Позвонили в дверь.

– Это Оля, наша медсестра. Она совсем одна и сидеть одной в праздник скучно. Вот я и пригласил ее, – сделал пояснения Юрий.

Да, это была Оля. В нарядном платье, с красивой прической и с пирогом в руке, испеченном специально к праздничному столу, она выглядела очень привлекательной. Наталья подошла к ней, поцеловала в щеку, пригласила к столу. Пирог до поры до времени отправился на кухню. Иван попробовал осмыслить сложившуюся ситуацию. «Оля одна, – думал он, – пришла в гости, чтобы уйти от одиночества. Я тоже один и тоже хочу уйти от одиночества. Стало быть, мы с ней вполне может составить единую пару, по крайней мере, на сегодня». Они сели рядом. Вернее, их посадили рядом.

Как водится за праздничным столом, поздравили друг друга с праздником общим для всего советского народа. Большинство и Иван в их числе, любили его с детства. Потом произносили тосты за каждого в отдельности, а когда говорить уже было нечего, малышка прочитала стишок, раздались дружные аплодисменты и потом включили музыку. Здесь был уже современный «панасоник» и хорошие компактные кассеты. Иван пригласил Олю на танец. Анатолий танцевал с Аллой, Юрий со своей маленькой дочкой, Наталья прибирала со стола. Далее должен быть чай с пирогом, изготовленным Олей. Чем дальше продолжались танцы, тем теснее были контакты Ивана и Оли. Алла на это стала смотреть с ревностью и вот на очередной танец она пригласила Ивана. Приблизившись к нему, насколько это позволяло приличие и присутствие супруга, она стала выспрашивать у Ивана, нравится ли ему Ольга и как он среагирует на то, если она пригласит его к себе. Иван ни о чем таком не думал. Сейчас ему просто было хорошо, его покинула постоянная тоска по дому, прилепившаяся к нему уже несколько дней назад. Он перестал думать о разумности происходящего и предался теплым ощущениям близости то с одной, а теперь и с другой женщиной. На вопросы Аллы он еще теснее прижался к ней и как бы на ушко прошептал, что она говорит глупости. И еще сказал, что ему жаль, что здесь рядом с ними ее муж, и он не может быть более откровенным с нею. При этом сердце Аллы застучало так, что она взглянула на мужа, танцевавшего с Олей, не слышит ли он стука ее сердца. Следующий танец она также оставалась с Иваном.

Наталья пригласила всех к столу на чай, а Ольге велела разрезать пирог, как она считает нужным. Ведь это ее пирог. Мужчины с водки перешли на коньяк, а женщины продолжали пить вино. И чай, и пирог, и все остальное доставляло радость, сидевшим за столом. Иван вел оживленную беседу с Олей про ее родной город на Украине, говорил о том, что в молодости и у него был такой город – Полтава на берегу Ворсклы. Оля отметила, что она однажды была там и ей очень понравилась Полтава и Ворскла.

– А какая у тебя река, – вполголоса спросил Иван.

– У меня Днепр, – с гордостью ответила Оля, – широкий, с крутыми берегами.

– Моя Ворскла, между прочим, впадает в твой Днепр. Интересно, что испытывает она, когда соединяется с водами Днепра?

– Наверно, радость, – загадочно ответила Оля, посмотрев Ивану в лицо, – а вы хотели бы этого?

Потом они вновь вместе танцевали. Иван с каждым танцем обнимал ее все крепче и крепче, даже ухитрился поцеловать ее в шейку. В ответ она лишь откинула голову, еще больше оголив свою шею для поцелуя. Но Иван сдержал себя, хотя и с трудом.

– Я сейчас ухожу. Пойдешь со мной?

Иван кивнул головой в знак согласия.

– Спасибо всем за праздник, – громко сказала Оля, освободившись из танцевальных объятий Ивана, – Иван Павлович, Вы проводите меня?

– Конечно, провожу, – согласился Иван.

– Тогда спокойной ночи, Оля. Не забудь, завтра рабочий день и с утра у нас плановая операция, – напомнил Юрий Кирсанов, – Иван, если уходишь, то давай «на посошок».

Иван подошел к столу, взял предложенную ему рюмку коньяка, поблагодарил за гостеприимство и праздничный стол, чокнулся с мужчинами и выпил. Закусывать не стал. Поспешил за Олей. Та стремительно направилась к выходу из квартиры. По лестнице Иван едва успевал за Олей.

