– Ну, это уж слишком, – громко возмутился Иван, – давайте лучше еще раз отметим наш праздник.

Он прошел на кухню, открыл бутылку сухого вина, купленного не так давно в «нашем» магазине, взял три стакана и с этим вернулся в комнату. Поставил все это на стол, перед телевизором, включил свет и разлил содержимое бутылки по стаканам.

– Давайте теперь на посошок. С Праздником еще раз.

Иван и Анатолий выпили сразу по полному стакану, а Алла, надпив немного, стала размышлять о своем. Она, прихлебывая кислое вино, думала над тем, что могло быть там, в квартире Ольги, когда они оказались вдвоем. Ей рисовались картины одна ярче другой, и страстные объятия и горячие поцелуи и даже постельные сцены. Она думала о том, могла бы она оказаться на месте Ольги, и как бы она реагировала на ласки Ивана. Алла перевела взгляд с экрана телевизора и увидела профиль Ивана, спокойно наблюдавшего сцену беседы Штирлица и Миллера. Иван повернулся к ней лицом и хотел задать какой-то вопрос, но в это время Анатолий встал, потянулся с хрустом в суставах и объявил, что он идет спать. Алла пересела на диван поближе к Ивану, погасив в комнате свет.

– Я волновалась за тебя. Боялась, что ты не успеешь вернуться до комендантского часа, – вполголоса сказала она.

– Напрасны были твои волнения. Мы мирно беседовали про нашу родную Украину. Оказывается, мы были в одном и том же городе, Полтаве, и купались в одной и той же речке, Ворскле, но только в разное время, представляешь. Я ведь старше ее лет на пятнадцать или больше.

– Но это не мешало вам обниматься во время танцев.

– Ведь это был праздник для всех нас. Было хорошо и весело. Правда? Мы и с тобой танцевали и обнимались немного, ведь так? Но ведь это ничего не значит.

Да, к сожалению, – прошептала Алла, склонив голову и взяв Ивана за руку. Она положила его руку к себе на бедро и сильно прижала ее. Она знала, что Анатолий не мог видеть их из своей комнату, потому смело потянулась к Ивану и поцеловала его в губы. Иван нежно сдержал ее порыв.

– Пойдем спать, уже поздно.

Засыпая, Иван услышал грохот канонады где-то там, в горах. Минометные выстрелы и взрывы мин настойчиво приближались. Казалось, что все это происходит уже в микрорайоне, на футбольном поле стадиона. Что делать в такой ситуации? Бежать или идти некуда, остается уповать на Бога и счастливый случай. А все же интересно знать, где все это происходит? С этой мыслью сон сморил Ивана.

Утром над Кабулом было синее небо, тишина и покой нарушало только пение птиц, ароматы цветущих деревьев наполняли чистый горный воздух. Жизнь хороша! В ожидании своих коллег и машины с Дастагиром, Иван увидел выходящую из подъезда Ольгу. На ней было скромное темное платье, светлые волосы собраны в пучок. В руках была небольшая сумка. Она приветливо посмотрела на Ивана, как и на остальных коллег, собравшихся здесь. Всем сразу кивнула головой. В это время к торцу дома подъехала синяя «Волга» и из нее вышла Валентина Ивановна, гинеколог контракта, соседка Ольги по квартире.

«Значит, Ольга всю ночь спала одна в квартире, – заключил Иван, – жаль, можно было остаться на ночь». И тут же поправил себя. «Да, а сейчас на виду у всех мы бы вышли с Олей вместе как влюбленная парочка, ха-ха». Подъехал Дастагир и вся группа погрузилась в старенький джип.

По понедельникам приходила почта. Это вообще-то была непростая система, или как ее здесь называли, хитрая система. Со всех концов страны письма писали на единственный адрес в туркменский военный округ и далее контракт номер 1012. Это был номер контракта, где работал Иван и его коллеги-врачи. Письма запечатывали в обыкновенные конверты без почтовой марки, словом, как солдатские письма, но обязательно с указанием фамилии адресата и адреса отправителя. Что бы письмо прилетело в Кабул к понедельнику, оно должно попасть в почтовый ящик в Союзе не позже среды предыдущей недели. Здесь письма раскладывали по контрактам, и дежурный приносил их к месту сбора специалистов, то есть к углу блока, в котором жила большая часть врачей контракта. Обратные письма в Союз следовало отправлять также до среды и в этом случае они приходили в Москву к выходным. В другие города они приходили в разные сроки. Вот такая была конспирация. В письмах также не рекомендовалось писать о всякого рода происшествиях, обстрелах и иных подробностях быта, поэтому наши, проживавшие в Кабуле, нередко подменяли такого рода события условными словами. Например, интенсивные обстрелы заменяли щебетанием птиц, а взрывы – растущими фруктовыми плодами, чаще всего гранатами. Все остальное писать разрешалось.

