— Не отпускайте ее! Она же улетит! Они так всегда делают!

Тиффани очень хорошо знала внутреннее устройство помещений замка. Местные все его знали.

Вниз по ступенькам находился внутренний дворик. Туда-то она и поспешила, чувствуя, что боль заволновалась и старается освободиться. Если хотите всегда держать ее в узде, о ней следует думать скорее как о животном, но это не надолго срабатывает. Скажем, не так долго… ну, прямо скажем, как сейчас.

Сержант возник за ее спиной, и она схватила его за руку:

— Не спрашивай зачем, — постаралась сказать она сквозь стиснутые зубы, — но быстро подбрось вверх свою каску!

Он был достаточно разумен, чтобы послушаться и словно суповую миску подкинул каску в воздух. Тиффани выпустила следом боль, чувствуя как нечто гладкое и пугающее вырвалось на волю.

Каска замерла в воздухе, словно ударившись о невидимую стену, и упала на мостовую, окутавшись облаком пара. Она была сплющена.

Сержант поднял то, что только что было шлемом и тут же выронил.

— Ой, она чертовски горячая! — Он уставился на Тиффани, которая, пытаясь перевести дыхание, стояла прислонившись к стене. — И ты каждый день забирала подобную боль?

Она приоткрыла глаза.

— Да, хотя обычно у меня было вдоволь времени, чтобы найти нечто, куда ее выпустить. Вода и камни не очень подходят, а вот металл в самый раз. И не спрашивай почему. Если я буду пытаться разобраться в том, как это работает, в следующий раз может не получиться.

— А еще я слышал, что ты можешь делать всякие штуки с огнем. Это правда? — восхищенно добавил Брайан.

— С огнем работать просто, если только с головой все в порядке. А вот с болью… боль сопротивляется. Боль — живая. Боль враждебна.

Сержант осторожно потрогал каску, в надежде, что теперь она достаточно остыла, чтобы ее подобрать.

— Нужно будет позаботиться, чтобы выправить вмятину до того, как это увидит босс, — начал было он. — Ты же знаешь, как он придирается к внешнему виду… Ох! — И он уставился под ноги.

— Да, — как могла ласково сказала Тиффани. — К этому нелегко привыкнуть, да?

Без дальнейших слов она подала ему носовой платок, и Брайан высморкался.

— Но ты же умеешь отбирать боль, — обратился он к ней, — значит, ты можешь…

Тиффани подняла руку:

— Ну-ка перестань! — ответила она. — Я знаю, о чем ты собираешься спросить, и мой ответ «нет». Вот если ты отрубишь себе руку, я могу заставить тебя забыть об этом, пока ты не начнешь ужинать, но штуки вроде боли от потери, горечи и печали? Этого я не могу. И даже не буду пытаться. Есть нечто, что зовут «утешением», и мне известна единственная особа на свете, которая на него способна, но я даже не собираюсь ее просить научить меня. Это слишком сложно.

— Тифф… — Брайан замялся и оглянулся по сторонам, словно ожидая, что сейчас тут объявится сиделка и начнет пихать его в спину.

Тиффани ждала: «Пожалуйста, только не спрашивай, — думала она. — Ты же знаешь меня всю жизнь. Ты же думаешь, что я…»

Брайан смотрел на нее умоляющим взглядом:

— Ответь, ты… что-нибудь взяла? — Его голос понизился до шепота.

— Нет, конечно же, — ответила Тиффани. — У тебя что, черви сожрали мозг? Как ты мог о таком только подумать?

— А я и не думал, — ответил Брайан, зардевшись от смущения.

— Что ж, тогда все в порядке.

— Полагаю, мне нужно все устроить, чтобы дать знать молодому хозяину, — еще раз громко высморкавшись, произнес сержант, — но все, что мне известно: он отправился в город со своей… — вновь смутившись, он замолчал на полуслове.

— Со своей пассией, — спокойно закончила Тиффани. — Знаешь, при мне можешь говорить о ней смело.

Брайан кашлянул:

— Ну, ты знаешь, мы тут думали… ну, думали, что ты и он, вы были, ну… ты знаешь…

— Мы всегда были всего лишь друзьями, — ответила Тиффани, — и закончим на этом.

Она чувствовала жалость к Брайану, даже несмотря на то, что тот слишком часто открывал рот, не посоветовавшись с головой, поэтому потрепала его по плечу:

— Слушай, почему бы мне не прогуляться на помеле до города и не поискать его?