– Нехорошо получилось, – торопливо сказала Оля, – не успели толком попрощаться. Это я виновата. Но мне хотелось скорее остаться наедине с тобой.

Вышли на улицу. Начинало темнеть, Но у дома было тихо и у подъезда никого не было, кроме афганского охранника с автоматом.

– Хорошо, что никого из наших нет. Пойдем скорей.

Они поднялись на третий этаж. Оля жила в том же подъезде, где жило большинство специалистов контракта. Открыла дверь ключом и пригласила Ивана войти.

– Здесь мы живем с Валентиной Ивановной. Она сейчас в гостях у своих друзей. Так что мы совсем одни. Проходи, я сейчас освобожусь.

Иван прошел в большую комнату, обставленную приличной мебелью. Он услышал хлопок двери одной из комнат за его спиной. «Мне бы тоже пора в туалет», – подумал Иван и сел на диван, стоящий у двери. Пружины податливо скрипнули. «Такой же, как и мой», – вспомнил свой диван, стоящий в общей комнате, на котором он любил отдыхать вечерами за телевизором. Вошла Ольга. Он встал ей на встречу и обнял ее. Она прижалась к нему всем телом, и горячий поцелуй Ивана стал подарком за ее отзывчивость.

– Пойдем ко мне в комнату, – предложила Ольга и повела Ивана за руку к себе.

– Подожди немного, я сейчас вернусь, – освободился Иван и направился в туалет, – там можно воспользоваться полотенцем?

– Конечно, я жду тебя.

Через пару минут Иван вернулся в комнату и застал Олю в постели.

– Иди ко мне, я больше не могу ждать.

Для их любви оставалось совсем немного времени, так как через час – полтора должен наступить комендантский час. Оля и Иван знали это, потому и торопились насладиться неожиданной близостью. Они не придавали значения тому, что происходило с ними. Они хотели друг друга и отдавались этому желанию любовной близости без стеснения и каких-либо ограничений. Иван ласкал ее нежную кожу, целовал сосок, гладил бедра, живот. Ольга порывисто дышала, слегка постанывала, целовала Ивана в шею. В порыве страсти она крепко прижимала его к своей груде. Потом затихла, а когда восстановилось дыхание после пережитой страсти, Ольга сказала:

– Тебе пора, скоро комендантский час, да и Валентина может нагрянуть неожиданно.

Иван не спеша встал, оделся, погладил Олю по ее светлым волосам, раскинувшимся на подушке, нежно поцеловал.

– Не вставай, милая. Я захлопну дверь. Завтра увидимся.

Ольга осталась лежать в постели. На душе было спокойно и немного радостно. Не хотелось ни о чем думать. Ни о завтрашней плановой операции, ни о маме, оставшейся одной в маленькой хатке на окраине большого украинского города, ни об Иване, ласкавшего ее еще пять минут назад. Вдруг, она вновь ощутила теплоту его нежных рук, провела по своему телу руками там, где только что были руки Ивана, и тихо застонала. Потом дотянулась рукой до кнопки выключателя на настольной лампе, погасила свет, повернулась на бок и тут же заснула.

Иван в это время поднимался по лестнице в свою квартиру. При входе в подъезд он увидел голубой свет в окне большой комнаты. «Смотрят телевизор, – подумал он, – это хорошо, меньше будет расспросов». Дверь ему открыла Алла и, посторонясь, пропустила в квартиру.

– А мы без спросу включили телевизор, – сообщила она.

– И правильно сделали, – ответил Иван и прошел к себе в комнату. Он решил принять душ, если еще была вода. Переодевшись в домашнее, он прошел в ванную. Открыл кран горячей воды и с радостью обнаружил, что воду еще не отключили. После душа, снявшего с него все симптомы праздничного опьянения, он зашел в большую комнату и спросил, что идет по телевизоры.

«Семнадцать мгновений весны, – ответил Анатолий, улыбнувшись в усы, – на афганском языке».

Иван присел на диван и прислушался к Штирлицу. Действительно, тот говорил на афганском языке. Более того, появившийся на экране Броневой в роли Мюллера, тоже заговорил на дари. Он приветствовал Штирлица стандартным приветствием, которое обычно используется в Кабуле. Приблизительно, это звучало так: «Хубасти, чатурасти, Штирлиц», что означало, скорее всего: «Здравствуйте, как дела». Штирлиц, в свою очередь, ответил Мюллеру также, добавив еще несколько слов. При этом выражение лиц, что у Мюллера, что у Штирлица было серьезным, и это нельзя было смотреть без улыбки.