* * *

Утро по воскресным меркам было раннее – около десяти часов, – аттракционы ещё не работали, и старый парк дремал, наслаждаясь тишиной. Солнечные лучи тянулись к земле сквозь «оконца» в кронах раскидистых деревьев – казалось, что испещрённые тенями и солнечными бликами дорожки устланы коврами с незамысловатым двухцветным рисунком. Ещё не опалённая летним зноем шелковистая зелень нежилась в утренней прохладе. Уходящий май радовал солнечными деньками, словно извиняясь за хмурую, дождливую весну.

Шагая по аллее вместе с дочерью и зятем, Марья Ивановна вдруг вспомнила другой поход в парк, совсем не похожий на этот: вместо раскидистых деревьев – саженцы; аттракционов – раз-два и обчёлся. Было это почти четверть века назад. В Дубровинке только открылся новый парк, и Марья Ивановна повела туда своих девчонок. Дочери бегали по дорожкам и смеялись, а она еле сдерживала слёзы. Терзала обида на мужа, который недавно бросил её. А ещё больше мучил страх. Как же она будет теперь одна с тремя детьми? И не на кого надеяться, не от кого ждать помощи. Но она не хотела выглядеть перед своими девчонками угрюмой и несчастной и заставляла себя улыбаться бегающим вокруг неё дочерям. Именно в то майское утро, на залитой солнцем аллее, она – женщина, которой было чуть больше тридцати, – впервые в жизни почувствовала себя старухой. А когда на притворную улыбку не осталось никаких сил и рыдания уже подступили к горлу, пятилетняя Надюшка подбежала к матери и, глядя на неё восторженными глазёнками, воскликнула: «Мамочка, ты такая красивая!». Жизнь мгновенно преобразилась: тоска отступила, душа ожила. Мария почувствовала себя молодой и счастливой.

– Мама! – голос взрослой дочери вернул её в настоящее. – О чём ты задумалась?

– Вспомнила, когда вы были маленькими. Ты помнишь, как мы первый раз пошли в новый парк?

– Смутно. Больше всего запомнилось, как нам не хватило денег на мороженое, и ты стала предлагать продавщице свой проездной билет. Она отказалась, и мы начали плакать. Тогда один мужчина купил нам всем мороженое. А тебе было так неудобно…

Павел перебил жену:

– Касса уже открылась. Идёмте покупать билеты.

(«И тут он влез! Поговорить с дочерью и то нельзя!») Марья Ивановна украдкой вздохнула и с деланной улыбкой произнесла:

– Пойдёмте.

* * *

После аттракционов Павел повёл дам в кафе. «Ты гляди, разошёлся! – поразилась Марья Ивановна, глядя на стол, накрытый с царственной щедростью. – Решил откормить напоследок». А когда зять прямо-таки с отеческой заботой в голосе заметил: «Мама, что-то вы мало едите», – она чуть не подавилась.

Обходительность зятя в этот день не знала границ. Он лично закупил продукты тёще на дорогу. («Ты гляди, даже мои любимые булочки с маком не забыл». )

А когда Павел изъявил готовность подвергнуться жесточайшему испытанию, коим для мужских нервов является просмотр мелодрамы, тёща решила сделать ответный жест благородства: предложила посмотреть идущий в соседнем зале боевик. Зять воспротивился – должно быть из упрямства, которое накатывает на человека, если ему не дают совершить подвиг. Поединок великодуший на фоне слёзно-кулачных афиш затянулся, но до рукопашной, к счастью, не дошло – тёщин дух противоречия оказался более уступчивым.

Только они, купив билеты, отошли от кассы кинотеатра, как перед ними, прямо на улице, разыгралось представление в жанре комического боевика. Актёрским составом – неожиданно для себя и уж тем более для окружающих – стала ничем не примечательная пятёрка мирно шествующих по улице обывателей. Возглавлял пятёрку пожилой, коренастый мужчина с таким властным лицом, что любой режиссёр не колеблясь доверил бы ему роль диктатора. Сопровождали «диктатора» две женщины лет пятидесяти, парень и девушка. «Диктатор» с умным видом разглагольствовал, остальные почтительно внимали. Когда компания проходила мимо киоска с мороженым возле кинотеатра, парень – высокий широкоплечий детина – просительным тоном обратился к «диктатору»: «Папа, дай денег на мороженое». Тот вытащил из кармана пиджака портмоне и стал отсчитывать деньги.