Сегодня был понедельник, и была пора идти за письмами. Иван считал, что ему еще рано получать письма, так как прошло чуть меньше двух недель, как он прилетел в Кабул. Тем ни менее, Иван пошел к месту сбора, хотя бы для того, чтобы просто увидеть всех коллег вместе. Стояли группками, переговаривались в ожидании почтальона. Иван поглядывал на Олю, как она? Ему хотелось подойти к ней, поговорить о чем-нибудь, но он не решался сделать это при всех. Юрий пришел вместе с Валентиной, своей супругой. Принялся знакомить ее с отдельными специалистами. Ранее такой возможности не было. Валентина, будучи по своей природе женщиной общительной, с удовольствием принимала новые знакомства. К тому же все рабочие дни, когда Юрий был на своем объекте, она оставалась дома и никуда не выходила. Не рекомендовалось женщинами без сопровождения мужчин появляться где-либо среди афганцев, включая и маркет. Самое большее, что она могла себе позволить, это зайти в наш магазин, благо он находился метрах в пятидесяти от их блока. Подойдя к Ивану, Валентина присела в реверансе, улыбаясь во весь рот, и схватила его за руку для рукопожатия. Эта шутливая выходка не осталась не замеченной некоторыми из их контракта.

– Между прочим, я очень соскучилась по тебе, Иван, – с упреком сказала Валентина, – мог бы зайти к нам вечерком на чашку чая или пригласить нас к себе. Кажется, у тебя появился телевизор?

– Да, очень интересное зрелище. Тут первого мая показывали «Семнадцать мгновений весны», так там Штирлиц и Мюллер разговаривали на дари. Слышать это было невыносимо смешно. Да, часто показывают музыкальные передачи с национальными песнями. Впрочем, приходите как-нибудь, если вам интересно.

– У меня появилась идея, Иван, – вмешался в разговор Юрий, – как ты смотришь на то, чтобы изучать язык.

– Какой, дари?

– Да, бытовой. Это облегчит общение с подопечными сотрудниками, в магазинах, на маркете. И вообще, я считаю, что жить в этой стране и не знать ни слова на их языке, это неуважение к местному населению.

– Что ж, идея хорошая. Все равно делать нечего. А кто будет преподавателем?

– Любой из переводчиков. Но я думаю, что было бы лучше, если бы согласилась Шахида.

Перспектива иметь возможность более тесного контакта с этой приятной женщиной привлекала Ивана, и он поддержал эту идею.

– Давай завтра с утра обсудим этот вопрос в нашем офисе. Только больше никого привлекать не надо. В тесном кругу материал усваивается легче, сам знаешь, учил язык.

Иван знал, что Юрий перед отправкой в Кабул прошел ускоренный курс английского языка. Не зная его совсем, сейчас он мог изъясняться на английском, хотя и в ограниченном объеме. Что ж, теперь будет учить дари, глядишь, станет полиглотом.

Пришел почтальон с пачкой писем в руках. Это был доктор Цыцорин из Сыктывкара, невропатолог, тихий и застенчивый человек. Говорил он мало и часто казалось, что он испытывает вину, неизвестно за какую провинность. Его жена, Анна, педиатр, была такой же тихой и мало разговорчивой. Она могла обсудить с кем-нибудь из женщин контракта кулинарные вопросы и на этом ее интерес ограничивался.

– Внимание, – громко произнес почтальон, – раздаю письма.

Все притихли в ожидании и с надеждой услышать свою фамилию. В этот момент Иван ощутил комок в горле, он напрягся как струна и вдруг услышал: «Белецкий, два письма». Он взял эти два драгоценных белых конверта, увидел знакомый размашистый почерк близкого ему человека, инстинктивно как-бы сохраняя от других, прижал к груди и отошел в сторону.