Эдуард не слушал, сердце сжало так, что казалось, вот-вот оно оборвётся и упадёт в ту бездну, из которой вчера звонил Пашка, его ДРУГ. «Нельзя, чтобы родители хоронили своих детей»……..

Эдуард выключил свой телефон, он смотрел вперёд, в морскую даль. Он до конца так и не понял, что всё это значит. Но то, что в нём было внутри, то человеческое, что ещё осталось. То, что подавало признаки совести т сочувствия, подсказывало ему, что это не бред, что это всё наяву. Но как такое может быть? Он догадывался, что это Павел с перепоя решил надавить на жалость Эдуарда, он даже надеялся, что тот собрался покончить жизнь самоубийством. Но он никак не думал, что тот уже мёртв. Как это возможно, чтобы люди звонили с того света. Может это Он. Проверяет его на прочность, в состоянии ли Эдуард готовности и ни кинется ли исполнять желания каких-то своих старых друзей, отвлекаясь от грядущего.

– Мне в это время здесь очень нравится.

Эд подскочил, как ошпаренный, кто-то справа на лавочке сидел рядом с ним и говорил.

– В прошлом году я тоже был здесь. Тогда здесь была гроза, море бушевало сильно. Стихия ни сравнима ни с чем по силе, того и гляди собьёт с ног и утянет за собой в самую пучину.

Эдуард смотрел на мальчишку лет десяти, может чуть больше, который сидел на скамье, положив руки на колени, так что левая рука накрывала правую. Мальчик смотрел прямо перед собой, на море, немного сощурив глаза. Лёгкий ветер трепал его светлые волосы, на губах играла еле заметная улыбка. Он был одет в короткие шорты, лёгкую футболку, на ногах обуви не было, мальчик был босым.

– Ты кто, малыш, – спросил Эдик, – где твои родители?

– Разве это сейчас важно, – спросил мальчик, так же смотря перед собой, – Эдуард?

Эдик не поверил своим ушам.

– Откуда тебе известно моё имя, пацан?

– Не те вопросы ты мне задаёшь, Эдуард. Не там ищешь. Вопросы ты должен задавать не мне, а самому себе.

«Это сон» подумал Эд. Этого просто не может быть.

– Я понял, – заговорил Эдик, – это просто глупый розыгрыш. Тупой, до безобразия идиотский юмор. Всё это чья-то выдумка: мой друг алкаш, больная дочь, смерть друга, его пьяная жена. Да за всю эту херню сам Егор Егорович не удержится на своём месте, я его выкину со службы, в зашей, без выходного пособия. Без права восстановления, – Эдуард не просто говорил, он хрипел, перерывами стискивая зубы от гнева, с прищуренными глазами, прожигающими мальчишку насквозь, – Я всех к чертям собачьим выдворю со службы за эту ахинею. А тебя отправлю в какой-нибудь приют. Родителей твоих куда-нибудь в ссылку, по старинке. Устраивает такой расклад сынок?

Мальчик не смотрел на Эдика. Он глядел вперёд, без изменений, с той же неизменной лёгкой улыбкой, выводившей из себя Эдда.

– Однажды, когда тебе было двенадцать лет, – начал мальчик, – твоя мама позвала тебя в свою комнату. Ещё в старом вашем доме, в деревне. Ты помнишь. Это произошло ночью. Она сказала, что просто хочет побыть с тобой вдвоём, поболтать, помолчать. Не больше. Однако, тогда ты уже знал всю правду, которую тебе поведал твой отец. Он сказал тебе, что утром они с местным ветеринаром усыпили твоего любимого пса. Гектора. Пса, которого ты очень любил, но который был очень стар. Отец всегда готовил тебя чересчур сурово, говорил всё, что думал в глаза, в лоб. Да и зачастую порол тебя, за что ты до сих пор не можешь его простить. Ты не дал маме шанса солгать тебе, а просто сделал так, чтобы она ничего не произнесла первой, даже на любую тему. Ты сам начал говорить о другом, сам начал врать самому себе. Врать так, что сам поверил в то, что ничего не случилось, что отец ничего не говорил, а пёс ещё бегает где-то во дворе….. Точно так же, как заставил себя поверить, что никого не сбивал на своём автомобиле. И ещё кое о чём. О том, что произошло немного раннее смерти твоей собаки.

