Или компанию Бристы.

С этой голубоглазой девочкой он познакомился на уроках. Она была из семьи Судей, потому он её раньше и не видел. Дети этой семьи предпочитали играть отдельно. На уроках Байомина посадили рядом с ней, и он сразу влюбился. Как говорится – до кончиков ушей. Несколько Сезонов ходил на уроки к Судьям и лишь в конце прошлого, после нескольких бессонных ночей, признался Бристе, что любит её. Каково же было удивление, когда дочь судьи ответила взаимностью, да ещё и отругала за нерешительность.

Байомин забрался в кабину одного из экскаваторов. Закрыл за собой дверь и сел в кресло. Ещё не так давно он любил играть, будто эта машина была на ходу. Он представлял, как ездил на ней по городу и убивал выпрыгивающих отовсюду зверей. И особенно Вожака и Серого.

Теперь же он сел в кресло и ему стало стыдно играть. Будущий разведчик откинулся на задубевшее сидение, закинул ноги в унтах из тюленьей кожи на приборную панель. Закрыл глаза и унёсся в воображаемый мир. В тот мир, где он и Бриста были главными действующими лицами всей вселенной.

Главный разведчик вернулся с Совета в подавленном настроении, этого не заметил бы только мёртвый. Он молча прошёл к кровати и сел.

– Неужели всё так плохо? – поинтересовался Зайрик, средний сын.

В доме стало тихо, словно звук выключили. Даже малышня перестала вопить и пытаться догнать друг друга, сгрудились кучкой вокруг котла электроводонагревателя. Гтирер и Бримо возились с трупом в задней части дома, потому тишину не заметили. Когда, наконец, и они поняли, что стало подозрительно тихо, старший брат решил проверить, чем вызвано молчание. Он вытер руки о только что снятую с мертвого бойца одежду и вышел в жилую зону.

– Отчего такое безмолвие? – Гтирер обвёл комнату взглядом. – К нам прокрался зверь?

Домочадцы, будто по команде, посмотрели на главного разведчика. Флор почувствовал взгляд. Что-то проворчав под нос, медленно поднялся.

– Что, старый, произошло? – с нескрываемым презрением в голосе спросил старший сын.

Главный разведчик холодно посмотрел на Гтирера.

– Ничего хорошего, – буркнул он. – Тебя Дидли ждёт. Причём срочно. У него есть для нас задание.

– Я не могу, – Гтирер направился обратно в нежилую половину дома. – Пусть Зайрик сходит.

Средний брат открыл рот возмутиться, почему это старший перекидывает свою работу на него, но отец перебил:

– Он сказал, чтоб пришёл именно ты, и при этом срочно.

«Неужели Дрина проболталась?!» – на секунду в душе разведчика похолодело.

В следующее мгновение он откинул эти мысли. Если бы жена убитого проговорилась, то уже пожаловали бы человек двадцать бойцов с самыми серьёзными намерениями.

– Хорошо, – голос Гтирера повеселел. – Сейчас пойду. Кстати, а ты куда это собрался?

Флор взял оружие, насыпал в сумку патронов.

– По делам, – коротко и холодно ответил отец. Старший сын решил не спрашивать, что замыслил папаша. Понял, тот всё равно не ответит.

Бримо, конечно, не обрадовался, что далее возиться с трупом придётся самостоятельно. Он вообще уже начал жалеть, что взялся за это дело. Но Гтирер вскоре станет главным разведчиком, и с ним надо дружить. А то, что людоед и заставляет помогать ему в этом людоедстве…

«Такие мелочи можно и простить», – думал Бримо.

На улице стояла прекрасная погода. Туда-сюда сновал народ, под навесом громко ругались бабы. Жизнь кипела и бурлила, словно и не было никакого нападения зверей несколько часов назад. Гтирер бодро дошагал к дому судей. У крыльца чего-то дожидался Ихтин, друг детства. Когда-то они вместе с будущим столяром убегали за частокол, представляли, что охотятся на изгнанников. Вместе заигрывали с девчонками и вместе впервые попробовали пойло самогонщиков. Через всё детство прошла у них неразрывная дружба. Она сохранилась и сейчас, но лишь как дань традиции. Изменились интересы, у каждого появились цели в жизни. Вдобавок разные профессии наложили на каждого свой отпечаток.

