– Так мне Надюшку жалко – всё на ней.

– Да вам лишь бы ко мне придираться!

– А что я такого сказала? Всего лишь попросила, чтобы с дочкой был поласковей.

– Думаете, я не знаю, что вы её против меня настраиваете?

– Что ты врёшь? Ты сам на всех волком смотришь! Ходишь, как…

От слова «мурло» тёща в последний миг удержалась, но это уже не могло остановить пожар войны. Слишком долго копился порох в пороховницах; слишком плотно колчан был набит стрелами взаимных претензий; слишком ретиво затаённая агрессия искала повод к войне – столкновение было неминуемо.

Засвистели отравленные стрелы – тёща припомнила зятю и диван с телевизором, и монстра, и вечно надутую физиономию, и прошлогодний пьяный дебош. Зять тоже не экономил ядовитые стрелы, приправленные журналистским красноречием, и в конце своей злопыхательской речи обозвал тёщу интриганкой и склочницей. Конечно, Марья Ивановна была не настолько глупа, чтобы считать себя идеальной тёщей, а неприязнь зятя вовсе не была для неё откровением, но это несправедливое обвинение возмутило её до глубины души.

«Воздаяние почестей» было в самом разгаре, когда входная дверь стала медленно открываться… и скандалисты увидели Надю с выражением непритворного ужаса на лице.

– Я знала, что вы друг друга недолюбливаете, – пробормотала она дрожащим голосом. – Но я и представить не могла, что вы так друг друга ненавидите.

– А чего ж она…

Павел не успел договорить. С криком «Ты у меня сейчас получишь!» тёща выхватила из кладовки швабру не иначе как с целью нанести оппоненту оскорбление действием. Зять, не мешкая, поменял дислокацию и менял её каждую четверть секунды, уворачиваясь от выпадов разъярённой тёщи. Она преследовала его с азартом разгорячённого охотника. Терять ей было нечего: мосты сожжены, отступать некуда. А коль так, врезать ему как следует на прощание, чтоб не наглел и не зарывался! Однако враг был хитёр. Сообразив, что в тесной цементной коробке плотного контакта со шваброй ему не избежать, он выскочил из квартиры и помчался вниз по лестнице. Тёща бросилась вдогонку. И хотя её пульс метался, как зверь в клетке, она решила не останавливаться, пока зять не получит по заслугам.

Конечно, Павел не ожидал, что тёща отважится продолжить «конструктивный диалог» на улице – такой у него был ошарашенный вид, когда она со шваброй выскочила из подъезда. Откровенно говоря, Марья Ивановна и сама уже была не рада, что «вынесла сор из избы», но оскорблённое самолюбие жаждало отмщения. Павел выхватил из кармана ключи и рванулся к своей тёмно-зелёной «тойоте», припаркованной во дворе. Марья Ивановна хотела догнать его, но неожиданно кто-то сзади схватил швабру за конец ручки. Оказалось, что это Надя. Не отпуская швабру, она, будто на поводке, подвела мать к машине и приказала мужу, который уже завёл двигатель:

– Выходи!

В её тоне было пугающее спокойствие доведённого до крайности человека, и Павел безропотно подчинился.

– Сейчас вы поедете со мной и будете вести себя, как цивилизованные люди, – сказала Надя. – А если вы не послушаетесь, вы для меня больше не существуете.

Она бросила швабру и села за руль.

Смерив зятя негодующим взглядом («Довёл девчонку, подлец!»), Марья Ивановна вместе со шваброй полезла в машину. Павел уселся на переднее место.

– Чемодан же забыли! – спохватился он, когда машина выехала со двора.

– И правда! – всполошилась Марья Ивановна.

– Он тебе не понадобится, мама. Ты никуда не поедешь! – заявила Надя.

Павел дёрнулся так, что чуть не оборвал ремень безопасности, и прохрипел: «Почему?!»

– Что ты задумала, доча? – с беспокойством спросила Марья Ивановна.

– Скоро сами всё узнаете! – ответила Надя.

