– Одна! – сдавленно прошептала Настя и голос ее показался самой себе чужой и незнакомый и звучал он как будто из далека.

– Показывай, что ты там накалякала?

Дрожащими руками Настя вытащила из стола лист с его изображением.

– О! – Киллер удивленно посмотрел на Настю.– Умеешь! Ничего не скажешь.

Настя кисло улыбнулась и виновато развела руками. Парень очень медленно и аккуратно в четыре раза сложил листок и положил его в боковое отделение сумки.

– Возьму на память. Не возражаешь? – сказал он и при этом недобро усмехнулся.

– Берите, – выдохнула Настя.

– Еще б тебе возражать. Кто бы тебя спрашивал. Ну, это не важно. Важно другое – если ты нарисовала раз, ты можешь это повторить. …Ты же можешь повторить?

Настя молчала вся сжавшись. Все внутри у ней замерло. Чувства, мысли, разум, созна-ние – казалось, атрофировались, и она превратилась в какую-то безвольную одноклеточную амебу, которой уже все равно, что будет дальше.

– Можешь повторить?! Я тебя спрашиваю? – повысив голос, вновь спросил киллер.

– Да! Конечно. Да! Я смогу.– Как от удара вздрогнула Настя.

– Не врешь. Это мне нравится. Я убью тебя не больно. Как этого. Ты же видела, он даже не вскрикнул.

Киллер не торопясь, достал из сумки сверток, завернутый в газету, развернул его. Газе-ту сложил обратно в сумку.

– Умирать не страшно, если это делают профи. Ясен перец, придется немножко потер-петь, но как без этого. Но это точно лучше, того, чем попасть к челу который это делает и боится, не уверен в себе или делает это впервые. Мне не раз доводилось. Я это делаю не в первый раз, так что с этим все в полном ажуре. Расслабилась?

– Нет!

– О! Как!… Зря! – с сожалением произнес киллер.– Тебе же хуже.

Пистолет был небольшой, но длинный, а может, так казалось из-за набалдашника на стволе. Вороненая сталь приглушенно поблескивала и невольно приковывала взгляд Насти. Так наверно гипнотизеры выкладывают на сеансе блестящие шарики, и лишают воли пациента. Он достал мягкую суконную тряпочку серого цвета и, не снимая перчаток, неторопливо стал его протирать, очищать, от каких-то неведомых пылинок.

– Пуля дура. Смерть от пули в черепушку это самое легкое, что удалось придумать нашим предкам, пожалуй, легче только умирать от передозировки наркотой. Но это не наша тема. Ведь так?

– Я не знаю о чем вы?

– Не догоняешь? Да так ни о чем. Настраиваюсь на работу. В смерти, конечно, ничего не может быть прекрасного, не так как в старых советских фильмах про войну. Этого не обещаю. Киношники все врут. Смерть почти всегда бывает, страшна. Нелепая даже я бы сказал, но что делать. Кто-то должен этим заниматься. Все мы когда-нибудь станем жмуриками. И я и ты. Ну, ты чуть раньше.

Киллер закончил протирать пистолет. Так же аккуратно как перед этим укладывал портрет, сложил вчетверо тряпочку и неторопливо положил в тот же боковой карман.

– Где тебе лучше?

– Что? – с ужасом поняла Настя, но спросила в слабой надежде что ошиблась.

– Ну, где лучше это сделать? На кухне? В ванной? Выбирай?

– Я не знаю.

– Или здесь? Я и здесь могу, – с ласковыми и добрыми нотками предложил киллер.

– Здесь наверно тоже можно.

– Можно, не можно, что ты как овечка! Попроси что-нибудь перед смертью закурить, может выпить хочешь?

– Я …не пью и не курю. Я из Читы приехала к дяде… это его квартира.

– Вот видишь! «Не пью-ю, не курю-ю…» – Растягивая слова, передразнил ее киллер.– Значит, здоровенькая помрешь.

– Я поступать приехала в театральное, экзамены закончились, завтра уезжать хотела. – Быстро проговорила Настя.

– Хотела она. Хотела. Мало ли кто что хочет…. Поступила?

– Да?

– Типа повезло тебе. А не поучишься уже. Чувствуешь, какой расклад. Дядя помог?

– Дядя!

– Ясен перец! Разве так в театральный в наше время из Мухосранска поступишь. Вот и дядины хлопоты пропадут. Жалко, может артисткой бы стала.

– Жалко, – уныло согласилась девушка, и глаза ее стали слегка влажные.

