Так случилось, что в городе всё ювелирное дело принадлежало мусульманскому клану. Ювелиры в просторных и длинных светлых платьях с аккуратными, в цвет им шапочками, с бородами без усов, с крашеными хной ладонями заходили друг к другу, вежливо кланяясь, снимали перед входом обувь. Обычно они приходили, чтоб выпить чаю, или обменяться поделочными камнями.

Анатоль подружился с одним из них. Ему было чуть больше тридцати, его звали Шахид. Он был очень доброжелательным, улыбчивым и гостеприимным. И, как ни странно, не слыл обманщиком. Анатоль часами просиживал в его прохладной лавке и разглядывал в лупу драгоценные камни, которые тот хранил буквально килограммами. Аквамарины, рубины, изумруды, сапфиры – различных оттенков и величины сверкали на белых холщовых салфетках тем благородным холодным блеском, которым могут сверкать только натуральные камни. Но особенно Анатоля поражали топазы, раухтопазы, аметисты и цитрины. Их в Индии добывали в большом количестве, и они не считались особо ценными. Таких огромных камней, иногда в триста карат, великолепной огранки он никогда не встречал прежде. Шахид продал ему их несколько и некоторые подарил в знак дружбы.

Анатоль много почерпнул у него знаний в части ювелирного дела, научился распознавать подделки и имитации камней, узнал секреты драгоценных сплавов. Однажды он обнаружил в мастерской несколько запылённых томов книг на арабском языке.

– О чём эти книги?

– О, это учебники по алхимии. Они достались мне от деда.

Анатоль еле упросил друга продать ему пару книг. Позднее он специально выучил арабский, чтобы можно было их прочесть. В книгах, кроме прочего, были советы по обогащению руд.

Сегодня Анатоль надумал заняться бирюзой, великолепный образец которой он также купил когда-то у Шахида.

Никто не мог бы убедить Анатоля, что камни – всего лишь безжизненные минералы. Уж кто-кто, а он знал, что они живут в особом ритме. У них есть своё дыхание: примерно один вдох за год. Они способны двигаться. В древних книгах описывались случаи самопроизвольного передвижения больших каменных глыб на равнинной местности, без вмешательства человека – по непонятным ему причинам. Иногда древние сакральные плиты буквально «вырастали» из-под земли. Камни лечили, камни спасали от заклятий, растолчённые до порошка, принимаемые вовнутрь помогали при разных хворях.

Бирюзу Анатоль ценил особенно. В природе она не встречается в больших размерах. Бусы из крупных камней, которые местные торговцы на острове «втюхивали» доверчивым туристам как натуральные, были в лучшем случае из хризоколлы. Или склеенными из бирюзовой пыли; в худшем – это была не бирюза, а крашеная под бирюзу пластмасса.

Когда-то, путешествуя в самой глубине континента Южной Америки, ему довелось увидеть древние ритуальные маски ацтеков из человеческих черепов, инкрустированные бирюзой. Уже в те доисторические времена о необыкновенных её свойствах было известно шаманам. Бирюза считалась символом непобедимости воинов, талисманом влюблённых и, как ни странно, отшельников. Только в полном, длительном одиночестве обладателю этого камня удавалось проникнуться его волшебными свойствами. Анатолю она помогала постигать тайные знания в его медитациях.

Он любовно разложил перед собой несколько крупных (диаметром примерно в два с половиной сантиметра) камней иранской бирюзы. Нежно голубого – самого ценного цвета. Потом приказал Сэму выловить молодого индюка во дворе. Тот должен будет проглотить камни. А потом, когда бирюза обогатится, камни наберут ещё больше цвета и яркости – индюк (без бирюзы) пойдёт в суп.

– Вот так, всё в этом мире существует для чего-то. Всему своё назначение.

Мариетта узнала от Роя, что на днях Кресс возвращается домой.

– Когда точно, не скажу тебе, подруга, но на этой неделе должен быть обязательно, так он мне написал.

Мариетте еле-еле удалось скрыть радость. Она попыталась принять равнодушный вид, но заблестевшие ещё больше, чем обычно чёрные её глаза и задрожавшие руки, теребившие недорогую тряпичную сумочку, всё выдали.

