— Прости, Брайан, но знаешь ли, дело в тебе. Не совсем в тебе, конечно, и по большей части не в тебе конкретно, и с моей стороны было совсем нечестно так поступать, но раз со мной решили обращаться как с преступницей, я должна вести себя подобающим образом.

Брайан покачал головой:

— Ты же знаешь, у нас есть второй ключ.

— Им будет трудно воспользоваться, если замочная скважина уже занята, — ответила Тиффани, — но давай посмотрим на это с другой, более светлой стороны. Я под замком, что, я уверена, многим понравится, а что до ключа, о котором ты беспокоишься — это незначительные детали. Вот видишь, полагаю ты просто неверно смотришь на вещи. Я в безопасности, в темнице. И это не меня здесь заперли, а я заперлась от вас. — Вид у Брайана был такой, будто он был готов расплакаться, и она подумала: «Нет. Я не могу так с ним поступить. Он всегда был добр ко мне. И сейчас тоже пытался быть добрым. Он не должен терять работу просто из-за того, что я сообразительнее. И кроме того, я всегда знала, как отсюда выбраться». Это довольно простой факт — люди, которые имеют собственную темницу, сами не часто проводят в ней время. Поэтому она отдала ключ обратно.

Его лицо просветлело.

— Мы скоро принесем тебе еду и питье, — сказал он, — Нельзя же все время жить на одних яблоках!

Тиффани уселась на солому.

— Знаешь, здесь довольно мило. Козы так смешно пукают. Это добавляет тепла и уюта. Нет, определенно, я не хочу питаться яблоками, но часть из них нужно будет перевернуть, иначе они сгниют. Поэтому я этим займусь на досуге. И кстати, раз уж я заперта здесь, то я не могу быть снаружи. И не могу делать снадобья, не могу обрезать ногти на ногах, не могу помогать. Как там, кстати, нога твоей матушки? Надеюсь, с ней все в порядке? А теперь, не могли бы вы уйти, потому что мне нужно воспользоваться дырой.

В ответ она услышала топот ног по лестнице. Это было довольно резко с ее стороны, но что еще ей оставалось делать? Она огляделась и подняла кучу старой и грязной соломы, которая очень давно сохраняла неприкосновенность. Внутри оказалось полно всякой живности, которая бегала, прыгала или ползала. Вдруг, когда берег оказался чист, вокруг нее возникли головы Фиглов в осыпающейся соломенной трухе.

— Приведите, пожалуйста, моего адвоката, — весело заявила Тиффани. — Полагаю, ему понравится тут работать…

Для юриста, Жаб проявил максимум энтузиазма, узнав, что за услуги ему будут платить жуками.

— Думаю, мы начнем с незаконного задержания. Судьям редко нравятся подобные вещи. Если кого-то нужно поместить под стражу, то это должны делать они.

— Э, вообще-то я сама здесь заперлась, — пояснила Тиффани. — Разве это считается?

— Я бы об этом в данный момент не беспокоился. Тебя принудили силой, твою свободу перемещения ограничили и напугали.

— Ну уж точно нет! Я как раз была чрезвычайно взбешена!

Жаб слизнул языком пробегавшую мимо сороконожку.

— Тебя допрашивали два представителя аристократии в присутствии своих солдат, не так ли? Тебя об этом никто не предупредил заранее? Никто не зачитал тебе твои права? И ты говорила, что Барон принял на веру бездоказательные заявления о том, что ты убила его отца, кухарку и украла деньги?

— Полагаю, Роланд очень сильно пытался не принимать их на веру, — ответила Тиффани. — Кто-то просто ему соврал.

— Значит мы должны это опровергнуть, совершенно определенно. Ему не следует разбрасываться необоснованными обвинениями в убийстве направо и налево. Так он может влипнуть в крупные неприятности!

— Ох, — произнесла Тиффани. — Я не хочу причинять ему вреда! — Нельзя было сказать с определенностью, когда именно Жаб улыбается, поэтому Тиффани просто предположила. — Я сказала что-то смешное?

