда и с кем спор.

– Не отвечай, не надо. Почему я не там… я не приемлю сильную половину, тех, что пытаются учить меня жить. Не люблю критику моих рассуждений и мыслей. Лучше целуйте в голые плечи, тогда у вас зажат рот. Не люблю эти бесконечные «Ты куришь?» «Приличные девушки не употребляют таких выражений!». Я курю не «Мальборо» и пью водку. Случается. Бывает много… и что? Кому, какое дело? Это моя жизнь, мое здоровье. Не считай себя умнее других. Просто он не был на моем месте и не жил как я. Откуда ему знать что у меня на душе. Его крутая «Волга» с шофером, отдых в Испании с толстой дородной телочкой под названием – жена, его статусы на работе и прочие понты мне знаешь в рот и нос одновременно! Да! Я такая резкая. Могу и послать, когда достанут. Мне пофиг его роскошный букет… лучше тайком залез бы, своровал запоздалые астры в соседнем огороде, размял бы свою толстую жопу, освежился забытым адреналином. Деньги! Что деньги. Знаю проще купить. Он так и делает. А они честные? Я сомневаюсь.

Я ломала чужие жизни, и жизнь ломали мне. И били до крови. А теперь зажило и не хочу вспоминать. И вот такой хмырь сидит и учит меня, как жить, как себя вести, говорить, а сам смотрит на мои сиськи и думает, как меня трахнуть в очередной раз, а если я залечу, бросит как бездомную собаку, и забудет о моем здоровье, о котором столько болтал. Да плевать! Нальете коньяка? Не откажусь, назовете принцессой? Буду жить и ей да как-то все не так. Сказок нет. Принцессы извелись. Может мне постричься наголо и с понедельника начать новую жизнь? Но это треп, я не постригусь и не начну. И я не ангел и опять найдется козел, который в очередной раз меня банально разведет. Заманит диким берегом, теплым морем, отдельной комнатой на мансарде. И я поведусь. Возьму внеочередной отпуск или уволюсь и очертя голову брошусь в омут головой.

Сигарета у нее кончилась. Девушка замолчала. Она поискала взглядом куда бы определить окурок, но не нашла ничего подходящего и успокоилась, вяло откинувшись на переборку.

– Выпить есть? – сказала она неожиданно требовательным голосом.

Я развел руками.

– Понятно! Откуда у такого маленького Нюсика выпивка.

Она вышла в коридор. Хлопнула дверь соседнего купе и спустя минуту она появилась в другом настроении с очаровательной улыбкой. В руках у нее была початая бутылка крымской мадеры и пара красных дешевых яблок средних размеров, что продают ведрами на станциях, когда проезжаешь Украину.

– Мы отдыхали в Геленжике, городишко так себе, но вина прелесть. Массандра. Попробуем?

– А это ваш в купе… он муж!? – наконец изрек я первую фразу, за время знакомства.

Она рассмеялась.

– Нет у меня такого добра! Нет! И не было. Глупости все. Эта пьяная скотина спит. А мы с тобой выпьем. Бум?

– Можно.

– Не можно, а нужно, немножко расслабиться. Что такой зажатый. Я не кусаюсь, – она звонко щелкнула зубами, – очень редко, но не в этот раз. Не бойся меня.

– Я и не боюсь.

– Вот и прекрасно, а после, что у нас будет?

Я пожал плечами.

– Отвечай!

– Не знаю.

– Ответ неправильный, – она опять лучезарно улыбнулась, – я тебя буду раз-з-з-вра-а-щать, – промолвила она, понизив голос до шепота и выговаривая последнее слово по слогам.

Я опустил голову, скрывая смущение от ее излишней откровенности.

– А как? – прошептала она еще тише, – как Нюсик к этому относится?

Она придвинулась ближе, и, подняв мне голову, взявшись холодными пальцами за под-бородок, слегка укусила за верхнюю губу. От моей гостьи пахло вином, потом, и совсем слабо духами. Темная челка у нее сбилась в сторону, смазливое личико приняло шутливое и хищное выражение, а в глазах прыгали такие пьяные чертенята, что становилось слегка не по себе. Я весь напрягся как струна, хотел что-то сказать, но слов не нашлось.

– Что тормозишь! – промолвила она ставя локти на столик и подпирая ладонями лицо, – порежь яблочки, и стаканчики бы…

Мадера была настоящая. Девушка почти не пила, больше для виду прикладывалась к стакану, оставляя не его краях сиреневые разводы от помады. В голове моей слегка поплыло

– Ах! Нюсик! Ах, Нюсик! – повторила она дважды с легким укором.

Не выключая свет, пристально глядя на меня и любуясь производимым эффектом, девушка начала неторопливо расстегивать перламутровые пуговички на кофте. Из под розовых краев юбки черными волнами спустился нежный капрон, обнажая загорелые стройные ножки. Следом пошли светлые трусики в желтый мелкий горошек. Взгляд мой ловил все ее движения. Я сидел совершенно ошалелый от стройной полноты ее бедер, так просто оголившихся до самого предела, где начиналась чистая белизна не загорелой кожи в начале живота, от блестящего островка черной поросли между ее ног.

– Нюсику нравится? – сказала она, томно улыбаясь.

Я вздохнул тяжело и ничего не ответил, только преданно по-собачьи взглянул в ее глаза, полностью доверяясь ей… и ее воле. Девушка поднялась, оперлась на одну ногу и медленно подняла подол повыше к груди. Согнутая в колени нога, описала круг туда и обратно. И опять туда и обратно. Черный треугольник между ног хищно и вожделенно казалось, подмигивал, скрывая что-то неведомое в глубине.