Вдруг одна из женщин – маленькая, кругленькая, с мелкими кудряшками – взмахнула кулачком и с воплем: «Не бывать больше этому!» – схватила парня за руку и потащила к дороге. Девушка бросилась за ними.

– Что ты делаешь, мама? – пролепетала она дрожащим голосом.

– Я делаю из вас людей! Такси, такси! – закричала женщина, взмахнув свободной рукой.

Напротив них затормозил автомобиль с «шашечками». Кругленькая женщина открыла заднюю дверцу и втолкнула в машину парня, а затем и девушку. Сама же уселась на переднее место, но закрыть дверь не смогла – помешал «диктатор».

– Что это значит?! – рявкнул он.

– Я их забираю! Они будут жить у меня! – крикнула женщина.

– Никуда вы не поедете! – заявил «диктатор» и, открыв заднюю дверцу, приказал молодым: – Выходите!

Испуганная девушка послушно выскользнула из машины. А следом за ней стал вылезать ошалелый детина. Но кругленькая женщина выскочила из такси и втолкнула его обратно. Разъярённый «диктатор» отпихнул её и стал вытаскивать парня. Женщина велела девушке сесть на переднее место, а сама вырвала парня из диктаторских лап, затолкала в машину и плюхнулась рядом. Дверца захлопнулась, такси унеслось.

«Диктатор» выругался и пошёл по улице. Оставшаяся спутница, бросая на него испуганные взгляды, послушно засеменила следом.

Павел ухмыльнулся и сказал: «Ну вот, мама, боевик мы уже посмотрели. Теперь будем смотреть мелодраму».

В день отъезда зять был подчёркнуто хмур, но Марья Ивановна без труда раскусила эту военную хитрость. «Кого ты обмануть хочешь! – мысленно посмеивалась она над зятем. – А то я не знаю, чего ты такой мрачный. Маскируешься. Боишься радость показать – вдруг тёща назло останется. Хотела бы я на тебя посмотреть, когда ты с вокзала будешь идти. Тоже мне, конспиратор! Морду кривит, а улыбка наружу так и рвётся. До чего же они глупые, эти мужики!»

Уходя на работу, Павел с порога выдал тёще наставление:

– Смотрите, мама, чтобы к двенадцати были у двери в полной готовности.

Она проворчала:

– Я-то буду, гляди, сам не опоздай. А то один уже подвёз – еле поезд догнали.

– Не волнуйтесь. В этот раз обойдёмся без приключений. Надя! Поторопись!

– В общем, так, мамуля, – сказала дочь, надевая тонкую ветровку. – Если до двенадцати меня не будет, езжайте сами, а я приеду на вокзал.

Когда молодые ушли, Марья Ивановна сложила вещи в чемодан и задумалась: чем бы заняться? «Может, борщ сварить? Зятёк меня хоть и не любит, а борщи мои лопает с удовольствием. Жрать они все горазды!»

Любитель тёщиного борща явился без четверти двенадцать. Обнаружив тёщу в кухне у плиты, он испуганно закричал:

– Что вы делаете, мама?! Опоздаем же!

– Чего ты паникуешь? – спокойно сказала Марья Ивановна, ложкой помешивая кипящий борщ. – Ты когда велел мне быть готовой? В двенадцать. Вот и не дёргайся!

Накрыв кастрюлю крышкой, она выключила газ и пошла собираться.

Без пяти двенадцать она с чемоданом и корзиной была уже в прихожей. Зять с улыбкой гостеприимного хозяина стал открывать дверь.

– Погоди, – остановила его тёща. – Присядем на дорожку.

Она села на чемодан, а Павел – на тумбочку для обуви.

– Ты не обижай Надюшку, – попросила Марья Ивановна. – Она у меня такая слабенькая…

– Что вы опять придумываете! – разозлился Павел. – Никакая она не слабенькая! И с чего вы взяли, что я её обижаю?

– Может, я не так выразилась… Я хотела сказать: жалей, помогай.

– А я разве не помогаю?

– Что-то я этого не заметила.

– Так вы сами за всё хватаетесь, мне и делать ничего не остаётся.

– Значит, тёща плохая, что готовит тебе, убирает, стирает…

– Я же вас не заставляю.