– Да ты не нервничай так, – Рой снисходительно похлопал её по плечу, – никуда он не денется. Я-то уж точно знаю: он на тебя запал.

– А я и не нервничаю, – ей удалось взять в себя в руки, и она чуть надменно как всегда выпятила подбородок.

Дома она принялась опять всё мыть и стирать. Работа спорилась: было ради чего стараться.

В аэропорту Пауль с нетерпением поглядывал на табло с расписанием прибывающих самолётов. Кажется, Гретхен прилетит без опоздания.

Наконец, двери между таможенным коридором и залом ожидания распахнулись. Стали появляться первые прилетевшие. Вдалеке он увидал стройный силуэт дочери в светлом кардигане. Рядом с ней мелькала крупная фигура какого-то рыжеватого парня. Вот они вдвоём подошли к дверям. Увидев отца, Гретхен приветственно замахала рукой. Но, оh mein Gott, как она похудела!

– Познакомься, папа, это мой друг Кресс. И ты представляешь, он живёт неподалёку от нас. В Европу, как и я, он летал, чтобы посмотреть на родину своих предков-голландцев.

– Но до Голландии я так и не долетел, – Кресс многозначительно посмотрел на Гретхен. Та захихикала с довольным видом.

Пауль пожал парню руку. Что ж, по крайней мере, было очевидно, что он не негр и не еврей.

– Кресс, как насчёт того, чтобы поужинать с нами? – Гретхен вся светилась: наконец она в полном окружении любящих её мужчин.

– Я не отказался бы.

«BMW» последней модели, который Пауль держал для торжественных случаев, мчал его и гостей в самый фешенебельный на острове ресторан. Прилетела его долгожданная дочь! И она казалась вполне счастливой! Может ли быть большая радость для отца?

За обедом под звуки негритянского джазового оркестра царила весёлая и непринуждённая обстановка: все слегка выпили белого вина и наслаждались салатами, раковым супом и устрицами. Как Гретхен соскучилась по свежим морепродуктам, кто бы знал!

Она оживлённо рассказывала отцу о своих впечатлениях. Как ни странно, Европа не произвела на неё ожидаемого впечатления. Она показалась ей такой, словно её вымочили в хлорке: невыразительная, скучная, слишком чистая. И её жители напоминали сонных мух. Никакого темперамента. То ли дело Стамбул! Вот это город!

Кресс внимательно поглядывал на девушку. В его взглядах Пауль видел любовь и восхищение:

– Пусть девочка играется пока. Разумеется, этот парень – не партия для неё, но для приятных встреч: почему бы нет?

После ужина Кресс и Гретхен поехали к ней. Пауль, сытый, слегка навеселе, счастливый видеть дочь в хорошем настроении, направился в мужской клуб сыграть партию-другую в преферанс.

– Я люблю тебя, Гретхен, – вечные, простые, самые важные в жизни слова. Они так и рвались с его губ. Про себя Кресс произнёс их сотню раз. А вслух так и не решался.

– Я тебя, кажется, тоже, – она почти готова была ему это сказать, признайся он её первым. Но он молчал. Молчала и она. А так ли обязательны слова, когда без них обо всём расскажут прикосновения, взгляды, поцелуи?

Мариетта сидела в самом мрачном настроении у Анны за остывшей чашкой кофе, курила сигару. Смотрела, не отрываясь, в одну точку на стене, чуть повыше копии «Молочницы из Бордо» Гойи. Такой странный – мрачный, безнадёжный, пристальный был у неё взгляд – Анна даже несколько раз всматривалась в то место, куда глядела Мариетта, но так ничего там и не заметила.

– Да ладно, тебе, подруга! Может, он ещё и не прилетел?

Молчание в ответ.

– Ну что, по рюмашке? Или, давай, я раскину карты?

– Ах, оставь свою дурацкую ворожбу. В те дни, когда я повстречала Кресса, ты уверяла, что согласно картам – это мужчина всей моей жизни! И что теперь? Прилетел – не прилетел? Когда доподлинно известно: он вернулся на остров. И не стремится меня видеть. Из-бе-га-ет. А значит, нашёл себе другую. Всё баста, никому из них веры нет. Будьте вы прокляты, мужики! – Она встала, подняла руки к небу и закричала это таким страшным голосом, что Анна перекрестилась.