Он едва не упал на землю от облегчения.

— Ты правда, можешь это устроить?

— Ну конечно. Вам тут многое нужно уладить, поэтому я сниму часть забот с твоих плеч.

«Хотя, в этом случае эти заботы становятся моими», — подумала она, поспешив обратно через весь замок. Новость уже распространилась. Люди стояли группами, плакали или выглядели очень расстроенными. Едва она хотела уйти, как на нее наткнулась повариха:

— Что же мне теперь делать? У меня же для бедолаги готовится ужин!

— Значит, сними его, пока не сгорел, и отдай тем, кто нуждается в ужине, — быстро ответила Тиффани. Было важно сохранять отвлеченный и деловитый настрой. Люди в шоке. Когда будет время, она тоже впадет в шок, но прямо сейчас важно встряхнуть людей, чтобы выбить их в реальный мир.

— Все вы, ну-ка послушайте меня, — ее голос эхом отозвался от стен центрального зала. — Это правда, ваш барон умер, но у вас по-прежнему есть барон! И вскоре он будет здесь со своей… леди, и ваша обязанность безупречно подготовить для них это место! Вы знаете, что вам нужно делать! Принимайтесь за работу! Приберитесь здесь хорошенько в добрую память о старом бароне.

Это сработало. Как всегда. Если говорить уверенным тоном, словно знаешь, что делать — всегда приводил вещи в порядок, особенно, если обладательница этого голоса носит черную остроконечную шляпу. Внезапно все нашли себе дело.

— Полагаю, ты решила просто уйти и забрать это, не так ли? — раздался за спиной голос.

Тиффани выдержала секундную паузу прежде, чем обернуться, и, обернувшись, она улыбалась:

— А почему, мисс Безызъянц, — спросила она. — вы до сих пор здесь? Может, вы хотите помочь вымыть полы?

Сиделка была само воплощение гнева.

— Я никогда не мою полы, ты никчемная маленькая…

— Да, вы никогда ничего не делаете, не так ли, мисс Безызъянц? Я давно это заметила! А вот мисс Росинка, которая была до вас, та могла бы помочь вымыть пол. Да так, что вы могли бы увидеть в нем свое отражение. Хотя в вашем случае, мисс Безызъянц, полагаю, знаю, почему к вам лучше не общаться с подобной просьбой. Или мисс Попрыгунья, которая была до мисс Росинки, та не только мыла, но и натирала пол песком. Белым песком! Она преследовала грязь везде, где могла, словно терьер лису!

Сиделка открыла было рот, но Тиффани не дала ей возможности вставить ни слова:

— Кухарка сказала мне, что вы очень набожная дама, всегда стоите на коленях, и я это очень ценю, очень. Но почему вам не пришло при этом в голову взять в руки тряпку и ведро с водой? Людям не нужны молельщицы, мисс Безызъянц. Им нужно, чтобы вы помогли сделать работу, которая находится у вас под носом, мисс Безызъянц. Вы мне надоели, мисс Безызъянц, и особенно ваш чудесный белоснежный халат. Думаю, Роланд в восторге от его белоснежности, а вот я — нет, мисс Безызъянц. Потому, что вы никогда не позволяете ему испачкаться.

Сиделка подняла руку:

— Я сейчас тебя ударю!

— Нет, — уверенно ответила Тиффани. — Не посмеете.

Рука замерла на месте.

— Да меня никогда в жизни так не оскорбляли! — закричала разъяренная сиделка.

— Правда? — спросила Тиффани. — Я искренне удивлена. — Она развернулась на каблуках, и, оставив сиделку стоять, направилась к юному стражнику, который только что появился в зале. — Я давно тебя приметила, но не знаю, кто ты. Представься, пожалуйста.

Рекрут сделал попытку отдать честь:

— Престон, мисс.

— Скажи, Престон, Барона уже перенесли в склеп?

— Да, мисс, и я принес туда же лампы, немного тряпок и ведро теплой воды, мисс, — он улыбнулся, заметив выражение ее лица. — Когда я был маленьким, моя бабуля занималась подготовкой к погребению, мисс. Если пожелаете, я мог бы помочь.

— Бабуля разрешала тебе помогать?

— Нет, мисс, — ответил юноша. — Она говорила, что мужчинам нельзя заниматься такими вещами, пока у них нет диплома доктрины.