Ихтин растолстел, заматерел. Жена нарожала ему прорву дочек, по две-три за раз. Частенько их похищали звери, но столяр к этому, казалось, привык. Да и жена не подводила, сразу восполняя потерю двумя-тремя новыми малышками.

Он стоял возле единственных в поселении часов – солнечных. Их циферблат был разделён на двадцать четыре деления, и тень от стоявшего в центре плоского треугольника указывала время. Бегать, смотреть который час было прерогативой детворы.

Поболтав с другом детства, Гтирер узнал, что Ихтин пришёл просить за одну из дочерей. Она затеяла под навесом склоку, в которой самогонщице сломали нижнюю челюсть и теперь ещё непонятно выживет ли она вообще. Судья, который рассматривал это дело, постановил, отрубить зачинщице на правой руке три пальца: большой, средний и мизинец. При таком раскладе дочь становилась обузой, ведь хватательная функция основной руки терялась. Ихтин же и пришёл оспаривать решение, находя его, по меньшей мере, зверским.

– А ты с тем судьёй, что выносил решение, разговаривал? – поинтересовался Гтирер.

– Первым делом, как утром узнал, так и побежал сразу к нему. Как я там только не распинался. Бесполезно. Сказал, что раз у самогонщицы есть шанс умереть, то и моя дочь этого заслуживает. Ты представляешь до чего дошло? Ровняют самогонщиков с нормальными людьми! Совсем… озверели, – намного тише сказал он последнее слово.

– Но ведь она может и выжить?! – Гтирер приподнял шапку и почесал затылок. – И что тогда? Получается, твоя дочь навсегда становится обузой, а та…

– Вот и я о том ему пытался втолковать, – развёл руками Ихтин. – Но знаешь же, насколько они тупоголовы. Ничего вокруг не видят!

– Думаешь, Дидли поможет?

– Если не он, то кто? – задал риторический вопрос друг детства.

Главный судья был в поселении последней надеждой. Если уже никто и ничто не могло помочь, то шли к нему. Зачастую, если он не мог помочь физически, то помогал советом, что в некоторых ситуация было гораздо важнее.

Ихтин остался у крыльца. Его должны были позвать. Гтирер поднялся, сообщить о том, что пришёл. Только поднёс руку к двери, постучать, как та сразу распахнулась. На пороге стояла Сия. Её лицо расплылось в улыбке, когда она увидела, кто пришёл.

– У меня такое есть тебе рассказать… – заговорчески защебетала она.

– Сия! – послышался строгий голос главного судьи. – Это разведчик?

– Да, пап, – звонко крикнула дочь. – Гтирер пришёл.

– Пригласи его ко мне, – последовало указание.

Сия отошла в сторону, сделала пригласительный жест рукой, а губы растянулись в счастливой улыбке, будто Гтирер принёс ей самый драгоценный подарок. Разведчик прошёл в дом. Первая часть, как и у остальных, отгорожена шкурой. Совет всегда заседал в третьей части, а весь немаленьких размеров дом разделён на восемь зон: учебную, для заседаний Совета, четыре жилых, хозяйственную и запасную. Последняя вообще была нонсенсом поселения. Лишь семья судей имела столько пространства в доме, что могла часть его не использовать.

– Пойдём, я покажу! – Сия взяла его за руку, и провела через жилую часть, туда, где заседал Совет.

За круглым столом, постукивая пальцами по столешнице, сидел Дидли. Перед ним потрескивала одинокая свеча. Гтирер сразу обратил внимание на открытый люк в углу. Без сомнения, он вёл в так называемую «Кладовую» судей, где по легендам хранились вещи первых поселенцев, а также то, что произвели ремесленники поселения.

Судьи игнорировали вопросы о том, что хранится в подземной комнате. Лишь иногда удостаивали людей смешком, из-за чего легенды только множились.

– Здравствуй, Гтирер, – поприветствовал разведчика главный судья. – Моя дочь, – кивнул на Сию. – Утверждает, что лучше, чем ты с этим делом не справится никто. Раньше мог бы твой отец, но он уже слишком стар.

– Я, конечно, польщён, – на секунду сконфузился разведчик. – Но к чему эта лесть?

– Сейчас и сам всё поймёшь. Разговор будет, в том числе и об этом, – веско покивал Дидли. – Присаживайся.