— Вовсе нет, правда, напротив — нечто грустное и одновременно забавное, — ответил Жаб. — Забавное, потому что, в данном случае, это ложка дегтя. Данный молодой человек выдвинул против тебя такие обвинения, которые в большинстве стран нашего мира привели бы тебя на плаху, и ты еще не желаешь причинять ему никакого вреда?

— Я знаю, это звучит сентиментально, но Герцогиня все время на него давит, а девица на которой он собирается жениться вечно на мокром месте, словно… — она запнулась. На лестнице ведущей из зала раздались чьи-то шаги, и они точно не были похожи на подкованные сапожищи стражников.

Это была Летиция, будущая невеста — вся в белом и в слезах. Она подошла к решетке камеры Тиффани, повисла на ней и принялась рыдать, причем не навзрыд, а с бесконечными поскуливаниями, шмыганьями носом, утираниями и без того насквозь мокрыми от слез кружевными манжетами.

Девушка даже не смотрела на Тиффани, она рыдала в ее направлении.

— Мне так жаль! Мне, правда, очень-преочень жаль! Что ты обо мне думаешь?

Вот она, явилась во всей красе, проблема всех ведьм. Единственное существование этой персоны заставило Тиффани, всего на один вечер, поразмышлять о возможности воспользоваться восковой фигуркой и булавками. Конечно она не стала этого делать, потому что подобных вещей делать нельзя, и на это очень неодобрительно смотрят остальные ведьмы, а еще это просто отвратительно и опасно, и сверх того, у нее просто не было под рукой булавок.

И вот это несчастное создание бьется перед ней в своего рода агонии, такая жалкая, будто вся ее надменность и гордость были смыты потоком горьких слез. Почему бы тем же потоком не смыть ее ненависть? А, и честно говоря, никакой особенной ненависти-то и не было, скорее нечто вроде несварения. Она давно знала, если нет светлых волос, то не бывать ей дамой общества. Потому что это просто противоречит всем известным сказкам. Просто она не хотела этого признавать.

— Я никогда не хотела, чтобы все зашло настолько далеко! — пробулькала Летиция. — Мне, правда, очень, очень жаль. Даже не знаю, о чем я только думала! — И по глупому кружевному платью потекли новые потоки слез, и… о, нет! На идеальном носике повисла капелька.

Пораженная до глубины души Тиффани с ужасом наблюдала, как без того заплаканная девушка разразилась ручьями и… о, нет! Она не может так поступить! Нет, именно так она и поступила — она выжала платок на пол, который и без того уже был влажным от бесконечных потоков слез.

— Послушай, я уверена, все не так уж плохо, — Тиффани старалась не прислушиваться к неясному шороху, разносящемуся по камням. — Если б ты только на секундочку перестала реветь, то я уверена, мы бы во всем, чем бы оно не являлось, разобрались.

Это вызвало новые потоки слез и самый настоящий, старый добрый всхлип, который редко встретишь в настоящей жизни, до сего момента. Тиффани знала, что плачущие люди обычно говорят «буу-хуу» или так об этом писали в умных книгах. И никто никогда не говорил так в реальной жизни. Однако Летиция делала именно так, прицельно намочив всю лестницу. Но было и еще кое-что. Тиффани уловила задумки словно они были отчетливо и прямо произнесены, и хотя они были довольно влажными, они отпечатались в ее мозгу.

Она подумала: «Ух ты, правда?» Но прежде чем она смогла что-то ответить, снова послышались шаги на лестнице. В мгновение ока тут оказались Роланд, Герцогиня и несколько ее телохранителей в сопровождении Брайана, который выглядел очень озабоченным тем фактом, что чужие солдаты топчут его родные камни, и раз подобное осквернение святынь имеет место быть — он обязательно должен быть поблизости.

Роланд поскользнулся на влажном полу и осторожно обхватил руками, словно стараясь защитить, Летицию, которая слегка хлюпала и совсем неслегка подтекала. Герцогиня нависла над ними, заняв собой практически все свободное пространство, оставшееся для телохранителей, которым ничего не оставалось, как потесниться с недовольными друг другом рожами.

— Что ты с нею сделала? — потребовал ответа Роланд. — Как тебе удалось ее сюда заманить?

Жаб прочистил было горло, чтобы ответить, но Тиффани подло пнула его в бок ботинком.