– Так то ты ничего, – киллер окинул ее хрупкую нежную фигуру оценивающим взглядом с ног до головы, – мне такие нравились и нравятся. Может, там глядишь, и в киношку бы пошла.

– Пошла.

– А тут видишь, оказалась не вовремя и не в том месте.

– Ужасно глупо.

– Причем тут глупо или не глупо. Фигня все это! Мало ли кто чего малюет. Вот ты меня нарисовала, другая еще кого, – он помолчал немного, – случай!!! Такие обстоятельства случились. Как мне не хочется заниматься этим с тобой- Он поднес ствол пистолета ко рту и дунул в него. Он отозвался глухим свистом.

– А вы же можете не убивать?

– Ну, это ты брось. Это я так сказал. Не обращай внимание.

– Не убивайте, что вам стоит.

– Ну, хватит на жалость давить. Что? Ничего так и не придумала, что бы ты хотела сделать перед смертью.

– Я не хочу умирать.

– А что делать? Работа у меня такая. Во! Придумал! Что ты там сдавала, расскажи перед смертью. Басню, стишок?

– Я и то и то могу.

– Ну, давай мне все равно?

Девушка напряглась, потерла лоб, виски.

– Нет, не могу. Все забыла.

– Ничего тебя клинит.– сказал киллер.

– Извините!

– Да блин! Что там у вас в Чите все такие. Ее жизни лишить хотят, а она извините… из-вините.

– Я завтра уеду. Честно. Отпустите меня.

– Да как я тебя отпущу голуба.– Он подошел, погладил ее по голове. Она испуганно от-шатнулась.– Не могу я.

– Отпустите!

– Свидетель ты и еще рисовальщица мать твою!

– У меня и билет есть на поезд, я вам покажу. Могу прямо сейчас уехать на вокзал, переночевать там ….и на поезд, как будто меня и не было здесь совсем.

– Да базар понятен… но поделать ничего не могу. За грязную работу меня самого могут убрать.

– Убрать?

– Ну, убить. Вот ты сделаешь фоторобот или свои художества повторишь. Мой портрэт (он так и сказал портрэт,) развесят на каждом столбе. Меня будут искать и рано или поздно заметут, ведь так?

– Наверно.

– Значит, я потенциально могу в сизо, то есть на следствии, сдать заказчика. А кто это допустит. У заказчика знаешь сколько бабла. Если он почувствует такой кипиш пошлет еще киллеров что бы меня убрали по-тихому. Сам виноват. Засветился. Так что оставь я тебя, и мне крышка. Усекла?

– Да.

– Ну, куда двинем?

– Подождите. Я стишок вспомнила! – сказала она с широко открытыми от испуга глаза-ми.

– Не длинный? – с нотками недовольства спросил киллер.

– Нет.

– Рассказывай голуба.

Девушка напряглась как-то вымученно улыбнулась и развела руками.

– Опять забыла.

– Вот видишь, сама у себя пару минут жизни украла. Ну ладно, пару минут я тебе подарю. Может, в толчек, в смысле в туалет перед смертью хочешь?

– Хочу.

– Ну, пойдем, только не закрывайся. Я ногу поставлю, смотреть не буду.

Они прошли в туалет. Она села посидела и встала.

– Что? Никак?

– Я при вас не могу.

– Мужчин боишься, поди, и девочка еще?

Настя, молча обреченно, кивнула. Глаза ее были потухшие и как бы закрыты поволокой и никаких мыслей в них не отражалось.

– Блин! Ну и работа у меня. Что зажалась?

– Так.

– Выпить есть?

– Есть. Водка. Вот тут в шкафчике, – торопливо пробормотала девушка, делая непроиз-вольное движение всем телом к кухонному гарнитуру.

– Не палёнка?

– Нет.

– Давай. Для храбрости.

Настя потянулась, достала дорогую мариинскую водку, которую предпочитал дядя. Литровая бутылка была початая, но около трех четвертей в ней еще было.

– Этот, которого я сегодня замочил …что? Заслужил, – сказал киллер, как бы разговаривая сам с собой, – воруют, не могут договориться. Как пауки в банке друг друга заказывают. Наливай,… наливай, полный стакан. Вот! Нормалек! Вон туда отойди в угол подальше, чтобы не слиняла, пока я пью.

Он размашисто одним залпом выпил две трети. Поставил остальное на стол.

– Офигенное пойло! Держи! – Он подвинул ей резко остатки водки, – Не брезгуй, пей из моего, тебе уже теперь все равно. Давай.