* * *

Вместо вокзала они приехали к зданию, имеющему самое непосредственное отношение к железной дороге. Выйдя из машины, Павел и Марья Ивановна в недоумении уставились на застывшую в камне музыку – так поэтически величают всякое мало-мальски приличное архитектурное сооружение. Словно окаменев, стояли две фигуры перед «каменной музыкой» с величественными колоннами, скользя изумлёнными взглядами по выступающим каменным буквам надписи: «Дом культуры железнодорожников». Секундная стрелка протанцевала полукруг, прежде чем тёща и зять очнулись.

– Что это значит?! – изумлённо спросил Павел жену.

– Сейчас узнаете. Мама, оставь швабру в машине.

– Ни за что! – воспротивилась Марья Ивановна. – Пока этот тип рядом, я швабру не брошу!

Дочь не стала спорить и молча направилась ко входу. Мать и муж нехотя побрели следом. Поднявшись на второй этаж, они вместе с Надей вошли в небольшую комнату, похожую на школьный класс во время уборки. Столы сдвинуты в центре, на них волнами лежат отрезы бежевой материи. В дальнем углу комнаты – куча стульев. У стены, где дверь, длинный шкаф. На другой стене – большой календарь 2003 года, похожий на картину с весенним пейзажем. Возле одного из окон – конструкция, имитирующая стремянку: стол и на нём – стул. Людей в этой комнате не было.

– Куда ты нас притащила? – спросил Павел жену.

Она ответила:

– На курсы.

– Какие курсы? Кройки и шитья?

– Нет, на курсы общения, – раздался позади них женский голос.

Все трое обернулись и увидели, что в комнату входит молодая женщина, примерно того же возраста, что и Надя.

– Меня зовут Нелли, – представилась она. – Я психолог.

– Запишите их на ваши курсы, – попросила Надя.

– Чего?! – испугалась Марья Ивановна. – Мы не психи!

– Да! – решительно поддержал тёщу Павел.

– Хоть в чем-то вы солидарны, – прошипела Надя.

Павел хотел уйти, но жена схватила его за руку:

– Ты забыл, что я вам сказала?!

Супруг возмутился:

– Да ты что, меня идиотом считаешь?! У меня с головой всё в порядке, и никакие психологи мне не нужны!

– И мне! – заявила рассерженная Марья Ивановна. – Ты меня, доча, так не оскорбляй!

– Никто не сомневается в том, что вы нормальные люди, – заверила их Нелли. – Это большой предрассудок нашего общества – считать, что к психологу обращаются только сумасшедшие. Не нужно относиться к психологии с предубеждением. Вы поймите, психолог – это человек, который лучше остальных знает человеческую природу.

– Мы свою природу сами знаем! – отрубила Марья Ивановна. – И сами в своих делах разберёмся!

Нелли улыбнулась и предложила:

– Если вас так пугает слово «психолог», считайте меня лектором.

– Не надо нас дурить! Мы же не идиоты!

– Вот именно! – снова поддержал тёщу Павел. – Не нужны нам ваши курсы!

Надя рассердилась:

– Ну, от тебя, Павел, я этого не ожидала! С мамой всё понятно: их поколение напичкано предрассудками выше крыши. Но ты-то современный человек.

Забыв о междоусобной распре, недруги выступили единым фронтом против общего врага – психолога и примкнувшей к нему Нади. Не возражая и не перебивая, Нелли выслушала их, а когда они умолкли, попросила:

– Пожалуйста, помогите мне повесить шторы.

– Неужели великий знаток человеческой природы сам не может это сделать? – съехидничал Павел.

– Не могу, – ответила Нелли. – Не достаю до багета. Я хотела взять стремянку, но завхоз куда-то исчез.

– Павел, не вредничай, помоги! – велела Надя.

Тот с хмурой физиономией полез на самодельную «стремянку». Нелли взяла со стола штору и подала ему.

Скептически наблюдая, как зять цепляет материю зажимами на кольцах багета, Марья Ивановна посоветовала психологу:

– Бросайте вы это дело! А то попадётся вам такой вот… – определение заменил презрительный кивок в сторону зятя, – он вам все нервы измотает.

– Или такая вот! – не остался в долгу Павел, вкладывая в интонацию то, что тёща выразила кивком.

Надя, чтобы разрядить обстановку, спросила психолога:

– А почему вы решили повесить шторы, а не жалюзи?

– Для уюта, – пояснила Нелли. – Чтобы интерьер больше напоминал домашний…