Эдуард не заметил, как из глаз выступили слёзы. Он нервно теребил свои пальцы, с такой силой, что попадись в них сейчас даже гранитный камень, он бы стёр его в порошок, не дав никакого шанса. Он сухо выдавил из себя, тяжело сглотнув:

– Кто? Кто тебе это рассказал?

– Никто. Вспомни, ты же об этом никому не говорил. А родителей твоих уже давно нет. А в радиусе на полкилометра никого не оказалось рядом с тем человеком. С тем обладателем кожаного портфеля.

– Кто ты такой, мальчик. Я уже ничего не понимаю. Всё, как какой-то несуществующий фарс. Ты говоришь о вещах, о которых никто по сути вещей не должен даже и догадываться, а я даже не в силах предположить, как такое вообще возможно.

– Не это тебя сейчас должно волновать, Эдвард.

Эдуард ничего уже не мог с собой поделать. «Эдвард»… Где-то из глубин памяти вырывались какие-то очертания. Сначала лиц, потом фраз, неясных силуэтов. «Эдвард». Его так называли раньше. Но кто? Где он мог уже слышать это обращение к себе? Эдуарда так резко осенило, что он зажмурил глаза. Так его звал только его друг из далёкого, забытого детства. Денис Седых. Седой, как прозвали его ребята за его фамилию. Только он имел права называть так Эдика, как сам так считал Седой.

– Знаешь, Эдвард, – продолжал мальчик, – как бы странно это не звучало, а странностей сегодня ты уже наслушался. Тебе придётся залезть в петлю. В петлю времени. Чтобы разобраться в себе, исправить то, что лежит на тебе непосильной ношей. Ты оступился тогда и лишь поэтому Зло, чьё имя я произносить не буду, выбрало тебя. И вот теперь ты стал таким, каков Ему нужен больше всего. Ты предал своего друга, не оставил ему никакого шанса, ты вступил в общество людей, чьи души давно принадлежат темноте. Но у тебя ещё есть шанс. Шанс исправить что-то. Да, ты не вернёшь своего друга, не воскресишь. Но ты можешь вырвать его из плена, оттуда, куда он загнал себя против своей воли, ибо душа его была слаба и нуждалась в помощи, которой он, увы, так и не ощутил.

Эдуард молчал. Он слушал. И чем больше он слушал, тем больше понимал, что это не бред, не помешательство, что это происходит на самом деле.

– Как же я смогу это сделать?

– Я помогу тебе. Тебе стоит только закрыть глаза и представить себе то, чего бы ты хотел увидеть сейчас больше всего на свете.

Эдуард вопреки всему заставил себя засмеяться. Нет, он просто залился нечеловеческим смехом, глядя на мальчишку.

– Пошёл ты, малец, к чертям собачим. Я не знаю, кто ты и что это за херня из психологии, с помощью которой, может кто-то загнал меня в гипноз и выведал про моих родителей и пса, но я повторюсь. Пошёл ты, мать твою, наглец…

– Эдик, – так же спокойно продолжал мальчишка, – наберись терпения. Просто закрой глаза и позволь мне помочь тебе. Ведь я в тебя верю.

Верит. Верит. Это Он. Да, это Он послал этого мальчика к нему. Свершилось.

Эдик закрыл глаза. Сосредоточился. Пусть будет, что будет. Розыгрыш, прикол, издёвка коллег, его братьев. Или же истина, которую так хотелось поскорее обрести. «Увидеть то, чего желаю больше всего на свете», – подумал Эд. Но чего именно, не мог сообразить. Мысли сами нашли его. Именно те мысли, которых он никак не ожидал….. МАМА.

Запах жареных пирожков с картошкой ни с чем не перепутаешь. Эдуард не мог понять, откуда этот запах появился. Всё ещё держа глаза закрытыми, он подумал, что какой-то торгаш проходил сейчас мимо него с пирожками и аромат сам нашёл его. Он улыбнулся. Открыл глаза. Эд продолжал сидеть. Но где? Вроде комната. Что-то знакомое как будто. Старый шкаф, посреди комнаты стол, рядом небрежно расставлены стулья. На одном из них сидел он сам. Он не верил своим глазам, ведь сложилось такое впечатление, что он бывал здесь уже и раньше. Да это же его дом, в деревне, дошло до него наконец. Как такое может быть. Он хотел было встать, но ощутил что-то непонятное в своём теле, что-то знакомое, но иное. Что-то лёгкое, невесомое. Эдуард невольно опустил глаза на свои ладони. Молодость. Нет, юность или даже детство. Эдик давно уже забыл, в каком именно возрасте так выглядели его руки.